Полина Осипенко

Продолжаем публиковать главы из книги Марины Расковой «Записки штурмана» (Государственное Военное Издательство Обороны Союза ССР. Москва, 1939 год. Библиотека красноармейца. 128 с. Тираж не указан).
Ч.1. Про то, как «оморячилась» Полина
 
В летающей лодке над сушей
 
Машина отрывается от воды и начинает плавно набирать высоту над бухтой. Делаем первый разворот и видим, как два катера спокойно возвращаются в бухту. С катеров нам машут руками. Значит, утопавшие спасены.
 
Скоро взойдет солнце. Вот уже на востоке появился предвестник восхода - яркорозовая полоса рассвета. Кажется, будет хорошая погода!
 
Берём курс на Киев и в последний раз бросаем прощальные взгляды на Севастополь.
 
Слева море, справа берег - западное побережье Крыма. В предрассветных сумерках пролетаем Евпаторию. Восход солнца встречаем над Каркенитским заливом.
 
Море становится чудесным.
 
Медленно-медленно ползет кверху огненно-красный шар. Вот он отделился от горизонта и катится вверх, всё выше и выше.
 
Солнце светит еще не так ярко, но глядеть на него долго невозможно: больно глазам.
 
Проходит ещё немного времени, и вот уже первые лучи заиграли в волнах моря.
 
Море блестит, радуясь наступающему дню.
 
Ожили, зазеленели, зацвели всеми красками берега.
 
Мы летим, нам хорошо. Позавтракали на Черном море, а ужинать будем в Архангельске.
 
Но солнце недолго нас балует и ласкает. Вот оно осветило впереди нас мощный слой облаков. Кажется, скоро придётся распрощаться с хорошей погодой. И верно, не успеваем мы пролететь Каркенитский залив, подойти к материку и взять направление на Николаев, как облака заволакивают всё вокруг самолета. Сквозь них едва-едва видны отблески моря. Затем слева мелькают очертания города - это Николаев. Здесь мы расстаемся с Чёрным морем.
 
Бот уже справа ушёл далеко назад Днепр, слева ушёл Буг, под нами лежит суша, степная полоса. Хоть бы мелкая лужица блеснула. Нет, степь безводна. Мы пролетаем по тому самому отрезку маршрута, который во время сборов больше всего пас беспокоил.
 
Но мотор работает исправно, и мы летим спокойно и уверенно. На сухопутном пейзаже, слева, довольно живописно проектируется тень от нашей лодки. Не так уж плохо получается, не хуже сухопутного самолёта.
 
Под нами облака с разрывами. Летим на высоте 4 000 метров. Впереди, как снежные горы, группируются кучевые облака. Полина восхищается их красотой. Мне некогда обозревать облака. В эти минуты меня больше всего интересует связь. Сейчас буду кончать работу с Севастополем. Следующий пункт связи - Киев.
 
Настраиваюсь на другую волну, вызываю. Киев меня слышит. Посылаю последний привет Севастополю. Принимаю Киев, передаю, делаю расчёты, записываю в бортовой журнал. Стараюсь не терять ни минуты. Потом встаю во весь рост в передней части кабины, чтобы видеть землю. Внизу, несколько позади, в кабине стоит мой компас. Я его хорошо вижу.
 
Когда Полина и Вера несколько уклоняются от курса, я им рукой делаю знаки. Полина сидит торжественная я важная, как именинница. Вера всё время ползает в хвост нашего «МП-1» к бензиновым бакам, - следить, как расходуется горючее и масло. Наученная горьким опытом, Полина всё чаще посылает её к бакам.
 
Скоро Киев. Уже давно под нами сплошная облачность. И вдруг впереди вырастает огромная башня облаков. Я знаю, что это предвестник грозы, - грозовые облака всегда принимают форму башни. Мы летим на высоте 5000 метров, но облачная башня ещё выше. Перелететь через неё не удастся. Дышать становится еще тяжелее. Стараемся дышать ровно, равномерно, привыкаем к высоте. Берём немного правее, чтобы оставить в стороне грозную облачную башню. Но где там!
 
Облака захватывают самолёт в плен, - и вот уже мы летим окутанные со всех сторон белой пеленою. Очень красивы эти огромные лохматые снеговые массы облаков. Полина восхищается ими. Мы летим вслепую, и только временами, когда появляются лёгкие разрывы, рассматриваем землю и убеждаемся, что идём правильно, по курсу.
 
Так подходим к Киеву. В разрыве облаков видим блестящую змейку Днепра. Пройден самый трудный участок безводного пространства. От сердца отлегает. Переговариваемся с Полиной. Она передает мне записку: «Правда, красивый город? Я здесь работала».
 
Берем курс на Новгород.
 
Еще в Севастополе Вера Ломако рассказывала, что её родные живут в Гомеле. Я предлагаю ей сбросить письмо, когда будем пролетать близ её города. Вера строчит привет. Когда показывается линия железной дороги на Гомель, я выбираю самый хороший вымпел, чтобы над одной из железнодорожных станций сбросить Верину записку. Облака становятся гуще. Мы забираемся всё выше и выше. Наконец, вижу дорогу, станцию. Рассчитываю и сбрасываю вымпел. Потом пишу Вере Ломако; «Есть! Почтальон ваше письмо отправил...»
 
Дальше земли уже совсем не видно. Нас гонит вперед попутный ветер. Пролетаем пункты гораздо раньше намеченного времени. Горючее уже нас не беспокоит, - ветер помогает. Перехожу на связь со Смоленском, прощаюсь с Киевом, в последний раз сообщаю, какие пункты мы пролетели.
 
Теперь у нас новая забота. В Новгороде спортивный комиссар должен зарегистрировать момент нашего пролета над городом. По условиям Международной авиационной федерации (ФАИ) мы обязаны на 50-метровой высоте пролететь над пунктами, где за нами наблюдают спортивные комиссары. Сейчас мы находимся на высоте 5 000 метров, летим вслепую, внутри густого слоя облаков. Ветер попутный, нижний край облаков невысок, - значит, нужно точно выводить машину на Новгород. Рано снижаться под облака нельзя: если почему-либо придётся садиться на воду, с малой высоты не дотянем.
 
Я высовываюсь наружу и очень долго торчу здесь, слушаю радиомаяки, проверяю курс.
 
По радиомаякам выходит, что мы уже подлетаем к Ильмень-озеру, на берегу которого расположен Новгород. Вот здесь можно снижаться под облака и низко над Ильмень-озером подходить к Новгороду. Даю знак Полине снижаться. Она сперва не хочет: ей кажется, что ещё рано, что не может быть так скоро Новгород.
 
Машина планирует в облачности. Летим на 2000, 1 500, 1 000 метров, а земли всё не видать. И лишь, спустившись до 700 метров, отчетливо видим Ильмень-озеро.
 
- Где Новгород? - спрашивает Полина.
 
Гордо указываю рукой на противоположный берег Ильмень-озера. У озера простирается красивый старинный город. Мы видим мосты через Волхов, белые стены Кремля. Как раз он нам и нужен. Мы должны пролететь над кремлевской площадью, там стоит наш спортивный комиссар. Полина хорошо знает свое дело. Высотомер показывает 50 метров. Мы проносимся над площадью и снова набираем высоту.
 
Теперь Полина получает от штурмана новый, последний, курс - на Архангельск. Полина довольна. Она поднимает кверху большой палец левой руки и показывает: «Во!» Я принимаю независимый вид, как бы отвечая: «Ещё бы не «во!» Перешучиваемся знаками. Ну, думаю, раз Полина повеселела,- значит, всё будет в порядке.
 
Впереди, в разрывах, видно Онежское озеро. Над ним нет облаков. Вот уже мы летим над его пустынными, хмурыми водами.
 
Пишу Полине:
 
«Если хочешь садиться раньше, то есть возможность приводниться у Петрозаводска». Но Полина улыбается, отрицательно качает головой и пишет: «Хватит до Архангельска» и одобрительно кивает, когда узнает, что я держу связь с Архангельском.
 
Пролетели Онежское озеро. Снова и снова облачность. Какой прок от того, что временами облака меняют свою форму: то кучевые, то перистые, то мохнатые, как огромные хлопья ваты, то сплошные, то с маленькими, едва заметными оконцами - просветами. Это все же облака, сквозь которые ничего, ничего не видно. Вот сейчас над нами второй ярус облаков. Они лежат длинными грядами, разбросанные сильным ветром на высоте. Ничего доброго не сулят эти облака, холодно становится от одного их вида. А мы прозябли и без того, хотя на нас тёплые меховые пальто, тёплые шлёмы и унты. Подумать только: несколько часов, назад мы в той же одежде изнывали от Севастопольской жары... Полину поеживается и пьет горячий чай из термоса.
 
Миновали реку Онегу. Скоро Архангельск. Минут через сорок. Начинает болеть голова. Сильно стучит в висках. «Эге, думаю, сказывается кислородный голод!» Смотрю на Полину, проверяю себя по ее виду. Моя Полина тоже побледнела. Еще бы! Вот уже десять часов, как мы летим на высоте 5 000 метров, а кислородные баллоны стоят нетронутые. Но мы упорствуем. Теперь уже спортивное упрямство берёт верх над прочими чувствами и ощущениями. Стоит ля открывать баллоны на какие-нибудь полчаса?
 
Зато с каким удовольствием мы ощущаем потерю высоты, когда приближаемся к Архангельску и Полина идёт на снижение. Стук в висках сразу прекращается, становится легче дышать. Вот и облака остались где-то там, над нами. Внизу железная дорога. Мы идём вдоль неё к Холмовскому озеру. Машину начинает болтать и трепать над болотистой и озёрной местностью. Теперь мы тоскуем по высоте: хоть там нехватало воздуха, но зато и болтанки не было. Как спокойно лететь на большой высоте!
 
Два сухопутных самолёта вылетают нам навстречу, Они летят впереди нас. Мы с шиком «газуем» и обгоняем их. Впереди уже отчетливо видно Холмовское озеро, - последнее озеро перед Архангельском. Благодарно смотрю на Веру Ломако, которая добыла нам во время подготовки самые точные и самые подробные карты. Полина тоже видит озеро и знает, что здесь нам садиться.
 
Незаметно пробегают последние минуты. Высовываюсь из кабины и вижу; Полина уже заходит на посадку. Под нами озеро. Желанное Холмовское озеро.
 
Теперь нас уже сопровождают два гидросамолета. Как приято, что ребята вылетели нас встречать.
 
Посреди озера на шлюпке горит дымовая плошка. Дым стелется узкой полосой по воде и показывает направление ветра. Нас ждут.
 
Полина заходит на посадку, как полагается, против ветра. Лодка так плавно касается гладкой спокойной поверхности озера, что я даже не замечаю момента посадки. Самолёт скользит по зеркальной воде. Полина выключает мотор. Мы ещё движемся немного по инерции и останавливаемся посреди озера.
 
В тишине послышался шум маленького моторчика. Подошла крошечная моторная лодочка, со шлюпки мне бросают конец, я вяжу его за ушко в передней части своей кабины, и лодочка как-то неспокойно, рывками, начинает тянуть нас к берегу. Подходим к берегу, видим на яркозеленой траве небольшую группку людей.
 
Нас приветствуют, машут руками. Самолёт крепят к специально для нас поставленной крестовине, и мы высаживаемся на берег. Нам преподносят букеты северных цветов, поздравляют.
 
Два комиссара на шлюпке отправляются к самолёту - снять барографы и проверить пломбы на бензиновых и масляных баках. Начинается сильный дождь. Нас сажают в ту же шлюпку и везут к озеру Лахта. Там - дом отдыха, в котором мы будем жить до отъезда в Архангельск.
 
Проезжаем остров с крохотной деревушкой. Посреди - смешно разукрашенная церковь, словно кустарная игрушка. Справа, на берегу озера, лестница с широкими ступенями, вся увешанная морскими флагами. На лестнице народ. Когда наша шлюпка подошла к маленькой пристани, от которой вверх поднимались ступени, заиграл оркестр. Почти не чувствуя под собой ног от волнения, мы взбежали по лестнице.
 
Со всех сторон на нас сыпались букеты цветов. Поперек лестницы висели красные полотнища с лозунгами. Но больше всего нас поразили морские флаги, которые вывешиваются, как это известно, только в особо торжественных случаях. Неужели всё это в честь нашего прибытия...
 
Нас провожают в дом. Полина тотчас отправляется к прямому проводу говорить с Москвой. Она докладывает начальнику военно-воздушных сил об окончании нашего перелёта. Из Москвы нас поздравили. Мы, трое, собрались в уголке и стали составлять телеграмму правительству и товарищу Сталину. Телеграмму составляли долго, но получилась она у нас очень короткая:
 

 
Утром я проснулась раньше всех. Из нашей комнаты открывался прекрасный вид на озеро, на северный лес с зелёной-зелёной травой. Я разбудила Веру, Вера быстро вскочила на ноги. Тихо, чтобы не потревожить Полину, мы вышли на воздух. Схватились за рука и побежали по лесу. Мокрая от росы трава приятно хлестала по сапогам, сапоги замокли, но это было тоже приятно, и мы бежали, бежали. Нашли куст шиповника, сорвали цветов себе и Полине. Так бежали, пока не увидели лестницу, по которой взбирались вчера с берега.
 
Смотрим, фасад лестницы украшен портретами товарищей Сталина, Ворошилова, Теперь уже читаем лозунги, мимо которых, как во сне, проходили вчера, не помня себя от счастья. На одном из лозунгов увидели: «Сталинская Конституция дала советской женщине все права наравне с мужчинами. Да здравствует Сталинская Конституция!»
 
На другом: «Да здравствует непобедимая Красная Армия!» На третьем: «Привет отважным советским лётчицам Осипенко, Ломако и Расковой!» У нас сильно забились сердца. Первая мысль была - побежать, разбудить Полину, чтобы и она прочла, что здесь написано. Но потом решили, пусть отдыхает.
 
Спустились по лестнице, вскочили в шлюпку, стоявшую у берега, и взялись за весла. Гребли по-морскому. Лодка быстро мчалась по ровному зеркалу воды. Громко пели. Гребли до тех пор, пока не почувствовали, что захотелось есть. Ещё быстрее пошли к берегу и, поднявшись по лестнице, побежали в дом будить Полину.
 
Во время завтрака ели за семерых и подшучивали друг над дружкой. Много смеялись над тем, какие мы чёрные от южного загара. Это никак не гармонировало с окружающей северной природой. После завтрака нам сказали: «Поедете в Архангельск, вас там ожидают». Жалко было уезжать с озера Лахта.
 
На вокзале нас встречали представители архангельских организаций. Мы вышли из вагона, поздоровались. Нас спросили: «Вы уже читали телеграмму от товарища Сталина?». Нет, телеграммы мы ещё не видели. Волнуясь от нетерпения, поспешили в город.
 
В гостинице нам дали номер газеты «Правда Севера». На первой странице было напечатано:
 

 
Трудно рассказать, какая поднялась возня в номере гостиницы.
 
Но нас ожидали, надо было отправляться на завтрак в Областной комитет партии. Здесь мы стали раздумывать, какую телеграмму дать в ответ. Решили разойтись по разным комнатам и писать. Писали долго. Подруги заставили сначала меня прочитать мой текст. Вера Ломако сразу согласилась. Полина прибавила несколько слов из своего текста и ответ был готов. Мы писали:
 

 

 
Валязнакомится c Полиной
 
Мне очень хотелось познакомить свою новую подругу Полину Осипенко с Валей Гризодубовой. Мы с Полиной много разговаривали о женщинах-летчиках.
 
Я говорила, что знаю Гризодубову и считаю её одной из самых лучших летчиц, она летает уже больше десяти лет. Полина также слыхала о Гризодубовой и хотела с ней познакомиться. Но Полина жила в Брянске и, приезжая, не имела времени встретиться с Валей.
 
Однажды, ещё до перелёта Севастополь - Архангельск, Валя звонит мне по телефону и совершенно спокойно, как если бы речь шла о прогулке за город, говорит:
 
- Помнишь наши разговоры о дальнем перелёте?
 
- Помню.
 
- Ты не отказалась от мысли лететь со мной?
 
- Нет.
 
- Тогда поедем машину смотреть.
 
- Какую машину?
 
- Ту, на которой мы полетим на Дальний Восток.
 
- Разве ты что-нибудь сделала для этого перелёта?
 
- Да. Нам уже выделена машина.
 
Я очень удивилась. Валя заехала за мной, и мы отправились на завод, где стояла машина. Это было зимой. Машина показалась мне грандиозной. Она была намного больше и солидней всех тех, на которых Валя летала до сих пор. Её колеса били выше человеческого роста. Она напоминала тяжелые корабли. Но я не слыхала никогда в жизни, чтобы девушки летали на тяжелых кораблях. Уже одно то, что нам доверяют такую солидную машину и Валя Гризодубова будет управлять таким огромным кораблём, - уже одно это волновало. Новый перелёт казался ещё более заманчивым и интересным.
 
Инженеры - специалисты по оборудованию самолёта, показали мне кабину штурмана. Она мне не понравилась, в ней был слишком малый обзор, а в дальнем полёте, особенно на большой высоте, обзор нужен как можно больший. Я попросила переделать кабину, больше её остеклить. Дала инженерам большой список приборов, которыми просила оборудовать кабину. Инженеры записывали. Когда мы возвращались с завода, я спросила Валю:
 
- А кто будет вторым пилотом?
 
- Сама ещё не знаю. Нужно выбрать такого, который мог бы летать ночью.
 
Мы стали перебирать имена и никак не могли остановиться на каком-нибудь одном. Эта ростом мала, ноги до педалей не достанут, а машина тяжёлая. Другая летает не так давно. Потом я говорю:
 
- Есть одна, кажется, хорошо летает.
 
- Кто такая?
 
- Полина Осипенко.
 
- Она не согласится лететь вторым пилотом. Она орденоноска, лётчик с именем. Разве такой предложишь лететь вторым пилотом?
 
- Ручаюсь, Валя, согласится.
 
- Если согласится, то замечательно.
 
В тот же день я отправляю Полине телеграмму;
 
«Телеграфируй согласие участвовать дальнем женском перелёте вторым пилотом». И к вечеру получаю «молнию»: «Согласна вторым пилотом. Полина».
 
Когда Полина приехала в Москву, мы вместе с ней отправились к Вале. Валя сидела в своем обычном летнем платье и играла с Соколиком. Полина смотрела на Валю с явным недоверием. Она в это время, наверное, думала: «Не может быть, чтобы такая «комнатная» с виду женщина была способна на дальний перелёт». Действительно, Валя у себя дома ничем не напоминала Валентину Гризодубову, знаменитую советскую летчицу. Ничто в ней не обнаруживало лётного человека. А когда мы с Валей сели за рояль и стали играть, Полина была совсем сбита с толку. Впоследствии она откровенно признавалась, что в эти минуты думала: «Вот, какой-то женский базар. Несерьезное это дело...»
 
Сели ужинать. Валя заговорила о перелёте. Она сразу обратилась к Полине, как к старой знакомой, и сказала:
 
- Так вот, Полина, нам разрешают перелёт. Мы решили лететь на Дальний Восток, чтобы побить международный женский рекорд дальности.
 
И Валя стала подробно рассказывать о машине. Говорила деловито, просто и убедительно. Очень терпеливо и со знанием дела отвечала на вопросы Полины. Теперь по глазам Полины и по её тону было видно, что мнение о новой знакомой изменилось. Валя пошла провожать нас до лестницы. Настроение было радужное, мечтательное. Валя сказала:
 
- Вот будет славная тройка! Мы должны сработаться, должны дорожить друг другом. Когда люди идут па большое дело, им надо быть хорошими друзьями, чтобы жизнь одного была дорога другому.
 
Распрощались. На улице Полина поделилась со мной своими впечатлениями:
 
- Знаешь, мне сперва показалось, что все это «липа», а теперь я вижу, что дело серьёзное. Боевая она, Гризодубова.
 
Но до перелёта на Дальний Восток было ещё далеко. Больше всего нас беспокоило, что затягивается перелёт Севастополь - Архангельск. Когда мы жили в Севастополе, время от времени Валя вызывала меня к телефону и спрашивала:
 
- Милый штурман, срочно сообщи свое местонахождение.
 
Я отвечала, что пока - Севастополь.
 
Валя рассказывала, что машина готовится, но кто-то тормозит,- задерживает подготовку. В последний раз, когда Валя звонила мне в Севастополь, она сказала, что намерена обратиться за помощью к самому дорогому человеку (она не сказала, к какому, это было и без того ясно). Только с его помощью удастся совершить наш перелёт.
 
Когда после перелёта Севастополь - Архангельск мы вернулись в Москву, На. вокзале среди родных и знакомых нас встречала и Валя. Здороваясь со мной, она шепнула:
 
- Есть хорошая новость. Я для вас приготовила сюрприз.
 
На следующий день Валя пришла ко мне и рассказала, что была у товарища Сталина, что он заинтересовался нашим перелётом, разрешает лететь на Дальний Восток и даже через северную оконечность Байкала, потому что это сокращает маршрут. Товарищ Сталин спросил, обеспечено ли в навигационном смысле озеро Байкал. Когда ему сказали, что там ничего нет, он потребовал, чтобы на северной оконечности Байкала был установлен радиомаяк и чтобы этот радиомаяк находился там до тех пор, пока мы не пролетим. Все остальное в наших планах он считал правильным и дал указание готовить нам машину.
 
После этого все взялись горячо за дело, началась настоящая подготовка перелёта. Каждое утро мы приезжали на аэродром. Машина уже стояла здесь, только без штурманской кабины - её переделывали. В самолёте были оборудованы пока только две кабины - первого и второго пилотов. Валя предъявляла свои требования конструкторам и инженерам. Пока шли переделки, мы тренировались. На такой же машине, как наша, мы совершали тренировочные слепые полеты. Летали втроем.
 
Я занялась своими штурманскими делами. Заказала карты, попросила склеить их полосами и наклеить на марлю, чтобы они не рвались в полёте. Наводила справки о попутных аэродромах. Собирала сведения о маршруте.
 
В институте имени Штернберга было заказано астрономическое предвычисление. Для девяти точек по нашему маршруту институт заранее рассчитал высоту солнца на целый месяц на каждые двадцать минут. Но важнее всего было - обеспечить самолет надежной радиосвязью. Обязанности радиста возлагались на штурмана.
 
Я начала заниматься связью. В полёт предназначалась радиостанция новой конструкции, прекрасная всеволновая станция. Прежде всего мне предложили изучить международный переговорный код. В полёте штурману предстояло работать непрерывно двадцать восемь часов. Значит, очень важно научиться принимать и передавать как можно быстрей и натренироваться работать на новой станции так, чтобы никакое утомление не сказалось на качестве радиосвязи.
 
Мне дали в помощь инструктора - связиста Алешина. Это был строгий и очень требовательный инструктор. Он требовал безупречной точности. Даже тогда, когда я уже наловчилась достаточно быстро работать ключом, он говорил:
 
- Скоро-то скоро, но недостаточно чисто...
 
(Продолжение следует)
 
Коллаж и перевод в электронный вид В. Буря.