 |
| Нанина Прахова, В. П. Некрасов, Л. Н. Александров, А. И. Лакшин, Владивосток, 1938 г. |
| |
Владивосток, год 1938-й
В 1929 году Некрасов (между прочим, по маме - потомок древнего аристократического рода Мотовиловых, родственник шведского барона российского подданного генерала Антона Вильгельма фон Эрна, венецианских дворян Флориани и Анны Ахматовой; первые годы жизни провел в Лозанне и Париже), окончил железнодорожную строительную профшколу, получив специальность «техник путей сообщения». Участвовал в строительстве Киевского железнодорожного вокзала. Позже окончил архитектурный факультет Киевского строительного института. Параллельно занимался в театральной студии при Киевском театре русской драмы, которую окончил летом 1937 года. Сцена и вообще изящные искусства явно влекли его сильнее, нежели архитектура.
Дальше, утверждает Википедия, Некрасов «работал актером и театральным художником в Железнодорожном передвижном театре под руководством А. В. Роксанова во Владивостоке». Это ошибка: к Владивостоку театр, созданный артистом и бывшим профессиональным борцом Александром Роксановым, никакого отношения не имел. «Передвижным он был на самом деле, «железнодорожного» же в нем было только то, что передвигались мы по железной дороге… Это был театр «на марках», в просторечии же «левая халтура». В труппе было всего восемь человек», - писал Некрасов, за сезон объездивший с театром Роксанова Винницкую и Киевскую области.
Летом 1938 года Некрасов поехал в Москву к Станиславскому: «Показаться ему, прочесть пьесу…» - выходит, литературные опыты начались задолго до «Окопов». Он даже прочел знаменитому режиссеру свой рассказ, однако в его студию не попал. Станиславский выразился в том духе, что будет иметь Некрасова в виду на будущее, но в августе того же года скончался.
После этого Некрасов и попал во Владивосток. Как, почему именно сюда, с чьей подачи - неизвестно. «Занесло во Владивосток», и всё.
Из некрасовских «Записок зеваки»: «В 1938 году мне было двадцать семь лет. Работал я во Владивостоке, в театре Красной Армии…» На биографическом сайте говорится, что писатель в 1938 году работал во Владивостоке в Театре Тихоокеанского флота. Разнобой в названиях связан, вероятно, с тем, что история Драматического театра ТОФ началась в 1932 году созданием театрального коллектива при Доме Красной армии и флота (здание на Светланской, 48 построено в 1895 году по проекту инженера-полковника Владимира Мооро как резиденция командира Владивостокского порта, в 1930-м перестроено в конструктивистском стиле архитектором Андреем Заседателевым, в 1970-х после второй перестройки обрело современный вид). На сохранившихся афишах с именем Некрасова ясно указано: «Театр Тихоокеанского флота».
Некрасов работал в театре ТОФ одновременно актером и художником. Роли исполнял не главные: Артур Мэшем из «Стакана воды» Скриба, Антуан из «Тропы шпиона» Дюма, Дамис из «Тартюфа» Мольера… В записках «Из дальних странствий возвратясь…» вспоминал: «Что-то изображал там на сцене театра Тихоокеанского флота, не помню уже что, но, кроме того, вместе с краснофлотцем Александровым мастерил макет для бальзаковской «Мачехи». Потом для «Доходного места» Островского. Декорации, костюмы, реквизит… Было интересно, увлекательно, тешило самолюбие».
Где именно во Владивостоке жил Некрасов - точно неизвестно. Вероятно, прямо в ДОФе (нарисованная им комната напоминает служебные помещения Дома офицеров с характерными небольшими окнами). Из мемуарных записок: «По вечерам, после спектакля, в крохотной моей каморке, сидя друг у друга на коленях, весело выпивали с ребятами - все они молодые актеры, проходили военную службу в нашем театре. В Испании все еще шла война. Мы переживали неудачи республиканцев, иной раз позволяли себе выпить за их успехи по глотку Бог его знает как оказавшегося на владивостокских прилавках ихнего же испанского шампанского…»
Экзотическое испанское игристое - но тут же: «Помню, как мы, когда я жил во Владивостоке… тосковали по картошке. Рис, рис, рис, иногда как высший деликатес - сушеная картошка». В общем, Владивосток - город контрастов…
Есть еще одна топографическая привязка. Уже в эмиграции Некрасов вспоминал комнату своей коллеги по труппе театра ТОФ (и, вероятно, не только коллеги) Нанины Праховой (в замужестве Алексеевой, дочери художницы Анны Крюгер-Праховой), с которой они вместе учились еще в киевской студии: «…В том далеком Владивостоке в уютной комнате с занавеской через всю комнату и видом из окна на лютеранскую кирху». Здание кирхи на Пушкинской, 14 еще в 1936 году передали Тихоокеанскому флоту, в нем действовали кинотеатр и клуб старшин, в 1950–1997 гг. - Военно-исторический музей ТОФ, ныне это снова кирха (церковь Святого Павла).
Во время войны Нанина из оккупированного Киева по программе «фольксдойче» попадет в Германию. «Освободили американцы. Долго слонялась по различным лагерям «ди-пи» с малышом Никиткой на руках. В конце концов осела в Австралии», - лаконично изложил эту часть ее биографии Некрасов, в 1981 году навестивший Нанину в Перте.
В 1938 году Некрасов не раз бывал на Второй Речке. Вот в каком контексте он вспоминал этот тогдашний пригород Владивостока: «В нескольких километрах от моей каморки, на Второй Речке, куда часто ездили мы с выездными спектаклями, умирал Осип Мандельштам. Кто знал об этом? А большинство, и я в том числе, просто никогда и не слышали о существовании такого поэта… Не знаю - будь мы тогда протестантами, борцами, Буковскими или Кузнецовыми, жизнь, может быть, пошла бы по-иному… Но мы ими не были. Поэтому, вероятно, и выжили. И пережили. Более того, мы даже не отвергали Советскую власть. Другой мы не знали, а эту принимали как данность. Старались не замечать ее, иронизировали над ней, подсмеивались, но антисоветскими не были. Ими мы стали уже после войны, перевалив за тридцать». Из другого мемуара: «Я работал… в театре во Владивостоке и каждую субботу и воскресенье мы обычно ездили на Вторую Речку, это такой пригород, предместье Владивостока с рабочими клубами, со своими выездными спектаклями».
Во Владивостоке Некрасов продолжал занятия литературой, но без успехов: «По вечерам что-то писал. Посылал в журналы. Возвращали. К счастью…»
Окопы Сталинграда: война и мир
После Владивостока Некрасов отработал театральный сезон в Кирове, еще один - в Ростове-на-Дону, откуда и ушел на фронт. В силу строительного образования попал в саперы. На войне был полковым инженером, заместителем командира саперного батальона, участвовал в Сталинградской битве, освобождал Украину и Польшу. В 1943 году старшего лейтенанта Некрасова наградили медалью «За отвагу» за минирование переднего края и укрепление обороны у сталинградского завода «Метиз». Летом того же года был ранен в бедро под Донецком, после лечения вернулся в строй. Весной 1944 года гвардии капитана Некрасова наградили орденом Красной Звезды за восстановление двух мостов и переправу через Западный Буг двух орудий на плотах под огнем противника. Летом 1944 года в Люблине снова ранен - в руку, в начале 1945 года демобилизован. Потом он будет вспоминать, что врач Киевского окружного госпиталя посоветовал для тренировки раненой руки больше рисовать или писать - тогда-то, мол, и написались «Окопы», исключительно благодаря дальновидному немецкому снайперу… Хотя, как мы знаем, писал Некрасов еще до войны - рассказы, пьесы. Но именно теперь он нашел и свою тему, и свою манеру.
«В окопах Сталинграда» - первое произведение о войне, написанное не военкором, а строевым младшим офицером. Именно с этой повести началась проза, которую позже так и назвали - «окопная», «лейтенантская». В 1947-м в том же «Знамени», которое тогда редактировал автор «Оптимистической трагедии» Всеволод Вишневский, вышла повесть Эммануила Казакевича «Звезда» о фронтовых разведчиках (ее автор, что интересно, до войны тоже работал на Дальнем Востоке - строил Еврейскую автономию, возглавлял то колхоз «Валдгейм», то Биробиджанский театр). Некрасов и Казакевич (1913–1962) обогнали других - видимо, потому, что были уже не мальчишками, а достаточно зрелыми людьми, к тому же оба писали еще до войны. Юрий Бондарев, Василь Быков, Виктор Курочкин, Константин Воробьёв, Евгений Носов, Вячеслав Кондратьев, Борис Васильев, Григорий Бакланов были моложе, «расписались» позже.
Редкий случай: честную книгу о войне высоко оценили и читатель, и начальство - «вплоть до». «Окопная» она - не только потому, что показывает войну глазами лейтенанта с передовой. Ее вполне можно назвать производственным романом. В повести детально и со знанием дела показана работа военного инженера - все эти окопы, брустверы, минные поля: «Каждую ночь поверяющий. И у каждого свой вкус. Это уж обязательно. Тому окопы слишком узки, раненых трудно выносить и пулеметы таскать. Тому - слишком широки, осколком заденет. Третьему - брустверы низки: надо ноль сорок, а у вас, видите, и двадцати нет. Четвертый приказывает совсем их срыть - демаскируют, мол. Вот и угоди им всем…»
В 1947 году за «Окопы» Некрасов получил Сталинскую премию, которую передал на инвалидные коляски для ветеранов. Сергей Довлатов (с Некрасовым они находились в добрых отношениях, переписывались) однажды сказал: «Сталин питал необъяснимую склонность к Виктору Некрасову, кстати, ни разу не упомянувшему его в своем романе. Фадеев имя Некрасова из списков кандидатов на Сталинскую премию… вычеркнул, а Сталин собственноручно это имя обратно вписал…» На самом деле Сталин в «Окопах» конечно же упоминается - шесть раз. Комбат Ширяев, к примеру, рассуждает: «Два таких отступления сдержать… В сорок первом и вот теперь… Мы вот каких-нибудь пятьсот-шестьсот метров держим - и то ругаемся. И тут не так, и там плохо, и пулемет заедает. А главнокомандующему за весь фронт думать надо…» Но перебора со Сталиным действительно нет, куда больше говорится о самих окопах - в прямом и переносном смысле. Некрасов вспоминал, что при первой публикации ему советовали расширить «сталинскую» линию - он отказался. После ХХ съезда и развенчания «культа личности», напротив, советовали выбросить все упоминания Сталина, но Некрасов и тут отказался…
В «Окопах», что интересно, упомянут и Владивосток. В разговоре с главным героем Юрием Керженцевым - лейтенантом, военным инженером, в котором легко узнается сам автор, - другой лейтенант, комроты Карнаухов, рассказывает, что до войны работал на шахте в Сучане, а еще раньше жил во Владивостоке:
- А во Владивостоке еще купаются.
- Там, говорят, море холодное.
- Холодное. Но все-таки купаются.
В «Солдатах» - экранизации «Окопов», снятой в 1956 году Александром Ивановым по сценарию Некрасова (в период некрасовской опалы ленту положили на полку), - в ролях Керженцева и Карнаухова дебютировали Всеволод Сафонов и Николай Погодин. Герой последнего говорит о Владивостоке: «Хороший город!» Сам Некрасов, кстати, мелькнул в этом фильме в эпизодической роли пленного оккупанта.
Камчатка, Командоры, Япония
В мае-июне 1964 года Некрасов побывал на Камчатке, после чего опубликовал в «Новом мире» (1965, № 12) записки «За двенадцать тысяч километров».
«Когда я летел из Москвы на Камчатку, все, за исключением разве что кассирши в Аэрофлоте, только диву давались.
- В такую даль? Ну и ну… Сколько ж туда добираться?
- Говорят, пятнадцать часов.
- Самолетом, что ли? На «Ту»?
- На «Ту».
- Так там, значит, и посадочные площадки есть?
- Очевидно, есть, раз летает».
Еще одна цитата, актуальная и для дня сегодняшнего: «Путешествие по Камчатке - не туристская поездка. Комфортабельных автобусов с гидами тебе не подают, билетов не покупают, номеров в гостинице не бронируют, стандартными обедами и завтраками не кормят. Передвигайся как знаешь: хочешь пароходом, хочешь самолетом - твое дело, а концы все камчатские - досюда пятнадцать рублей, дотуда тридцать… Одним словом, вылететь в трубу можно в течение двух-трех суток».
Благо местное начальство предоставило гостю «зеленую улицу». Он облетел полуостров на самолете рыборазведки, прошел рекой Камчаткой на водомете, осматривал вулканы с борта «Ан-2», на сторожевом корабле добрался до Командорских островов, куда его сопровождал один из секретарей обкома - Леонид Иванов. Вместе с Некрасовым по Камчатке путешествовали несколько журналистов: «Юра Муравин, фотокорреспондент, «точит баланду», смешит всех - он великий мастер по этой части…» (работал фотокорреспондентом ТАСС по Дальнему Востоку, выпустил множество фотоальбомов, посвященных Приморью, Камчатке, Сахалину), корреспондент Камчатского радио Роман Райгородецкий (родился в Харькове, с 1962 года жил на Камчатке, автор ряда книг, в 1988 году уехал в США, где и скончался) с женой Ларисой, «Стасик Чекалин» с магнитофоном (работал главным редактором Камчатского областного комитета радиовещания, впоследствии уехал в Прибалтику), Ян Вассерман - «чудесный парень… санитарный врач, альпинист, скалолаз и поэт… верный друг и редкой доброты человек». Вассерман родился в Киеве в 1932 году, умер в Кишинёве в 1991-м; с 1965 года работал инструктором по альпинизму на Камчатке, врачом на судах ДВМП, жил во Владивостоке, где в 1980 и 1983 гг. выпустил сборники «Моря не мелеют» и «Мыс надежды». На смерть Некрасова написал:
…Ты пьешь свои последние сто грамм
При свете уходящего заката,
Граненый, плохо вымытый стакан
Стащив на Вожирар из автомата.
И, спрятавшись в прибрежные кусты,
Свои сто пятьдесят я выпью тоже,
За то, что нет людей честней, чем ты,
И нету веселее и моложе…
Гости возложили венок на могилу знаменитого мореплавателя Витуса Беринга, умершего от цинги в 1741 году на острове, позже названном его именем (крупнейший в составе Командор). Здесь же Некрасов увидел, как бьют морских котиков, и написал: «Лучше бы я этого не видел». Описание забоя до деталей схоже с соответствующими сценами из «Морского волка» Джека Лондона, который в 1893 году добывал морзверя в этих же самых местах, рискуя за браконьерство угодить на русскую каторгу…
А вот впечатление о рыбзаводе: «Укладывать рыбу в консервную банку - это не то же самое, что делать операцию человеку или даже морской свинке, строить дворец спорта или хотя бы железнодорожный пакгауз, чем варить сталь, вязать арматуру. Это - укладывание рыбы в консервную банку. Искать в этом занятии «творческих импульсов», считать «самой жизнью, полной, радостной», может только человек, никогда не укладывавший рыбу в консервную банку».
Собираясь домой, Некрасов взял с собой две малосольные чавычи - по восемь кило каждая. А потом присылал камчатским друзьям яблоки…
В 1979, 1981 и 1984 гг. писатель побывал еще и в Японии: «Нелегкая занесла меня в Японию. Нелегкая - это некое японское издательство, напечатавшее в свое время мою «Киру Георгиевну», гонорар тогда не заплатившее и предложившее сейчас, во искупление своей вины, оплатить мне самолет Париж - Токио - Париж…»
Японию Некрасов назвал «другой планетой»: «Чтоб понять, разгадать эту загадочную страну, нужно в ней прожить не год, не два, может, даже и десяти будет мало. Куда там какая-то Англия…» Впервые собираясь в Токио, он взял с собой знаменитую книгу востоковеда, журналиста Всеволода Овчинникова (р. 1926) «Ветка сакуры», которую высоко оценил: «Читаешь и диву даешься, как мог… «публицист правдистской выучки» написать ТАКУЮ книгу… Книга его была верным и очень нужным спутником по Японии. Умная, серьезная, доброжелательная».
* * *
В 2002 году на фасаде Дома офицеров в Ростове-на-Дону торжественно открыли памятную доску Виктору Некрасову, который в 1940–1941 гг. работал здесь в театре Красной Армии. Во Владивостоке память писателя не увековечена, к сожалению, никак.
Василий Авченко
«Новая газета» во Владивостоке, №595, 3.6.21
