Юлия Шестакова
Юлия Шестакова
Этот рассказ о фронтовом подвиге, написанный журналистом, прозаиком, хабаровчанкой Юлией Алексеевной Шестаковой (1914-2002) принесла в нашу редакцию ее дочь - Ольга Рослая. Текст был подготовлен для военной газеты «Суворовский натиск» двадцать лет назад, еще при жизни писателя.
 
Юлия Шестакова не понаслышке знала боевые-огневые. В августе 1945 года ее командировали в действующую армию, она участвовала в военной операции в Маньчжурии, откуда посылала в газету «Тихоокеанская звезда», где и работала, свои репортажи и очерки. Юлия Шестакова особо никому не показывала и свои награды, хотя была награждена юбилейной медалями «20, 40 лет Победы в Великой Отечественной войне».
 
В свое рассказе «Подвиг неизвестного солдата» один из ее героев - тогда еще начинающий национальный писатель - удэгеец Джанси Кимонко (1905-1949) из с. Гвасюги района им. Лазо Хабаровского края. Именно он вызвался найти родственников солдата-нанайца, ценой жизни спасшего во время войны наших бойцов и остановивший немецкую танковую колонну. Вскоре, как был записан на черновую рассказ, сам Джанси Кимонко трагически погиб на охоте.
 
Юлия Шестакова очень трепетно относилась к творчеству представителей малых народов Севера. Она помогала в редактуре и переводе с удэгейского «Там, где бежит Сукпай» Джанси Кимонко. В ее переводе стали известны стихи нанайских поэтов Акима Самара, Андрея Пассара, Владимира Заксора. И вот ее солдатская быль в память о фронтовиках-дальневосточниках с берегов Амура.
 
Константин Пронякин.
* * *
 
Подвиг неизвестного солдата
 
Много рассказано и немало написано о минувшей войне. Документальная литература и кино в живых чертах запечатлели ее трагическую сторону, героизм советских воинов и силу товарищества, воспитанного всем строем нашей жизни. Но неисчерпаем родник народной памяти. Эхо войны отзывается снова и снова в воспоминаниях фронтовиков - участников великой битвы с немецко-фашистскими оккупантами.
 
Случай, который будет рассказан ниже, подтверждает это.
 
Начну с того, что однажды - это было весной сорок восьмого года - удэгеец Джанси Кимонко, житель хорской тайги, не без труда добравшийся до Хабаровска, сел на пароход и отправился в Нанайский район повидать старых друзей. В то время он начинал работать над третьей частью своей повести «Там, где Бежит Сукпай». Ему хотелось уточнить какие-то особо важные события, связанные с коллективизацией на Амуре.
 
Кроме того, Джанси Батович был озабочен поисками родственников или знакомых погибшего на войне солдата. Побывал он в Троицком, в соседних селениях, ходил по адресам нанайцев - участников войны. Однако все его усилия были тщетны. В райвоенкомате ему сказали, что похоронные извещения приходили во многие семьи.
 
«Ну а фамилия какая? - спрашивали его. - Киле? Пассар? Или, может, Бельды? Кого искать? Самара? Гейкера?».
 
«Не знаю», - отвечал он и разводил руками.
 
А дело было так... Джанси Батович получил письмо из Вильнюса от бывшего дальневосточника, с которым вместе служил в погранвойсках. Это был капитан Соколов Алексей Иванович - отважный человек, смолоду закаленный в походах по тайге. Его призвали па фронт еще в начале войны. Оттуда Алексей Иванович написал своему таежному другу несколько писем. Они хранятся в архиве так же, как и это большое письмо, послужившее основой для рассказа.
 
Итак, в марте сорок четвертого года капитан Соколов оказался со своей воинской частью под городом Тернополем. Это - Западная Украина. Мощные удары Советской Армии заставили гитлеровских оккупантов бежать. Но, отступая, они цеплялись за каждый населенный пункт. И уж Тернополь-то им сдавать не хотелось. Там был узел железных дорог, и оттуда можно было переправлять в Германию награбленное добро. Наши войска уже вошли в город, но фашисты не хотели сдаваться. Завязался бой. Атака шла за атакой. От бомбовых ударов содрогалась земля. Потери были большие.
 
Капитан Соколов подробно описывал, как это происходило. По дорогам, от линии фронта через районный центр Збараж бесконечной вереницей шли обозы: в тыл везли раненых. Те из них, кто мог разговаривать, объясняли, какая тяжелая обстановка сложилась на позициях. Танки нужны! А их нет.
 
- Минометы бы туда! - говорили они. - Пушки! Если враг прорвется, погибнут раненые. Их там много. Вывозить не на чем...
 
«Я слушал это с тревогой в душе, - писал Соколов. - Где же наши танки? Где артиллерия? Неожиданно ко мне подбежал связной и говорит:
 
- Товарищ капитан, срочно на командный пункт! Подполковник вызывает...
 
Подполковник Борисов крепко пожал мне руку и без всяких предисловий заговорил о Тернополе:
 
- Там нет офицеров. Немцы лезут. Посылаю туда свои последние машины. Четыре. Бойцы - отовсюду. Народ разный. Командуйте ими. Машины отдадите под раненых. Боеприпасы сами распределите между взводами. Наши танки уже в пути. Вам понятно?
 
Еще бы! Конечно, я понимал: создалась угроза прорыва нашей оборонительной линии, надо было прикрыть вывоз раненых.
 
Было раннее утро: во дворе под деревьями стояли четыре машины с людьми: там были солдаты, собранные из разных воинских частей, в том числе с милицейскими погонами, все - в касках. Мне тоже пришлось надеть каску. Я сел в кабину головного грузовика, предварительно дав команду: «По машинам». Поставил рядом с собой винтовку и крикнул водителю:
 
- В Тернополь!
 
Шел мелкий дождик со снегом. Несмотря на плохую погоду, немцы продолжали бомбить нашу линию обороны. По шоссе, набирая скорость, мы двинулись на помощь нашим бойцам. Только успели миновать Збараж, как у первого же регулировщика я увидел бегущего к нам навстречу солдата. В одной руке он держал небольшой вещевой мешок и размахивал им, в другой нес винтовку с оптическим прицелом. Я дал знак водителю остановиться.
 
Маленький, в длинной шинели не по росту, солдат подбежал ко мне и, не здороваясь, сразу спросил:
 
- Чё, капитана, фронта ходи, да?
 
- Туда. На фронт... - быстро ответил я. Из-под каски на меня глянули косо поставленные глаза. Я увидел смуглое лицо со следами оспы, и пока солдат объяснял, что был в госпитале и теперь не знает, где его часть, поэтому хотел бы идти с нами, я заметил на ремне у него охотничий нож в чехле и маленькую сумочку из лосиной кожи, какие не раз видел у нанайцев, и вдруг понял, откуда он. «Батчи-гапу!» (Здравствуй!). Как он просиял, услышав это приветствие по-нанайски:
 
- Да-да! Батчи-гапу! Амурские люди знаешь, да? Оуси дидиру! Поехали, да?
 
Он радостно засуетился и через минуту был уже в кузове. Сел. И когда машина тронулась с места, еще пытался со мной разговаривать, перегнувшись через борт. Но было это бесполезно: грузовик мчался на полной скорости...».
 
Что же случилось потом? Дальше Соколов вспоминает, что под Тернополем, в условленном месте, их встретил лейтенант с перебинтованной рукой и показал, где раненые. Стали спешно разгружать боеприпасы. Перед тем как сесть в кабину, лейтенант, морщась от боли, передал капитану карту своего участка с обозначением огневых точек противника.
 
- Самое важное - это шоссе, к нему рвутся немцы, - пояснил он. - Их танки могут пройти только по шоссе, кругом - болото. Плохо, что нет у нас минометов, трудно будет устоять.
 
Соколов собрал командиров взводов, каждому из них поставил задачу. Раздали пулеметы, ящики с гранатами и патронами. Пока санитары носили раненых и размещали их в кузовах поудобнее, бойцы, рассредоточившись, заняли каждый свое место; иные ложились на сырую землю, в мокрую траву. Нанаец пристроился за кучей щебня. Все это происходило под непрерывным обстрелом.
 
«На нас летели осколки, мин и снарядов, - продолжал Соколов, - и я видел, как раненые бойцы отползали в лощину. Через некоторое время, связной доложил мне, что нанаец ранен в обе ноги, но уходить не хочет, зовет меня. Я поспешил к нему:
 
- Что такое, земляк? - сквозь бинты на обеих ногах его темнели пятна крови.
 
- Это быстро-быстро надо, - заговорил нанаец, - смотри вон туда, капитана! - он кивнул на шоссе, там вдоль кювета лежали брошенные снаряды. Их надо было вынести на шоссе и разложить в шахматном порядке. Я понял замысел снайпера. Действительно, так можно было задержать вражеские танки - при абсолютном хладнокровии стрелка. Объяснил солдатам, и они все сделали, как велел нанаец: сняли колпачки со снарядов и к взрывателям прилепили белые бумажки, чтобы ему было видно, куда целиться (это вроде мишени). Он будет стрелять по бумажкам, снаряды взорвутся - и все!.. Стодвадцатимиллиметровые, осколочные, они любой танк остановят.
 
Успели положить пятнадцать снарядов. В это время немцы усилили обстрел. Вражеские танки уже гудели, выбираясь на шоссе. Шли в два ряда. Их было шесть: два «тигра» и четыре средних. Выстрела было не слышно. Однако мощный взрыв около гусениц первого танка потряс воздух. А следом за ним - второй «тигр» с перебитой гусеницей завертелся на месте, другой танк с оторванным стволом орудия медленно сполз в кювет. Снова два взрыва. Один за другим. И третий танк замер. Четвертый, еще дымя башней, уткнулся в землю. Оставшиеся два повернули назад. Вдогонку им летели наши пули.
 
Должно быть, немцы поняли, что мы заминировали шоссе. Они обрушили на нас шквал огня; за взрывами снарядов и мин мне уже не было видно нанайца: где он там лежит за бугром, жив ли? Теперь в нем одном сосредоточилась вся оборона... Что же это я не спросил, как его зовут?
 
Жив! Снова один за другим прогремели пять взрывов, кувырком летят в кювет вражеские самоходки. Задымились и встали на дыбы два средних танка. Уходят немцы, удирают... А дальше было то, чего никогда не забыть. Позади нас гулко затряслась земля от грохота идущих машин: мимо нас по шоссе к центру Тернополя неслись, стреляя на ходу из пушек, родные наши КВ. Двигались советские танки с десантами автоматчиков. Они прошли, как смерч! И вскоре слева заговорила «катюша»...
 
Еще рвались вражеские мины, свистели пули кругом, а наши солдаты уже бегом бежали к шоссе, чтобы узнать, жив ли нанаец. Раненный в ногу, я с трудом дошагал до того места, где он лежал за кучей щебня. Иду и вижу: солдаты снимают каски. Стоят, низко опустив головы. «Где ж ты, земляк?». На том месте зияла воронка. Кто-то промолвил со вздохом: «Прямое попадание»... Да, страшная это вещь - прямое попадание, когда от человека не остается ничего...»
 
«Ты знаешь, Джанси, он был похож на Николая Маренкана. Помнишь, был у нас в отряде нанаец? Только у этого героя много было седины на висках, и лицо в оспинках... Я попросил солдат заровнять воронку. Они насыпали небольшой холм земли, поставили столбик и на дощечке от ящика из-под патронов написали: «Спасибо тебе, храбрый солдат с Амура!».
 
Так и осталось имя его неизвестным. Но след его - на тропе героического времени.
 
Юлия Шестакова,
член Союза писателей России.