Эта улица в поселке Ванино, что подходит к въезду в порт, действительно центральной была больше полувека назад. На ней располагались поселковый совет и милиция, торговая база и хлебозавод, пошивочная мастерская и парикмахерская. Это теперь она в асфальте, а тогда Центральная была вымощена булыжником.

Высокие лиственницы в глубине улицы скрывали кладбище. Памятников из металлического листа с неизменными звездочками тут не было, а скульптурные изображения на постаментах, надгробные плиты из ценного камня и живописные оградки поражали красотой и роскошью. Судя по впечатляющему убранству могил, они появились задолго до организации порта в Великую Отечественную, после чего рядом с ним стал расти поселок. Кто они, нашедшие последний приют на возвышенности у бухты? Пассажиры судов, направлявшихся из Николаевска-на-Амуре во Владивосток еще в дореволюционную пору? Или убедительней версия Аллы Шашковой, историка местной школы, автора книги «Ванинская пересылка», которая убеждена, что на первом поселковом кладбище лежат жены и дети офицеров НКВД, служивших в Ванино в конце сороковых - начале пятидесятых? Умельцы лагерных зон, коих на территории теперешнего райцентра было почти два десятка, куражились, изготавливая не привычные надгробья, а едва ли не произведения искусства.

Валентина - значит, сильная

В пору хрущевской оттепели, когда на лагерной тверди вырастали жилмассивы порта и леспромкомбината, кладбище на задворках улицы Центральной воспринималось как музей, где от увиденного сердце бьется чаще. Хотя заворачивало сюда и хулиганье, которое не щадило память, что хранили под хвойными исполинами камень и металл. Когда же на улице Центральной распахнул двери ресторан «Волна», моряки торгового флота, которых в Ванино называли пароходскими, и особы женского пола из местных с приходом тепла предпочитали уединяться на старом кладбище. Могильные плиты стали ложами любви, но это не было сугубо ванинским открытием: много раньше его живописал классик германской литературы Ремарк.

Как говорится, и смех, и грех. Вообще при Советской власти не было принято акцентировать внимание на кладбищах. В том же Ванино с 50-х годов умерших хоронили на левой стороне лесовозной трассы порта, где в межсезонье утопали в грязи грузовики с гробами. В последние годы проезды и проходы содержат в порядке, участок трассы до кладбища покрыл асфальт, воздвигнута часовня. Однако благие перемены не коснулись первого поселкового погоста.

Его верхняя часть оказалась в полосе застройки, которую развернула нефтебаза, выделившая при акционировании порта и преобразованная в акционерное общество «Трансбункер». Когда новоявленные собственники развернули строительство офиса и примыкающего к нему коттеджного городка на улице Центральной, в ковш экскаватора стали попадать человеческие останки. Журналист районной газеты Валентина Касьянова силой печатного слова пыталась остановить строительство, добиться переноса захоронений. Она вставала на пути землеройной техники, забиралась в кабины механизаторов, взывая к совести. С тех пор «Трансбункер», несмотря на производственные достижения, добропорядочными ванинцами воспринимается как образчик капитализма, бесстыдного и непристойного. А умершая от рака Валентина Касьянова - как пример душевной силы и подлинной интеллигентности.

В начале 90-х годов чуть ниже хвойной рощи мужики из первого жилого района порта, прозванного мордовским поселком, взялись строить церковь. Было видно, что пожилые мастера довольны и самим занятием, и помощниками, вероятно, сыновьями и внуками. Мордовская диаспора сформировалась в Ванино в пору сталинских репрессий, сохранив родной язык и приверженность православию. В отстроенной церкви зазвучали молитвы, со временем она обзавелась колокольней и воскресной школой, а также позолоченными куполами, что с удовлетворением отмечало приезжавшее начальство, церковное и светское. Однако оно, как и здешний священник, как и староста прихода, не желало замечать, как превратился в свалку мусора погост, до которого от церковной ограды три десятка шагов.

Но вот что удивительно: в последние месяцы на старом кладбище перемены. Выкрашены суриком сохранившиеся оградки. Побелены постаменты, обезображенные до невозможности, однако устоявшие. А вот и причина невиданных свершений - белый кирпичик с округлыми боками и красным иероглифом. Иначе говоря, сюда пожаловали японцы, чтобы установить памятный знак соотечественникам. Бывшие военнослужащие императорской армии, которые были взяты в плен в победном 45-м, работали на берегах ванинской бухты и до возвращения домой дожили не все.

В Японии принято разыскивать могилы соотечественников, умерших на чужбине. В России без показухи не обходится даже на погостах: если бы не интерес страны восходящего солнца, постаменты и оградки под лиственницами на улице Центральной вряд ли бы дождались побелки-покраски.

- Японцы, которые с началом горбачевской перестройки устремились на Дальний Восток в поисках могил соотечественников, тем самым заставили наших чиновников обратить внимание на захоронения прошлых лет, - констатирует кандидат исторических наук Марина Кузьмина, бессменный руководитель Комсомольского-на-Амуре городского отделения Всероссийского общества «Мемориал».

Впрочем, нормативы, регламентирующие уход за погребениями, лишь множат беспамятство. Так, через двадцать лет после прекращения захоронений на содержание кладбища средств не выделяется. Чего больше в этом решении - бюджетной или сердечной недостаточности? Японцы спустя полвека после войны отправляются в чужую страну, чтобы побывать на могилах отцов и дедов. Нам за тысячи километров ехать не надо, но мы решительно вычеркиваем из жизни то, что для других незыблемо и свято. Неужели правы те, кто брезгливо называет нас смесью латыни и политики - гомо советикус?

…По воле Бога самого

Тридцать лет назад в краевом центре на улице Воронежской открылся автовокзал. В сквере у автовокзала установлен памятный знак, на котором можно прочитать, что на этом месте похоронены австро-венгерские и немецкие военнослужащие. Они попали в плен на фронтах Первой мировой, были этапированы в Хабаровск, где использовались на разного рода работах. В частности, реконструировали здание военного собрания (ныне художественный музей на ул.Шевченко) и приют (ныне детдом №1 на ул.Ленина). Умерших австрийцев, венгров, немцев хоронили на Михайловском кладбище, которое находилось на тогдашней окраине, в районе сегодняшней Воронежской.

- Там покоятся сотни хабаровцев - так в дореволюционную пору было принято называть жителей города. И это несправедливо и цинично, что о них на памятном знаке у автовокзала ни слова, - говорит краевед Анатолий Жуков.

Среди похороненных на Михайловском кладбище - Антон Сильницкий, редактор газеты «Приамурские ведомости» с сентября 1897 года, сподвижник Николая Гондатти, которого в 1911 году назначили Приамурским генерал-губернатором. Разительные перемены по службе ожидали и Сильницкого: его отправили на Камчатку уездным начальником Петропавловска, где он противостоял грязным дельцам, которые объявили его сумасшедшим. Роман Валентина Пикуля «Богатство», как и недавно снятый по нему сериал с Сергеем Кононенко в главной роли, - про Сильницкого.

Когда в краевом центре восстановили Иннокентьевский храм, на примыкающей к нему территории, где без малого полтора века назад хоронили жителей тогда еще Хабаровки, в память о них был установлен крест. Сохранились видеосъемка: служители храма освящают его с песнопениями и поклонами, а рядом с ними человек, судя по всему, атеист, поскольку он не произносит молитв и не крестится. Это Виктор Лопатюк, руководитель золотодобывающей артели «Амур», на средства которой изготовлен и поставлен крест. Выходит, необязательно быть верующим, чтобы понимать: захоронения прошлых лет - не место забвения.

Но какая сила мешает появлению креста либо другого памятного знака на заросшей черемухой и малиной косе, где было кладбище села Пермского, у домостроительного комбината, корпуса которого стоят на могилах военной поры? Среди похороненных там комсомольчан - Ллойд Паттерсон, афроамериканец, диктор Всесоюзного радио, вещавшего в Великую Отечественную на США и Канаду из Комсомольска-на-Амуре.

Откуда эта поразительная убежденность, что фонтаны и фейерверки важней? Достаточно выйти на дорогу и увидеть привязанные к столбам и деревьям цветы, чтобы понять: ушедшие из жизни остаются с нами.

- В начале 90-х годов исполнительная и представительная власти Ленинского района приняли совместное решение о создании мемориальных зон на местах бывших захоронений, - продолжает Марина Кузьмина. - Это касалось кладбища на берегу Амура, где покоятся первостроители авиационного завода и поселка Дземги, так называемого мусульманского кладбища, на котором могилы уроженцев Татарии и Башкирии, сопки у завода «Амурлитмаш», ставшей погостом для скончавшихся в сталинских лагерях. Однако решение осталось на бумаге: районный Совет, проголосовавший за создание мемориальных зон, был распущен по известному ельцинскому указу. Сегодняшняя представительная власть в лице городской думы и ее депутатов, судя по всему, не обеспокоена запустением и варварством на исторических захоронениях…

В 1855 году в черновых набросках Александра Пушкина были найдено стихотворение, которое до сих пор активно цитируется.

Два чувства дивно близки нам,

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века,

По воле Бога самого,

Самостоянье человека,

Залог величия его.

Напрашивается вопрос: эти волнительные строки классика про нас ли, отвергнувших «любовь к отеческим гробам» и «самостоянье человека», превративших захоронения прошлых лет в нагромождения мусора, поломанных надгробий и оградок?.. Но вознесся крест на погосте у Иннокентьевской церкви. И каждый год в родительский день живущие в Чегдомыне и приезжие с других мест отправляются по старой грунтовой дороге за сто с лишним километров в легендарную Умальту. Поселка и предприятия, которое в Великую Отечественную было единственным в СССР поставщиком молибденового концентрата, без чего невозможно производство танковой и корабельной брони, оружейных стволов и другого вооружения, давно нет. Осталось кладбище, где более полувека бережно ухаживают за могилами, где зажигают свечи и поднимают сто граммов за упокой, где слышны рыдания и плач. Но эта печаль светла, она очищает душу и помогает жить…

Михаил Карпач,

«Приамурские ведомости», 20.06.12