В издательстве «Рубеж» наконец-то вышла ожидаемая многими дальневосточниками уникальная книга «Плавание «Барракуды» в Японию, на Камчатку, к берегам Сибири, Татарии и Китая» Джона Тронсона. Об истории появления этой книги «Новая во Владивостоке» подробно рассказывала несколько лет назад, когда мы публиковали большое интервью с переводчиком, краеведом и страноведом Андреем Сидровым. Он проделал, безусловно, титанический труд, который ныне воплотился в блестящий результат.
 
Книга «Плавание «Барракуды» открывает для любознательного читателя совершенно новый, неизведанный пласт дальневосточной истории. Хоть Джону Тронсону и было всего 25 лет, и занимал он скромную должность помощника судового врача, его наблюдательность, внимание к мелочам, добротный слог позволили автору достаточно полноценно показать северо-восточную Азию в том виде, в каком она была в середине XIX века.
 
Наверное, кто-то посчитает это издание антипатриотичным. Оказывается, отнюдь не Муравьев-Амурский и не прапорщик Комаров первыми из европейцев описали эти берега, дали им свои названия, высадились на них. Оказывается, к моменту высадки первого русского десанта здесь уже были маньчжурские деревни. Другой вопрос, что именно мы размежевали эти земли по официальным межгосударственным договорам и первыми занялись их хозяйственным освоением.
 
Но за незнание истории порой приходится дорого платить.
 
А потому, на наш взгляд, издание этой книги должно стать лишь первым шагом к узнаванию и пониманию иных, не обязательно ура-патриотических взглядов на историю российского Дальнего Востока.
 
Ведь невозможно представить себе, как интересно было бы почитать судовые журналы английских и французских боевых кораблей, участвовавших в штурме Петропавловска-Камчатского. Каково им было признавать и описывать поражение, которое они потерпели от горстки храбрых русских защитников?
 
«Плавание «Барракуды» - из той же оперы; из той поры, когда английские корабли рыскали по дальневосточным морям в поисках русского флота. Но сегодня речь не о той войне. Сегодня, с любезного согласия переводчика и издателя, публикуя фрагмент из книги, мы знакомим наших читателей с первым европейским взглядом на ту территорию, где спустя несколько лет после описываемых событий возник пост, а впоследствии и город Владивосток. В книге это - глава XXVI.
 
…В яркий солнечный день восьмого августа 1856 года на «Барракуде» подняли паруса, и, подгоняемый свежим морским ветром, шлюп покинул гавань Сеймура1, взяв курс на залив Виктории2.
 
Начиная с гавани Сеймура, береговая черта отклоняется в западном направлении: временами она скалиста и обрывиста, а горные породы предстают в самых разнообразных и необычных проявлениях расстройства земной коры - это и сдвиги, и смещения, и сползания, и смятия пластов, и глубокие отвесные расселины, словно вскрытые землетрясением, а местами, на удалении от берега, стоят одиночные остроконечные скалы, издали напоминающие крыши старинных церквей.
 
На следующий день задул свежий попутный северо-восточный ветер. Шлюп шел, придерживаясь береговой черты, в юго-западном направлении.
 
Крутое и местами обрывистое побережье выглядело гористым, не переходя, впрочем, в высокие горы, а вдоль кромки моря тянулся скалистый, сложенный из гранитов кряж. Окрестная местность была сплошь покрыта густыми дубравами с редким вкраплением елей, которые одиноко возвышались над своими лесными собратьями.
 
По всем признакам, «Барракуда» приближалась к более заселенным местам, поскольку во многих бухточках мы видели маньчжурские дома, а рядом с ними лодки или челны, вытащенные из воды на берег. По мере приближения к острову Крайний3, что лежит на входе в заливы Виктории и Наполеона4, на пути шлюпа начали попадаться многочисленные челны, идущие под парусом, при этом часть парусов была сшита из тонкой хлопчатобумажной ткани голубого цвета.
 
Залив Виктории простирается от 130°28’ до 132°03’ восточной долготы и от 42°30’ до 43°26’ северной широты, вбирая в себя ещё три залива: Наполеона, Герена5 и Данвиля6. Что касается архипелага Евгении, то своим названием он обязан императрице Франции.
 
Острова архипелага разнятся в размерах: так, одни представляют собой мелкие невзрачные скалы, в то время как другие являются большими участками суши, покрытыми сопками и утопающими в зелени, с жидким вкраплением дубов и орешника и совсем уж редкими соснами. На части островов имеются маньчжурские селения, кроме этого, у ряда островов корабли могут найти укрытые и вместительные якорные стоянки.
 
С северо-востока на юго-запад от материка тянется длинный полуостров, оконечность которого сильно изрезана гаванями и бухтами. Между этим полуостровом и крупным островом, что лежит к югу от него, проходит пролив Гамелена7, а на самом острове расположены гавани Мэя8 и Динс-Дандеса9. Уже ближе к ночи шлюп стал на якорь на глубине в тридцать шесть метров, не доходя нескольких миль до пролива Гамелена.
 
На следующее утро, подняв пары, «Барракуда» прошла через пролив и бросила якорь недалеко от входа в гавань Дандеса. Хмурое небо было сплошь затянуто облаками, дул свежий северный ветер, и поэтому температура воздуха постоянно менялась от двадцати одного до двадцати четырех градусов тепла.
 
Тем не менее окрестные острова выглядели весьма живописно: они либо вырастали из морской пучины, постепенно оканчиваясь усеченными вершинами, либо представляли собой плоскогорья, богатые пастбищными угодьями. Дополнительное очарование местности придавали уютные долины со склонами, поросшими дубом, лещиной, орешником, диким виноградом, шиповником и полными спелых ягод кустами смородины. Возле домов местных жителей были разбиты ухоженные огороды, на которых рос картофель, лук, фасоль, кабачки и огурцы.
 
По ночам небеса извергались потоками дождевой воды, орошая зеленую растительность этого изобильного края.
* * *
 
Одиннадцатого августа «Барракуда» зашла в гавань Дандеса - она расположена на крупном острове с южной стороны пролива Гамелена, а устьем выходит на юго-запад в направлении залива Герена.
 
В гавани имеется прекрасная якорная стоянка, которая тянется на протяжении пяти морских миль в юго-восточном направлении, заканчиваясь cul-de-sac10.
 
По обе стороны от устья стоят высокие и скалистые берега: справа к кромке моря подступают груды рыжих обломочных пород, а слева у самой воды лежат отколовшиеся гранитные глыбы. Очертание гавани сильно изрезано, берега покрыты галькой, и повсюду в больших количествах, вперемешку с топляками и рыбьими костями, лежат выброшенные волной устричные раковины.
 
В глубине бухты встречаются крутые сопки, сложенные из вулканических пород отвесные скалы и небольшие уютные заводи с полосками кварцевого песка. На берегах заводей оканчиваются лесистые лощины, поросшие дубом, грецким орехом, ясенем, кленом, березой, вязом, диким виноградом, лесной малиной, смородиной, лещиной, грушевыми и яблоневыми деревьями, а также многими другими неизвестными мне растениями.
 
Окрестные сопки покрыты густой высокой травой, пионами, красными лилиями, вьюнками, виноградной лозой, орхидеями и т.д.
 
Следует отметить, что дубы, растущие на открытых склонах сопок, обладают превосходной древесиной и достаточно широки в обхвате. Что же касается ели, то она встречается довольно редко, однако если вам все же удастся натолкнуться на это дерево, то вы поймете, что это самая толстая изо всех елей, когда-либо виденных вами.
 
По левую руку на входе в гавань стоял маньчжурский дом, а рядом были натянуты навесы из парусины, служившие временным пристанищем для рыбаков. Уже перед самым домом на берегу лежал ряд больших вытащенных из воды челнов, способных ходить под парусами, - они были грубо выдолблены из цельных стволов крупных деревьев и снабжены рулевым устройством.
 
Часть челнов была плотно нагружена тюками морских водорослей, а на других виднелись связки табачных листьев. Заметив, что я и мои спутники направляемся к дому, нам навстречу вышло несколько маньчжуров.
 
Одновременно рядом на берегу на свежем воздухе столовались повечеру несколько лодочников, поедая рыбу, похлебку, рис и картофель. Сидя на корточках вокруг небольших костерков, они ловко и уверенно орудовали деревянными палочками, изредка отвлекаясь на трубку табака, с тем чтобы затем вновь с удвоенной силой приняться за еду. На плоских противнях, подвешенных над кострами на треногах, готовились новые кушанья.
 
Несмотря на крайне настойчивые приглашения туземцев разделить с ними прием пищи, мы все же отказались, не преминув выразить свою искреннюю благодарность. Некоторые из них были крепкого телосложения, широкоплечие и сильные, другие же, наоборот, худощавые и высокие, а из-за дыма и постоянного нахождения под открытым небом лицами они походили на цыган.
 
Что касается причесок, то головы они не брили, за исключением одного хорошо одетого человека с бритой головой и косой - было очевидно, что он обладает определенной властью над остальными людьми, а поскольку он мог читать и писать, то я вручил ему Новый Завет на маньчжурском языке.
 
Он весьма обрадовался подарку, выразив свое удовлетворение тем, что похлопал меня по спине. Кроме всего прочего, я отметил, что головы у местных жителей были сильно сдавлены над скуловой костью в области висков, а сами черепа скошены от бровей и затылочного выступа к макушкам, которые выглядели довольно острыми.
 
Внутри дом делился на две половины, одна из которых служила складом и использовалась для перегонки ханшина, а другая предназначалась для проживания. В жилой комнате стояли лежанки, столы и имелись иные предметы обстановки, но все было очень грязное и в топорном исполнении.
 
Вокруг корзины с рисом на низких сиденьях расположилось несколько человек туземцев, а по земляному полу шастали полуголодные кошки.
 
В складском отсеке лежали готовые к отправке вглубь страны большие тюки высушенного трепанга, или, иначе, b-che-de-mer, - тамошняя Holothuria, называемая трепангом, намного меньше привозимой с Индийского архипелага, поскольку не превышает и семи сантиметров.
 
После того как тело трепанга, по всей длине которого тянутся продольные ряды бугорков, прокоптят и высушат, оно приобретает черный цвет и становится сморщенным. В то же время внутри он остается белым, легко растирается в слегка солоноватый порошок и напоминает обычный корень растения.
 
Трепанг крайне высоко ценится представителями имущих сословий в Китае, которые полагают, что он обладает свойствами, усиливающими половое влечение. Кроме всего прочего, на складе хранились заготовленные на предстоящую зиму запасы риса, проса и кукурузы, которую туземцы используют для выгонки напитков, напоминающих коньяк.
 
Один из маньчжуров напросился пострелять из английской винтовки. Он выстрелил по камню, лежавшему на удалении в пятьдесят метров, но пуля пролетела мимо, а поскольку он неплотно прижимал приклад, то небольшая отдача заставила его пошатнуться. Мы заулыбались, глядя на резкую смену его настроения, поэтому он ушел в дом, но вскоре вернулся в полном снаряжении.
 
С собой он принес фитильное ружье, запальный фитиль, пороховницу, подсумок с пулями, запальный проводник, а с шеи у него свешивалась капсульная сумка с мелкозернистым порохом.
 
Стрелок был хром и при этом крив на один глаз, зато другой глаз, должно быть, отличался остротой и зоркостью, поскольку, без сомнения, среди своих соплеменников он слыл за меткого стрелка.
 
Засыпав в ружье заряд пороха, которого хватило бы не только для небольшой пули, но и для выстрела полукилограммовым ядром метров этак на пятьдесят, он безо всяких пыжей и прокладок добавил в дульный срез пригоршню зазубренной и изогнутой железной дроби. Затем с надменным видом поднес ружье к плечу, презрительно поглядывая вокруг, словно говоря: «Эй, вы там, оцените мое умение».
 
Неспешно прицелившись, он выстрелил, но весь заряд дроби ушел в воду, не долетев до цели метров двадцать.
 
Тогда один из моих спутников вскинул винтовку и показал свое умение в стрельбе, точно попав в камень. Маньчжуры сразу же закричали: «Сангоуда! Сангоуда!», что означало: «Очень хорошо! Очень хорошо!» Оставив немного подарков, мы покинули туземцев, которые пребывали в добром расположении духа, довольные и собой, и нами.
 
Утром двенадцатого августа на борт «Барракуды» поднялся сэр Майкл Сеймур, пожелавший совершить небольшое плавание. Подняв пары, шлюп отправился в гавань Мэя - пространное место убежища для судов, - лежавшую в укрытии лесистых берегов на южной оконечности полуострова Альберта11.
 
Окрестные сопки, плавно сбегая к срезу воды, местами поросли дубом, вязом и орешником, но местами стояли голые без деревьев, покрытые лишь густой травой, цветущими растениями да зарослями виноградной лозы. Почва представляла собой жирный черный суглинок, а на одной стороне гавани виднелся обширный огород, на котором росли разнообразные овощи.
 
На соседнем поле колосились хлебные злаки: ячмень, гречиха и просо, а чуть поодаль за полем паслось несколько лошадей. Не испытывая никаких затруднений, нам удалось запастись неплохим картофелем: мелким, округлым и сухим, а кроме этого, мы прикупили огурцов, фасоли, лука и кабачков, а также приобрели шкуру тигра.
 
По словам туземцев, время от времени тигры выходят к людям, вынуждая местных жителей огораживать жилища частоколом, дабы избежать нападения этих кошек, которые по обыкновению появляются по ночам.
 
Во время короткой стоянки на берегу адмирал подстрелил три пары фазанов и одну выпь, а я повстречал еще одного маньчжура, умевшего читать, и вручил ему Святое Евангелие.
 
Следует отметить, что горные породы слева на входе в гавань Мэя отличаются весьма странным видом: они представляют собой пласты глиняных сланцев, изогнутых, смятых и вытолкнутых на поверхность земли бурыми вулканическими скалами, а сверху поросли густой темной травой. Вообще по всей длине побережья были заметны следы былой вулканической деятельности.
* * *
 
Пятнадцатого августа «Барракуда» отправилась в гавань Брюса12, куда и прибыла в тот же день.
 
Несколькими днями ранее в гавань на пути из залива де-Кастри зашел и стал на якорь фрегат «Пик». Что касается самой гавани, то при заходе в бухту судам следует уклоняться от стоящего на входе острова. Якорная стоянка вполне безопасна, за исключением случаев, когда дуют юго-восточные ветра, вызывая сильный накат.
 
Гавань почти полностью окружена грядой высоких сопок, которые защищают ее от северо-восточных ветров. Горные породы в окрестностях гавани представлены сплошными гранитами без присутствия каких-либо напластований или слоистых образований. Между некоторыми сопками лежат болотистые долины, по которым протекают реки, где водится форель.
 
Кроме этого, на мелководье в устьях рек можно встретить множество скатов - туземцы бьют их острогами.
 
Окружающая местность покрыта высокой травой и осокой, что вкупе с виноградной лозой, горошком и зарослями подмаренника превращает обыкновенную пешую прогулку в нечто сродни подвигу. Деревья же, напротив, встречаются крайне редко.
 
По берегам вокруг бухты видно несколько отдельно стоящих домов, но местные жители разрабатывают под огороды лишь столько земли, сколько хватает им на их собственный прокорм.
 
Вместе с тем они более хваткие и хитрые, чем их собратья на севере: за рыбу или панты оленей требуют в четыре раза больше хлопчатобумажной ткани, сукна или что-либо из одежды. В окрестностях гавани водится немало оленей и можно поднять фазана или перепела, особенно если у охотника по счастливой случайности имеется при себе собака.
 
Вообще там широко распространены цапли, бакланы, орлы, вороны, сороки и разнообразные виды водоплавающих, а вот небольшие птички с красивым оперением или отличающиеся певческими данными встречаются как нигде редко. Любопытно, что командир «Барракуды» оказался весьма удачлив в охоте, постоянно умудряясь приносить на борт шлюпа полную сумку дичи, а однажды он даже подстрелил весьма крупного оленя (Cervuscapreolus).
 
В один из дней на «Барракуде» подняли пары, и, взяв на буксир фрегат «Винчестер», шлюп проследовал в гавань Людовика13, что находится в бухте Рейд Наполеона14. По прибытии мы оставили фрегат стоять на якоре, а сами отправились к острову Крайний для составления описи небольшого участка побережья, которое оставалось недоисследованным.
 
Таким образом, ранним утром двадцать первого августа шлюп зашел в бухту Хорнета15, которая, к сожалению, слишком открыта и не защищена, чтобы служить удобной якорной стоянкой.
 
Суровые отвесные скалы вокруг бухты состоят из рыжих и серых гранитов, вместе с тем в уютных бухточках гавани, а также по всему побережью местная почва оказалась богата гумусом. В потаенных уголках бухты виднелись маньчжурские дома и крытые соломой чумы - без сомнения, задымленные и грязные внутри.
 
Завершив опись данного участка побережья, «Барракуда» повернула в сторону залива Виктории и, двигаясь под парами, обнаружила удобную якорную стоянку, которую мы первоначально приняли за гавань или бухту, выяснив позднее, что это был проход вокруг весьма живописного острова.
 
Поскольку в длительных морских плаваниях каждый моряк старается внести посильный вклад в приобретение тех или иных лакомств, без которых, в известной мере, невозможно ощутить полную радость бытия, то мы отправились на остров в надеже разжиться картофелем и домашней птицей. На острове нас встретили человек пятьдесят маньчжуров, которые глазели на нас с нескрываемым любопытством, восклицая, по обыкновению, «сангоуда», т.е. «очень хорошо».
 
Вдоль кромки воды стояло несколько крытых соломой хижин, а перед ними лежали вытащенные на берег челны. Несколько рыбаков, явно готовясь выйти на морской промысел, собирали необходимые для плавания пожитки, как-то: спальные места, сковороды, остроги и прочее.
 
Несколько поодаль от берега моря посредине обширного огорода стоял самый большой дом островного селения - к нему мы и направили свои стопы, сообщив хозяину, что хотели бы приобрести немного овощей и кур. Мы также добавили, что собираемся дать за них хорошую цену.
 
Однако, как выяснилось, мы нарвались на настоящего татарина, который оказал нам крайне негостеприимный, а точнее сказать, грубый прием. Он хмурился, метал злобные взгляды и с помощью очевидных для понимания знаков давал понять, что наше присутствие весьма нежелательно и что наш уход ожидается с нетерпением.
 
Это был тучный и здоровый мужчина, чуть ниже среднего роста, с маленькими тусклыми глазками, а седина его бороды и усов свидетельствовала о том, что лета его жизни клонятся к закату. Лицо маньчжура было настолько перекошено злобой, что у меня даже закралось сомнение, а одаривал ли он когда-либо себя или окружающих простой человеческой улыбкой.
 
К вящему неудовольствию этого человека, его соплеменники продали англичанам несколько кур, а также надел с картофелем. Посему, пока он сотрясал воздух криками, часть нашего отряда гонялась за птицами, а другая выкапывала картофельные клубни. Наконец, охрипнув, он удалился в свой дом, где и обнаружил меня, спокойно изучавшего внутренние покои его жилища.
 
Мои попытки привлечь внимание к оленьим шкурам, которые я предполагал выкупить, оказались тщетными и не имели смысла, поскольку ничто не могло успокоить старика, кроме как наш безотлагательный уход. Видимо, посчитав меня за старшего - ввиду того, что я не принимал посильного участия в работе - старик попытался усовестить меня то знаками, то на своем родном языке, словно я понимал все до единого слова его речи.
 
В конце концов, щедро оплатив покупки, мы вернулись на шлюп. В завершение следует сказать, что на лицах многих местных жителей я отметил следы оспы, а один бедняга даже потерял глаз вследствие этой печальной болезни. Более того, часть туземцев страдала от воспалительных поражений глаз, а у других наблюдался абсцесс туберкулезной этиологии. Следует добавить и то, что когда мы отчаливали от берега, то рыбаки как раз спускали на воду свои челны, и вскоре под белыми или синими небольшими прямоугольными парусами рыбацкие лодки уже весело рассекали море.
* * *
 
Двадцать второго августа я вызвался сопровождать штурмана фрегата «Винчестер» господина Мэя на исследование гавани, где мы стояли на якоре. Местность по правую руку была приметна тем, что на ней выступали две высокие вытянутые сопки, разделенные низиной, почва которой состояла из жирного черного суглинка, а на самом краю низины ютилось маньчжурское селение. Рядом с кораблем глубины постепенно увеличивались от восьми до тридцати метров, а на удалении в сорок метров глубина моря составляла уже двадцать метров.
 
Перебирая веслами в северном направлении, мы обнаружили, что прибрежное течение отклоняется к востоку, загибаясь затем в сторону открытого моря, доказав тем самым, что наша якорная стоянка является не бухтой, а частью широкого прохода вокруг чрезвычайно живописного острова, известного в настоящее время как остров Форсайта16.
 
Кстати говоря, нашу якорную стоянку мы назвали по имени штурмана «Барракуды» господина Фримана17. Побережье по левую сторону прохода было весьма неровным, сильно изрезанным небольшими бухточками, а от отвесных гранитных скал в сторону моря тянулись подводные камни. На этой же стороне прохода стояло несколько домов - все тамошние маньчжуры от мала до велика промышляют охотой.
 
По возвращении на шлюп мы узнали, что на борту «Барракуды» в поисках убежища и возможности вернуться на родину появился один француз, который почти два года прожил среди маньчжуров, переняв их одежду и привычки, однако совершено устал от дикой жизни и страстно желал уехать.
 
В 1854 году вдвоем с товарищем он сбежал с французского китобоя «Ясон», намереваясь найти золото, поскольку был наслышан о том, что где-то в этих краях находятся богатые россыпи этого драгоценного металла. Туземцы согласились принять французов при условии, что те выучат маньчжурский язык и переймут их обычаи. Вскоре один из беглецов истомился и потерял покой, и его отправили в Пекин, а другой работал не покладая рук, словно раб, - он охотился и промывал песок, а все полученное золото у него отбирали в пользу хозяев. Во всем остальном его жизнь была довольно сносной.
 
Что и говорить, будучи под постоянным надзором, французу стоило немалых трудов усыпить бдительность маньчжуров и добраться до нашего шлюпа, захватив с собой немного оленины. Он прекрасно осознавал, что, попав на борт английского военного корабля, окажется под защитой британского флага, забрать откуда его будет весьма непросто.
 
После обеда на «Барракуде» подняли паруса, и мы отправились в гавань Людовика в бухте Рейд Наполеона на встречу с адмиралом. Двадцать третьего августа 1856 года шлюп прибыл на место и стал на якорь. С неба лились потоки воды, сопровождаемые вспышками молний и дальними раскатами грома, однако к четырем часам пополудни дождь прекратился, тучи рассеялись, уступив место яркому солнцу и голубому небу.
 
Андрей Сидоров,
«Новая газета во Владивостоке», №518, 14.11.19
http://novayagazeta-vlad.ru/518/kultura/okrestnye-ostrova-vyglyadeli-vesma-zhivopisno.html
 
1. Гавань Сеймура - англ. PortSeymour, уст. европейское название зал. Св. Ольги.
2. Залив Виктории - англ. VictoriaBay, уст. евр. название залива Петра Великого.
3. Остров Крайний - англ. TerminationIsland, уст. европейское название о-ва Аскольд.
4. Залив Наполеона - англ. NapoleonGulf, уст. европ. название Уссурийского залива.
5. Залив Герена - англ. GuerinGulf, уст. европ. название Амурского залива.
6. Залив Данвиля - фр. Golfed’Anville, уст. название залива Посьета.
7. Пролив Гамелена - англ. HamelinStraits, уст. название пролива Босфор-Восточный.
8. На самом острове - вероятно, описка автора - гавань Мэя - англ. Port May, уст. европейское название бухты Золотой Рог.
9. Гавань Динс-Дандеса - англ. PortDeansDundas, уст. название бухты Новик.
10. Cul-de-sac - «тупик» (франц.).
11. Полуостров Альберта - англ. AlbertPeninsula, уст. европ. название п-ова Муравьева-Амурского.
12. Гавань Брюса - англ. PortBruce, уст. название залива Славянский.
13. Гавань Людовика - франц. PortLouis, уст. название бухты Порт-Посьет.
14. Бухта Рейд Наполеона - англ. NapoleonRoads/ франц. RadeNapoleon, уст. название бухты Экспедиция.
15. Бухта Хорнета - англ. HornetBay, уст. название залива Находка.
16. Остров Форсайта - англ. ForsythIsland, уст. название о-ва Путятина.
17. Стоянка Фримана - англ. FreemanAnchorage, уст. название бухты Назимова.