Капитан Анатолий Семашко

Так уходят легенды. А в том, что капитан Семашко при жизни был легендой, - в этом нет никаких сомнений. Помню его усмешку: «Военным морякам дают знак «За дальний поход» за 10 тысяч миль. А у нас бывали случаи, и не раз, когда за один рейс проходили по 45 тысяч миль и больше. Но мы - не военные моряки, нам такие знаки не положены…»
 
Если бы такие знаки были положены, боюсь, Анатолию Александровичу было бы некуда их вешать: он в одной только Антарктиде «отмотал» больше 115 тысяч миль. Это безумная цифра. Мне тоже недавно пришлось побывать в водах, омывающих южный ледовый континент. Мы прошли около десятка тысяч - на современном «броненосце» усиленного ледового класса. А как он это делал полвека назад, на хлипком судне - ума не приложу.
 
Он командовал десятками судов разных типов: промысловыми, транспортными, перерабатывающими, научными. Но главным судном его жизни, пожалуй, стала рыбомучная база (РМБ) «Алексей Чуев». Это было уже последнее десятилетие советской власти, уже хватало цинизма и неверия ни во что. Но «Чуев» - это была марка. Не рискну сказать про всю страну, но то, что на Дальнем Востоке (где производилось 70 процентов всей рыбной продукции СССР) «Алексей Чуев» был абсолютным флагманом отрасли - бесспорно. Под 250 метров длиной, с мощной фабрикой, плавучий город-завод, более полутысячи членов экипажа, больше 70 специальностей, и капитан назывался не «капитан», а «капитан-директор». Им и был Анатолий Семашко.
 
Попасть на «Чуев» было счастье, любой кандидат и соискатель проходил жесткий конкурсный отбор. Здесь была крепкая дисциплина, но и заработок был обеспечен: Семашко умел организовать производство и возвращался всегда с намного перевыполненным планом. Не раз доводилось бывать у него на борту в районе промысла, как правило, в Охотском море. Пересаживаешься в «корзине» с пришедшего из Владивостока рифера или танкера, тебя принимают на борту, а после фразы «Проводите меня, пожалуйста, к Анатолию Александровичу» смотрят сначала с недоверием (дескать, кто ты такой, чтоб идти к капитану), а потом - после слов о том, что мы давно знакомы, - с уважением. И ты догадываешься, что это уважение к нему распространилось и на тебя.
 
В конце 1989-го, когда были объявлены выборы народных депутатов РСФСР, он прислал мне с моря радиограмму с просьбой быть его доверенным лицом. Я счел это за большую честь. Но те выборы мы проиграли; он слишком поздно пришел из рейса, а заочно, хотя имя его гремело, агитировать трудно. Больше он в политику не играл никогда.
 
С возрастом, выйдя на пенсию, он нашел для себя новые занятия: много рисовал, писал море, делал волшебные модели кораблей и судов. Внимательно следил за происходящим вокруг - в городе, крае, стране. И при встречах умно и точно комментировал. Иногда, может быть, чересчур резко; но он всегда выламывался за любые рамки.
 
Полтора года назад мы отмечали его, как теперь выясняется, последний юбилей - 80-летие. Семашко был бодр, весел, оживлен и никак не соответствовал заявленным юбилейным цифрам.
 
Но всякая жизнь, к сожалению, конечна.
 
Он не был Героем Соцтруда, не был, хотя мне и кажется это несправедливым, почетным гражданином Владивостока. Но справедливость еще может восторжествовать, если мы назовем его именем одну из улиц города. Желательно в Первомайке.
 
Андрей Островский,
«Новая газета во Владивостоке», №493, 16.5.19