 |
| Памятник Муравьева-Амурского воссоздал по модели Опекушина - питерский скульптор Леонид Аристов |
| |
Однажды директор Хабаровского краевого музея имени Н.И. Гродекова Николай Иванович Рубан решил заказать в Русском музее в Санкт-Петербурге модель памятника Н.Н. Муравьеву-Амурскому, чтобы она стояла в одном из выставочных залов, в экспозиции, отражающей историю российского Дальнего Востока до 1917 года. Но я сообщил ему, что такая гипсовая модель уже имеется в фондах музея. Сотрудники музея заулыбались и сказали, что такого быть не может. Тогда я рассказал, что модель эту в музей сдал лично, что она довольно долго стояла в центральном Выставочном зале еще до того, как музей возглавил Н.И. Рубан. Рассказал также о том, как воссоздавалась скульптура для памятника.
Николай Иванович немедленно отреагировал в том смысле, что необходимо подробно описать все эти события, поскольку это и есть история. Но мне не хотелось расстраивать тех, кто вносил свои деньги в осуществление идеи увидеть на Амурском утесе памятник, долгие годы бывший символом возврата России Приамурья, утраченного по Нерчинскому договору.
Но вот недавно в одной из хабаровских газет я прочитал довольно хорошую статью Тамары Семеновны Бессолицыной о деятельности Хабаровского краевого отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПиК), в которой тоже обнаружил две существенных неточности: во-первых, то, что основная заслуга в воссоздании памятника принадлежит председателю президиума Хабаровского отделения ВООПиК профессору Николаю Петровичу Крадину и председателю Организационного комитета по воссозданию памятника Антонине Константиновне Дмитриевой, во-вторых, что я, заместитель Дмитриевой, «активно подключился к воссозданию памятника» на последнем этапе.
Поэтому я и решил написать эту статью, пока живы те, кто может подтвердить, что в ней все - правда.
Во-первых, Н. П. Крадин, многие годы являвшийся бессменным председателем президиума Совета Хабаровского отделения ВООПиК, в то время не принимал непосредственного участия в этом деле (если не считать выступление при открытии восстановленного памятника), поскольку не был членом Организационного комитета. Скорее всего, заслуживает похвалы и благодарности ответственный секретарь Хабаровского краевого отделения ВООПиК Лилия Степановна Григорова, так как все организационные вопросы на этапе воссоздания скульптуры решались при ее непосредственном участии, и она подписывала все документы.
А что касается меня, то на последнем этапе воссоздания памятника я практически самоустранился. Полагаю, что из ниже-следующего читатель поймет, почему я так поступил.
При этом мне вспоминается старая военная присказка: «В армии всегда после серьезных дел проводят мероприятия по отысканию виновных, наказанию невиновных и награждению непричастных».
В воспоминаниях А. К. Дмитриевой добрая половина текста посвящена тому, как и кто писал о Муравьеве-Амурском до восстановления памятника, затем - кто сколько внес денег (очень нужная информация), как они потрачены (но эта информация в целом неверна). Объясняется это просто - функция А. К. Дмитриевой в основном заключалась в представительстве, публикации небольших заметок и выступлении на телевидении, поскольку опыта какой-либо серьезной организационной работы она не имела. Практически работать пришлось другим, в том числе и не являвшимся членами Оргкомитета. Но была у Дмитриевой и «главная заслуга» - именно по ее рекомендации был заключен договор с кооперативом «Ротонда», принесший нам немало хлопот и неприятностей.
После того как краевые органы советской власти разрешили воссоздать памятник графу Н. Н. Муравьеву-Амурскому, в июле 1988 года при Хабаровском краевом отделении ВООПиК был образован общественный Организационный комитет. Председателем избрали А. К. Дмитриеву, так как она больше всех ратовала за воссоздание памятника, ее заместителем - Григория Григорьевича Левкина, так как у меня уже был опыт подобных работ: с членами краевого отделения я установил стелы около петроглифов Сикачи-Аляна и на Комсомольской трассе у поворота на Малышево (при реконструкции дороги стелу перенесли на другую сторону).
Организационную работу следовало с чего-то начинать. Я попросил члена Оргкомитета журналиста Юрия Васильевича Ефименко написать обращение к населению с призывом вносить деньги в фонд воссоздания памятника. Его текст мне не понравился. Обратился с этой же просьбой к Виктору Сергеевичу Шевченко, прекрасному знатоку истории Дальнего Востока. Его текст мне также не понравился. Тогда я сам написал «Обращение ко всем трудящимся, ветеранам войны и труда, молодежи, студентам, учащимся и воинам Дальнего Востока». Показал написанное Ю. В. Ефименко и В. С. Шевченко, они одобрили его содержание.
Под Обращением подписались: пенсионерка А. К. Дмитриева - председатель Оргкомитета; рабочий А. М. Жуков - прекрасный хабаровский краевед; Ю. А. Косыгин - академик АН СССР, Герой социалистического труда, лауреат Ленинской премии; Н. П. Крадин - кандидат архитектуры; Г. Г. Левкин - полковник запаса; Н. Д. Наволочкин - писатель; В. В. Онихимовский - доктор геолого-минералогических наук, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии; Г. Д. Павлишин - народный художник РСФСР; М. И. Светачев - доктор исторических наук; В. С. Шевченко - заместитель главного редактора журнала «Дальний Восток» и А. С. Шейнгауз - доктор сельскохозяйственных наук. Называю всех подписантов специально, так как список отражает различные социальные слои населения, заинтересованные в воссоздании памятника.
 |
| Оргкомитет по восстановлению памятника Муравьева-Амурского |
| |
С каждым из подписавшихся я беседовал лично. Особенно запомнился разговор с академиком Ю. А. Косыгиным. В институте, которым он руководил, секретарь предупредила, что мне может быть уделено не более двух минут, так как академик очень занят. Наш разговор длился более двадцати минут. Я рассказал академику об особенностях присоединения к России северо-востока Азии в XVII веке, создании системы управления, а также об утрате территории Приамурья, о роли Н. Н. Муравьева-Амурского в деле ее возврата и присоединения Приморья и Сахалина к России. Незадолго перед этим для общества «Знание» мною был написан «Бюллетень. Ответы на вопросы: 1. Из истории освоения русскими Дальнего Востока. 2. Роль и место Н. Н. Муравьева-Амурского в истории присоединения к России и освоения Приамурья, Приморья и Сахалина» (тридцать две машинописных страницы).
Затем вдвоем с Марией Федоровной Буриловой мы подобрали иллюстративный материал в виде фотографий различных объектов, в том числе фотографию памятника, открытого тридцатого мая 1891 года в присутствии цесаревича Николая Александровича, будущего императора Николая II. Наше Обращение было подготовлено в виде плаката размером 85 х 63 сантиметра и издано бесплатно 488-й военно-картографической фабрикой (в воспоминаниях Дмитриевой нет ни слова о 488-й ВКФ, хотя именно ее рабочие, служащие и офицеры во многом помогали нам при решении разных задач).
В материалах Антонины Константиновны рассказывается о судьбе создания и об утрате первого памятника Н. Н. Муравьеву-Амурскому. Текст: «Тогда говорили, что когда его сваливали канатами на землю, то одна рука взметнулась вверх и по крутому склону утеса полетела в Амур».
Безусловно, это вымысел досужего человека, предназначенный для негативного отображения советского периода истории. В действительности, в соответствии с Указом правительства демонтируемые памятники, имевшие художественную ценность, надлежало сдавать в музеи. Была сдана в Хабаровский музей и скульптура Муравьева-Амурского. Что касается «одна рука взметнулась вверх и по крутому склону полетела в Амур», то обе руки на скульптуре сложены на груди и отлиты совместно, и оторваться ни одна рука не могла даже при ударе о землю.
Есть и такие строки: «Проработавшая много лет в краеведческом музее Пая Абрамовна Говзман также подтвердила, что бронзовая голова Муравьева-Амурского валялась в парке еще в пятидесятые годы, потом исчезла. Наверное, ее тоже расплавили».
Я же могу утверждать, что лично видел эту голову в 1973 году у задней стены Хабаровского краеведческого музея (практически бюст, так как я прекрасно помню, что были эполеты). Кто и когда вынес ее из хранилища? Куда она исчезла?
А в Хабаровск я попал так. После окончания геодезического факультета военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева в 1973 году меня направили в город Партизанск, в 41-й топогеодезический отряд. Осенью меня вызвали в штаб Краснознаменного Дальневосточного военного округа в Хабаровск для приемки и анализа аэрофотосъемочного материала. Дело в том, что у меня был опыт работы с аэрофотосъемкой: еще во время службы в Группе советских войск в Германии мне приходилось с немецким экипажем летать на аэрофотосъемку юга Германской Демократической Республики и по границе с Польшей, а затем принимать отснятый материал.
Знакомство с Хабаровском я начал с реки Амур у парка культуры и отдыха, Амурского утеса и Хабаровского краеведческого музея. Именно тогда я и видел голову от скульптуры Муравьева-Амурского. Что касается рук, то тогда я на это не обратил внимания и вспомнить не могу.
На первом же заседании Организационного комитета я сказал, что видел голову от скульптуры, но меня постарались убедить, что такого быть не может, потому что не может быть. Тем не менее с М. Ф. Буриловой мы объехали несколько предприятий, где могли голову переплавить или же сохранить в качестве ценного сувенира. Следов не обнаружили.
В октябре 1988 года А. К. Дмитриева побывала в командировке в Ленинграде, вернулась и восторженно сообщила, что нашла кооператив «Ротонда», готовый выполнить все работы по созданию скульптуры с модели автора скульптора А. М. Опекушина, включая и установку на пьедестале. С восторгом говорила, что руководитель кооператива Валерий Яковлевич Куриленко - бывший хабаровчанин, и он с энтузиазмом берется за благородное дело для родного города. В кооперативе есть скульптор Леонид Викторович Аристов, готовый воспроизвести опекушинское произведение, хранящееся в Русском музее. Мы согласились с Дмитриевой. А так как для решения финансовых вопросов необходимо юридическое лицо, то эту роль играла ответственный секретарь Хабаровского краевого отделения ВООПиК Лилия Степановна Григорова. Она и подписала привезенный Дмитриевой договор.
Члены Оргкомитета занялись сбором денег, добровольных взносов. В мемуарах Дмитриевой указаны основные организации края, перечислившие деньги на счет 700802 в Хабаровском краевом отделении ВООПиК. Приведены два документа: Список авторов, которые перечислили свои гонорары на восстановление памятника (двадцать один писатель и журналист - две тысячи четыреста сорок семь рублей шестьдесят восемь копеек). В этом списке известные дальневосточникам литераторы, некоторые из них вносили деньги еще и по подписным листам. И Список стран, туристы которых опустили в копилку в Хабаровском краеведческом музее деньги на восстановление памятника. Всего восемнадцать стран. Самый большой взнос - аж двадцать два доллара США, что составило в перерасчете на советские деньги того периода семнадцать рублей и сорок копеек. Англичане внесли пять фунтов стерлингов (пять рублей шестьдесят восемь копеек). Остальные взносы были менее рубля.
Абсолютное большинство людей вносило деньги по подписным листам. С подписными листами дело обстояло так. По предложению А. К. Дмитриевой студенты и молодежь должны были ходить по городу с кружками для сбора пожертвований - вроде бы так делали при создании памятника в XIX веке. После первого опыта в одном из ресторанов оказалась группа молодых людей, весело проводивших время на собранные деньги. Я возмутился и сказал, что в девятнадцатом веке сбор средств на памятник велся по подписным листам. Разработал форму подписного листа и на 488-й ВКФ по моей просьбе их бесплатно отпечатали. Подписные листы заверялись печатью.
В установленные в краеведческом музее, в фойе кинотеатра «Гигант» и в Выставочном зале в прозрачные копилки деньги опускали без подписных листов. В музее деньги из копилки изымались М. Ф. Буриловой, и в присутствии сотрудников музея составлялся акт. За все время там поступило четырнадцать тысяч триста пятьдесят четыре рубля, иностранные деньги были сданы в нумизматический фонд музея, так как незначительность внесенных сумм не позволяла произвести их обмен.
В отношении денег из кинотеатра «Гигант» и Выставочного зала читаем у Дмитриевой: «Из копилок в к/театре «Гигант» и Выставочном зале казначеем С. П. Шатиловым извлекались, за редким исключением, - вместе с председателем комитета А. К. Дмитриевой».
Однажды из «Гиганта» поступило сообщение, что копилка кем-то вскрыта и ограблена. А. К. Дмитриева, С. П. Шатилов и я отправились в кинотеатр. Женщины-контролеры, которые стояли у входа и наблюдали за копилкой, возмущенно сказали, что изъятие денег из копилки производится председателем и казначеем Оргкомитета без составления акта. Деньги изымаются, и в кармане казначея их куда-то уносят. Я сказал, что жена Цезаря должна быть вне подозрений, но акты все же необходимо составлять на месте в присутствии контролеров и с их подписью. На это мои спутники обиделись, будто я сомневаюсь в их честности. После этого С. П. Шатилова я больше не видел. Впрочем, не видел его и на первом заседании Оргкомитета - он появился позднее. А на первом заседании Оргкомитета быть казначеем предложили директору Художественного музея, но она отказалась.
В мемуарах Дмитриевой назван целый ряд лиц, жертвовавших свои деньги на восстановление памятника, показано, что деньги поступали из разных мест страны. Отображены предприятия Хабаровского края, перечислявшие деньги на расчетный счет в фонд восстановления памятника. Сказано также, что значительную сумму - одна тысяча рублей - внесла Хабаровская епархия (епископ Хабаровский и Владивостокский Гавриил). Практически это одна восьмая стоимости бронзы, предназначавшейся для скульптуры.
Дело было так. Хоть я и атеист, но поскольку на постаменте памятника на двух бронзовых досках упомянуты священник Гавриил Вениаминов, священник Сизых и архиепископ Иннокентий, то я решил поговорить с представителями православной церкви Хабаровска о необходимости тоже внести некоторую сумму на восстановление памятника. Направился в Христорождественский храм на улице Ленинградской, встретился со священником Владимиром, объяснил ситуацию, напомнил слова Иннокентия, митрополита Московского, который активно поддерживал и помогал Муравьеву-Амурскому в его деятельности: «Если бы, паче чаяния, когда-нибудь и забыло тебя потомство и даже те самые, которые будут наслаждаться плодами твоих подвигов, то никогда, никогда не забудет тебя наша Православная Церковь». Священник пообещал: православная церковь примет участие в восстановлении памятника. Но через некоторое время его перевели в Иркутск, где он вскоре и умер. А события сложились так, что в конечном итоге эти деньги так и не пошли на восстановление памятника.
Несколько раз мне пришлось ездить на завод имени Горького, чтобы решить вопрос о выпуске значков с тематикой, отражающей идею воссоздания памятника. Такой значок с изображением памятника Н. Н. Муравьеву-Амурскому изготовили в достаточном количестве, причем бесплатно, и передали в Оргкомитет для вручения тем, кто принимал участие в этом благородном деле.
Двадцать седьмого апреля 1990 года состоялся IX пленум Хабаровского краевого Совета ВООПиК, на котором присутствовал председатель кооператива «Ротонда» В. Я. Куриленко. Он прилетел из Ленинграда и этим же самолетом доставил гипсовую модель скульптуры Н. Н. Муравьева-Амурского, созданную Л. В. Аристовым по модели Опекушина из Русского музея. Еще в 1988 году А. К. Дмитриева договорилась с руководством этого музея о предоставлении возможности использовать работу Опекушина.
Привезенную Куриленко модель на машине 488-й ВКФ я отвез в Выставочный зал для всеобщего обозрения. Позднее, когда Дмитриева поссорилась с директрисой Выставочного зала, модель поместили при входе в здание. Я вновь воспользовался автомашиной картфабрики и перевез модель в краеведческий музей.
В протоколе пленума ВООПиК зафиксировано выступление В. Я. Куриленко: «Работаем мы над памятником уже полтора года. За это время ознакомились с историческими материалами… связались со всеми музеями, где имелись фотографии памятника и их нам прислали… В мае 1991 года мы предполагаем памятник установить на том же месте, где он стоял». Эти слова вызвали у присутствующих уверенность в воссоздании памятника к намеченному сроку, к 100-летию открытия памятника.
В Хабаровск В. Я. Куриленко прилетел вместе с дочерью (разумеется, на деньги Оргкомитета), которую представил в качестве художественного консультанта, хотя консультант она была «липовый» в силу ее возраста и уровня специальной подготовки. Тогда я не понял, что это первый своеобразный звонок, характеризующий сущность председателя «Ротонды».
Поскольку создание памятников историческим лицам государства по своей сути является историческим событием, то при сооружении монумента Муравьеву-Амурскому в XIX веке генерал-губернатор Восточной Сибири Д. Г. Анучин ходатайствовал об этом и получил личное дозволение императора Александра III на сбор пожертвований и установку памятника. В нашем случае согласия краевых властей, в принципе, было недостаточно, и по этой причине мне пришлось ехать в Москву в министерство культуры, чтобы получить необходимое разрешение центральных властей.
В конце июля 1990 года я прилетел в Москву, чтобы встретиться с начальником главного управления по делам изобразительного искусства и музеев Иваном Борисовичем Порто. Но оказалось достаточно встречи с заместителем начальника по монументальной пропаганде и выставочной работе Верой Александровной Лебедевой и ведущим инспектором Людмилой Максимовной Колесниковой. Они в один голос заверили, что препятствий со стороны министерства культуры нет, но необходимо согласовать вопрос с объединением «Росмонументискусство», чтобы соблюсти требования к художественной стороне скульптуры.
Директор «Росмонументскульптуры» Валерий Геннадиевич Висляк и главный конструктор Зиновий Семенович Куцер выразили готовность предоставить специалистов при приемке скульптуры с целью оценки соответствия ее первоисточнику, то есть модели Опекушина. Но в Ленинграде есть достаточно высокого уровня специалисты для участия в оценке создаваемой скульптуры, и нам, чтобы не тратить деньги на командировку москвичей, целесообразнее решить этот вопрос в Ленинграде.
Далее мой путь лежал в Ленинград для встречи с председателем кооператива «Ротонда», скульптором и представителями Русского музея. В Русском музее я переговорил с временно исполнявшим обязанности директора музея заведующим фондами Иваном Ивановичем Карловым и заведующей отделом русской дореволюционной скульптуры Лидией Петровной Шапошниковой. Они обещали оказать всяческое содействие в решении наших вопросов. После этого разговора стало возможным не пользоваться помощью москвичей и не тратить деньги на их командировку.
А чтобы не тратить общественные деньги на гостиницу, я отправился в Ленинградское военно-топографическое училище, которое окончил в 1965 году. Там служили на разных командных должностях бывшие мои подчиненные, с которыми сохранились прекрасные отношения. Заместитель начальника училища полковник Вячеслав Архипович Ухлинов с радостью предоставил мне отдельную комнату. Мы вспомнили, как работали на демаркации государственной границы СССР с Монгольской народной республикой, спали у костров на берегах Онона, как разъяренный бык с русской стороны пытался рогами выкопать только что поставленный пограничный столб - он оказался на пути, по которому прежде стадо переходило на монгольскую сторону (фотография быка, бодающего пограничный столб сохранилась в моем архиве). Разумеется, мне была обещана любая помощь, если она понадобится при решении различных вопросов, связанных с восстановлением памятника Н. Н. Муравьеву-Амурскому. В эту поездку в Ленинград помощь не потребовалась, к ней я был вынужден прибегнуть в следующий раз, в 1992 году.
Поскольку главной задачей поездки в Ленинград была встреча с председателем кооператива «Ротонда» и скульптором, то мой путь лежал на набережную Круштейна, дом 33. Никакого кооператива по этому адресу я не нашел, лишь в углу парка около ограды обнаружил небольшое круглое строение - ротонду. По телефону связался с В. Я. Куриленко, он сказал, что именно в ней находится офис кооператива, имеющего название «Ротонда», и назначил мне там встречу на следующий день. При встрече он уверял меня, что все нормально, скульптор занимается лепкой из глины скульптуры в полный рост, чтобы потом по ней произвести отливку из бронзы. Сказал, что по нашей телефонной просьбе он подобрал специалиста в музее для определения, какие ордена были изображены на скульптуре.
Мастерская скульптора оказалась в хозяйственном блоке, часть которого занимала жилищная контора. Леонид Викторович встретил меня приветливо, показал свои работы, которые мне понравились, и предложил проехать туда, где производят лепку скульптуры из глины. Помещение это оказалось довольно просторной кочегаркой с высокими потолками. Увеличением с модели занимались Борис Михайлович Чадаев и Алексей Алексеевич Павлюченко. Лепка шла к завершению. Аристов сделал несколько замечаний и предложений по ходу работы, и мы возвратились в его мастерскую. Здесь он сообщил, что решил выйти из кооператива «Ротонда» и хочет, чтобы мы заключили договор о лепке скульптуры непосредственно с ним, заплатив ему двадцать пять тысяч рублей. Видя, с какой серьезностью он относится к работе, и учитывая его творческие возможности, я, разумеется, согласился, сказав, что назавтра встречаюсь с Куриленко - его необходимо предупредить.
На следующий день в ротонде я встретился с историком, который показал мне список российских орденов и их описание, попросив за проделанную работу пятьсот рублей. Но на мой вопрос, какие ордена были и в каком порядке располагались на груди скульптуры, он ответить не смог. Я сказал Куриленко, что такой список я способен по справочнику составить сам, и за работу историка платить не буду.
Далее я сказал Виталию Яковлевичу, что со скульптором Оргкомитет составляет отдельный договор по скульптуре. Он согласился, впрочем, что он мог сделать? Поскольку у кооператива не было своих фондов для производства отливки монумента из бронзы, то, естественно, я задал Куриленко вопрос, как он намерен ее отливать. Он стал заверять меня, что имеет достаточно хорошие связи с различными производственными структурами, и скульптуру в бронзе изготовят своевременно.
Но эти заверения меня не устраивали, поскольку посредник в данном случае, как и со скульптором, фактически не нужен. Следующие несколько дней я посвятил посещениям Экспериментального скульп-турно-производственного комбината на улице Мориса Тореза и завода «Монументскульптура» на Расстанном проезде вблизи от Волковского кладбища. На обоих предприятиях на мою просьбу произвести отливку скульптуры ответили, что способны выполнить работу только через год, то есть в 1992 году. Такой расклад меня не устраивал, но что-либо в тот момент сделать было невозможно, тем более Куриленко заверял, что все сделает своевременно. Бог с ним, с этим посредником, кооперативом «Ротонда»!
В Хабаровске мы оформили привезенный мною договор с Л. В. Аристовым на выплату ему двадцати пяти тысяч рублей за произведенную работу (фактически выплачено двадцать пять тысяч восемьсот шесть рублей).
В октябре 1990 года скульптура Муравьева-Амурского в глине была готова. Художественный совет Октябрьского района города Ленинграда с участием представителей Русского музея, Эрмитажа, музея Октябрьской революции принял скульптуру, дав ей высокую оценку. На заседании Худсовета присутствовал хабаровский скульптор Владимир Евтушенко.
В мемуарах Дмитриевой читаем: «Бронза отправлена в Ленинград еще летом. Этой трудоемкой работой, приобретением и отгрузкой занимался Г. Г. Левкин. К концу 1990 г. на счете № 700802 числилось 84 тыс. рублей 56 коп.».
Что касается отправки бронзы (приобрели мы пять тонн), то у А. К. Дмитриевой явная неточность, возможно, обусловленная ее забывчивостью или же просто незнанием реальной обстановки.
Бронзу я отправлял в Ленинград в адрес «Ротонды» зимой. Достать пятитонный контейнер ни под каким предлогом не удалось. Тогда я взял на картфабрике два календаря плакатного типа с изображением Брюса и подарил их женщинам на контейнерной станции. Немедленно получил два трехтонных контейнера - пятитонного все же не смогли выделить. Для перевозки контейнеров на базу, где находилась бронза, и вновь на станцию автомашину мне выделил заместитель начальника 488-й ВКФ по материально-техническому снабжению майор Однолько.
Он же занимался вместе со мной отгрузкой бронзы болванками по тридцать килограммов. Заведующая складом предложила грузить их в контейнеры побыстрее, так как у нее много другой работы. Я заметил, что под большими медными листами на полу лежали бронзовые болванки, затем пересчитал все отливки и понял, что не хватает около двухсот килограммов. Завскладом сказала, что будем взвешивать каждую болванку и только тогда класть в контейнер. Я согласился. Майор Однолько записывал вес каждой чушки, а я клал их на весы, затем относил в контейнер. Когда остались невзвешенными около десяти болванок, завскладом стала доказывать, что мы с майором ошибаемся на две штуки и пытаемся ее обмануть, записали меньше, чем погрузили. Потребовала выгрузить бронзу из контейнеров и перевешивать вновь.
Я выгрузил из контейнеров все до последней болванки и сложил горкой около весов. Тогда завскладом расплакалась и сказала, что работать не будет. Мне пришлось идти к директору базы, он выделил другого человека, и мы вновь занялись взвешиванием и погрузкой бронзы в контейнеры. Была установлена недостача двухсот килограммов. База возвратила стоимость этой бронзы на наш счет. Так трижды я «нянчил» на руках бронзу, которой надлежало стать скульптурой Н. Н. Муравьева-Амурского. Во время погрузки я сильно вспотел, простудился и порвал рукав дубленки, но это были мелочи в сравнении с выполненной работой.
Корреспондент газеты «Тихоокеанская звезда» А. Г. Чернявский опубликовал небольшую заметку о ходе работы Оргкомитета по воссозданию памятника и отметил, что мною вскрыто воровство двухсот килограммов бронзы в Ленинграде, в результате Оргкомитет избежал утраты общественных денег. Однако он ошибся, бронзу украли не в Ленинграде, а в Хабаровске. Но-о! Он как в воду смотрел (не обладает ли даром предвидения?), в Ленинграде бронзу у нас тоже украдут, и сделает это кооператив «Ротонда».
Итак, мы отправили бронзу в адрес кооператива «Ротонда». На счете в то время у нас было восемьдесят четыре тысячи рублей, то есть имели полную возможность начать отливку скульптуры. Но «Ротонда» почему-то не может организовать отливку. Таким образом, в 1991 году, к столетию первой установки памятника, мы так и не смогли его воссоздать.
Вот выписка из Протокола № 3 заседания президиума Совета Хабаровского краевого отделения ВООПиК от 28 мая 1991 года (на этом заседании я почему-то не присутствовал): «Информация председателя Организационного комитета Дмитриевой А. К. - На сегодняшний день на восстановление памятника собрано 170 тыс. 135 руб. Стоимость отливки по представленным сметам 88 396 руб., с установкой 108 тыс. 376 руб. На изготовление досок нам необходимы 33 тыс. руб. по представленным сметам.
В настоящее время завод приостановил отливку из-за отсутствия денег от плательщика.
Президиум постановил: Информацию Дмитриевой принять к сведению, но не затягивать с подписанием сметной документации и направить в кооператив, который будет осуществлять все финансовые дела с заводом. Перечислить на счет кооператива 30 тыс. руб., что требует завод, через некоторое время перечислить еще 50 тыс. Необходимые деньги 33 тыс. на доски, нужно обратиться к фирме Цоя».
Из этого постановления видно, что вопросом воссоздания занимается Хабаровское краевое отделение ВООПиК, а финансовые операции должен производить кооператив «Ротонда».
В материалах проверки финансовой деятельности Хабаровского краевого отделения ВООПиК, хранящихся в Хабаровском государственном архиве, есть документы, отражающие деятельность кооператива «Ротонда». Вот расшифровка по дебиторской задолженности на 1.07.1991 г.: «… дебитор - Кооператив «Ротонда» (перечислен аванс на отливку М/Амурского) 55571 руб.».
Следующая расшифровка дебиторской задолженности на 1.10.1991 г.: «Дебет на 1.10.1991 г. - кооператив «Ротонда» - 104 858 руб.». И в Объяснительной записке к балансу сказано: «Дебиторская задолженность образовалась в связи с тем, что перечислен аванс в размере 100 000 кооперативу «Ротонда» для расчетов с заводом изготовителем скульптуры М/Амурского, т. к. отливку без перечисления аванса они не начали. Окончательный расчет будет по завершению работ по скульптуре».
Расшифровка по дебиторам и кредиторам на 1.01.1992 г.: «Дебитор - Кооператив «Ротонда» (остаток аванса на отливку М/Амурского) - 100 000 руб.».
Итак, деньги у кооператива для расчетов с заводом «Монументскульптура» есть, но он не производит нужных операций по авансированию отливки. Телефонные разговоры с председателем кооператива с требованием перечислять деньги на счет завода безрезультатны.
А. К. Дмитриева, поняв, что ситуация крайне сложная, заболела. С М. Ф. Буриловой мы посетили ее, чтобы справиться о здоровье и чем-либо помочь. На мое предложение возбудить против Куриленко уголовное дело Антонина Константиновна ответила категорическим нежеланием. Болезнь Дмитриевой на дому продолжалась два месяца, как раз до тех пор, пока в Хабаровск не прибыл контейнер со скульптурой Муравьева-Амурского.
Ситуация действительно сложная. Денег для оплаты работы завода «Монументскульптура» на счете у нас нет. Тогда я предложил Л. С. Григоровой попросить деньги у администрации края. Она сказала, что нужно просить шестьдесят тысяч рублей, и этого нам хватит. Я написал письмо с просьбой о ста тысячах рублей, и Л. С. Григорова подписала ее. Втроем, ученый секретарь Приамурского географического общества В. И. Симаков, член Оргкомитета журналист Ю. В. Ефименко и я, направились к главе администрации Хабаровского края Виктору Ивановичу Ишаеву. Он нас принял без предварительной записи. Без колебания подписал распоряжение о выделении ста тысяч рублей и перечислении их на наш счет.
Я положил на стол Ишаеву ксерокопии подлинников договоров Российской и Дайцинской империй: Айгуньского 1858 года и Дополнительного Пекинского договора 1860 года, по которым были возвращены России Приамурье и присоединено Приморье. А также фрагмент фотокопии с подлинника карты, прилагавшейся к договору 1860 года, на которой показана государственная граница. Эти документы, полученные из министерства иностранных дел СССР, хранились у меня еще с 1985-1987 годов, когда я занимался вопросами организации и выполнения топогеодезических работ по проверке прохождения линии государственной границы в одностороннем порядке. При этом я сказал Ишаеву, что не привык что-то просить просто так, и эти документы, возможно, пригодятся ему, так как Китайская Народная Республика нагнетает обстановку, хотя и не является наследницей маньчжурской империи, стремясь отторгнуть группу островов, в том числе Большой Уссурийский и Тарабаров острова, принадлежащие на основании договоров России.
Выделенные Ишаевым деньги помогли нам заплатить заводу, минуя «Ротонду».
К концу отливки скульптуры я договорился с институтом «Гражданпроект» о посылке инженеров в Ленинград для согласования вопроса крепления скульптуры на постаменте, поскольку опасались, что при сильном ветре парусность скульптуры может преподнести сюрприз. Пришли к выводу, что крепление следует осуществить так, как было прежде.
Скульптура отлита, необходимо принять ее и переправить в Хабаровск. С этой целью в Санкт-Петербург командировали сотрудницу Хабаровского краевого отделения ВООПиК Т. С. Бессолицыну. Но все ее усилия оказались тщетными: завод отказывался брать на себя эту работу. Тамара Семеновна вернулась ни с чем.
Пришлось транспортировкой памятника заняться мне. Через моего земляка, бывшего порученцем командующего войсками Краснознаменного Дальневосточного военного округа, минуя волокиту канцелярии, я передал командующему письмо с просьбой транспортным самолетом из Санкт-Петербурга в Хабаровск доставить скульптуру Муравьева-Амурского. Понимая важность мероприятия, он наложил резолюцию, в которой просил командующего воздушной армией оказать помощь. На следующий день я поехал на Большой аэродром в штаб воздушной армии. Подобного рода вопросы всегда решает начальник штаба, который понимает, что просьба командующего войсками округа равносильна приказу. В Москве как раз находился транспортный самолет, его можно было направить в Санкт-Петербург и оттуда доставить в Хабаровск наш долгожданный груз. Мне лишь необходимо достать керосин для этого полета, поскольку самолет в Москве сидит из-за отсутствия топлива.
Ситуация тупиковая. Я решил лететь в Санкт-Петербург. На здании аэропорта пока еще большие буквы «ЛЕНИНГРАД». Но город уже не тот. Разрушены трамвайные пути, вокруг Гостиного Двора барахолка времен Гражданской войны, бесконечные очереди у входа в метро, пустые магазины, полное отсутствие улыбающихся людей, молодые женщины с младенцами на руках, прикрывая лицо платком, просят милостыню. В гостинице, в которую мне удалось с трудом устроиться, в счет за проживание включали и завтрак, состоявший из двух ложек картофельного пюре, половины вареного яйца, стакана чая с двумя кусочками сахара и двух кусочков хлеба. Предупредили, что могу в гостинице проживать только три дня.
Связаться с Куриленко по телефону не удалось. Сначала отвечали, что необходимо позвонить вечером, затем объяснили, что он в командировке и когда вернется - неизвестно. Стало ясно, что встреча не состоится. Я направился в госбанк, куда на счет «Ротонды» мы переводили деньги для изготовления скульптуры. Сотруднице банка я рассказал, что прилетел из Хабаровска, что кооператив «Ротонда» в этом банке имеет расчетный счет, и на нем деньги, собранные народом для воссоздания памятника генерал-губернатору Восточной Сибири графу Николаю Николаевичу Муравьеву-Амурскому. В ответ сотрудница банка сообщила, что кооператив находится на картотеке, то есть наличных денег на его счете нет.
В таком случае нам придется возбудить против «Ротонды» уголовное дело для возврата денег. На это сотрудница банка с усмешкой сказала, что, безусловно, мы выиграем процесс, Куриленко согласится выплатить деньги, но денег все равно мы не получим, так как кооператив имеет своеобразную приставку «ООО», то есть «ограниченной ответственности». Председатель кооператива лично не несет материальной ответственности и в любой день может прекратить существование кооператива. Итак, плакала часть собранных народом денежек!
На заводе «Монументскульптура» мне четко объяснили - необходимо заплатить тридцать тысяч рублей за отправку скульптуры в Хабаровск. Поскольку в Хабаровске деньги у нас были, то я пообещал перевести эту сумму на счет завода, и проблема будет решена. На это начальник планово-производственного отдела Лидия Ефимовна Бутянова разъяснила, что рабочим зарплату нужно платить своевременно, а переведенные деньги в результате волокиты поступят на завод не ранее чем через две недели. Причем за это время они из-за бешеной инфляции потеряют цену в два раза. Директор завода Г. В. Степанов и главный инженер Ю. Н. Хватов только руками развели: начальник планово-производственного отдела права.
Они рассказали мне, что шестнадцатого мая 1991 года от кооператива «Ротонда» завод получил всего три тысячи пятьсот семьдесят пять килограммов бронзы на сумму шесть тысяч шестьсот тринадцать рублей. Размер отлитой скульптуры 540х150х155 сантиметров, вес - шесть тонн семьсот пятьдесят килограммов. (В мемуарах Дмитриевой ошибочно сказано - высота скульптуры пять метров, вес - пять тонн.) Таким образом, завод потратил на отливку нашей скульптуры три тонны сто семьдесят пять килограммов своей бронзы. И мы ее уже фактически оплатили по цене две тысячи четыреста семь рублей за тонну при оплате работы за отливку и обработку скульптуры.
Невольно возник вопрос: куда исчезли тысяча двести двадцать пять килограммов бронзы, которую мы выслали в «Ротонду»? Ответ оказался весьма прост: кооператив из этой бронзы отливал различную церковную утварь и реализовывал ее. Таким образом, получилось, что та тысяча рублей, что выделила наша епархия, а это шестая часть стоимости бронзы, так в памятник и не влилась.
В конце разговора меня предупредили, если оплата отправки не будет произведена в срочном порядке, то скульптуру Муравьева-Амурского перельют в скульптуру Александра Невского, поскольку из Новгорода есть заказ, работа не ждет! А деньги, но без учета инфляции, нам вернут.
Из гостиницы мне пришлось переселиться в холодный, грязный спортивный зал какого-то института, где стояло около тридцати кроватей, и их сдавали для ночлега разному люду, прибывавшему в город и не находившему пристанища в гостиницах. В моей записной книжке сохранились адреса и телефоны двадцати семи гостиниц, куда я тщетно пытался устроиться.
Но нужно было думать о спасении скульптуры, а не о благоустройстве. Направился в грузовую службу управления Октябрьской железной дороги. Там встретился с Виктором Викентьевичем Русаком и передал ему гарантийное письмо от начальника управления Дальневосточной железной дороги, в котором было сказано, что по взаиморасчетам будет произведена оплата перевозки из Санкт-Петербурга в Хабаровск контейнера со скульптурой. Виктор Викентьевич к моей информации отнесся благосклонно, но сказал, что в настоящий момент сам ничего сделать не может, мне необходимо встретиться с заместителем начальника Витебской товарной станции Зиновием Борисовичем Бендетом.
В мемуарах Дмитриевой читаем: «Отправку скульптуры из Ленинграда в Хабаровск безвозмездно осуществило Управление железной дороги - Анатолий Петрович Иванов, начальник перевозок Виктор Николаевич Хорошаев. Все расходы по установке скульптуры на пьедестал взял на себя Хабаровский горисполком…» С начальником Дальневосточной железной дороги Анатолием Петровичем я играл в теннис, и его гарантия оплаты транспортировки контейнера со скульптурой имела большое значение. Что касается В. Н. Хорошаева, то я с ним не был знаком, и какую роль в доставке играл он, не знаю, возможно, он обеспечивал скорость продвижения контейнера по дороге, так как тот находился в пути всего две недели.
Но именно Зиновий Борисович Бендет решил проблему с контейнером и его отправкой. Он посоветовал мне обратиться непосредственно к рабочим, которые на станции занимаются погрузкой, они что-нибудь придумают, а он выделит и отправит контейнер. На заводе «Монументскульптура» говорили о необходимости изготовления огромного ящика для скульптуры. Но в то время достать для этого брус и доски было невозможно. Рабочие предложили сделать своеобразные сани из старых бревен, на них закрепить скульптуру, и затем поместить ее в морской контейнер. За работу они запросили три тысячи рублей.
Но у меня деньги были только на обратный билет в Хабаровск. Я поклялся, что деньги вышлю, как только прилечу в Хабаровск. Они поверили мне на слово. Бревна нашли, сделали на заводе сани, привезли скульптуру на железнодорожную станцию (машину выделил завод). Сначала я думал, что следует просверлить в контейнере в нижней части задней стенки отверстие и лебедкой втащить скульптуру в контейнер. Из Ленинградского военно-топографического училища по моей просьбе прислали автомашину с лебедкой и офицера с группой курсантов. Но этот способ оказался неприемлемым. Тогда рабочие взяли два финских самоходных погрузчика, один приподнял контейнер, а второй - сани со скульптурой. Медленно сближаясь, они смогли вложить скульптуру в контейнер. Далее уже просто. Растяжками закрепили ее внутри контейнера, а для безопасности, чтобы при спуске с горок не произошло движения саней и скульптуры, установили со стороны головы, с боков и ног большие старые автомобильные шины.
Поблагодарив Зиновия Борисовича, я улетел домой. За время пребывания в Санкт-Петербурге я простудился. Сразу же в Обществе охраны памятников истории и культуры взял три тысячи рублей и отправил их на имя одного из рабочих, после чего занялся поправлением собственного здоровья.
Итак, контейнер прибыл на станцию в Хабаровске. Я поехал туда. На контейнерной станции уже были Лилия Степановна Григорова, сотрудница Общества Людмила Александровна Ишаева и из горисполкома Светлана Ивановна Шевченко с автомашиной с полуприцепом, чтобы погрузить контейнер и отвезти его в Художественные мастерские. С полуприцепа он мог свалиться в любой момент, и я нашел контейнеровоз, шофер которого запросил тысячу рублей за перевозку. Лилия Степановна согласилась, я поехал в Общество, где главбух выдала мне деньги. За время моего отсутствия контейнер благополучно доставили в Художественные мастерские.
Вскрыли контейнер, скульптура была в полной сохранности. В последующем одна милая тележурналистка довела до сведения хабаровчан, что скульптура якобы была разломана на три части. В действительности, когда вытаскивали скульптуру перед установкой на постамент, сломали палаш, лежавший отдельно в контейнере. Но начальник цеха на заводе при прощании передал мне банку с раствором для патинирования скульптуры, если где-то появятся царапины, и несколько бронзовых электродов, если потребуется что-либо приварить. Так что была предусмотрена и неосторожность тех, кто будет заниматься установкой скульптуры.
Пятнадцатого апреля 1992 года у заместителя председателя городского исполнительного комитета Совета депутатов трудящихся Виктора Илларионовича Толмачева состоялось совещание по вопросу установки скульптуры Н. Н. Муравьева-Амурского на пьедестал. Присутствовало пятнадцать человек: представители культуры, проектных организаций, строителей. От Организационного комитета присутствовал я, от Общества охраны памятников истории и культуры - Л. С. Григорова. Присутствовали представители строительной проектно-коммерческой фирмы «Медиум» (генеральный директор И Ху Гвон). Как оказалось, эту фирму выбрали для установки скульптуры на пьедестал. (В заметке краеведа И. И. Кандаурова, опубликованной в газете «Дальневосточная магистраль», фирма названа «Мидум», - загадка для будущих краеведов, обращающихся к газетным публикациям при изучении истории города.)
Зампред горисполкома сказал, что из бюджета города выделяется один миллион рублей для установки скульптуры, и эту работу берет на себя фирма «Медиум». Я возразил: установку можно произвести дешевле, всего тысяч за двести. Но мне дали понять, что я не понимаю сложности вопроса. Разумеется, я понимал, коли приглашены представители фирмы, то вопрос, сколько должна заработать эта фирма, уже решен. Нас же пригласили из простой формальности, предназначенной для общественного мнения. Вечером по телевизору в хабаровских новостях тележурналистка сообщила, что нашлась спонсорская фирма, готовая выделить миллион на установку скульптуры. (Если бы это было так, то этот миллион вошел бы в количество денег, перечисленных организациями на восстановление памятника.) Мне стало все ясно, и мысленно я сказал сам себе: «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить!» И я самоустранился от дальнейшей работы по воссозданию памятника, полагая, что уж поставить на постамент скульптуру администрация города сможет и без моего участия.
В мемуарах Дмитриевой читаем: «Событие на Амурском утесе 15 мая 1990 года (здесь опечатка, должно быть 1992 г., - Г. Л.) было торжественным и волнующим. Инженер Василий Николаевич Каверзин приехал в белой рубашке, при галстуке… Скульптуру приварили, забетонировали, и все облегченно вздохнули… Из музея принесли фотографию прежнего, опекушинского, памятника. Внимательно рассмотрев ее, все убедились, что не хватает на вершине постамента еще одной плиты».
Короче, пришлось снимать скульптуру и плиту устанавливать под ноги, благо, она сохранилась от старого памятника и находилась рядом. Этого не произошло бы, если бы пригласили инженеров «Гражданпроекта», которые согласовывали заранее с заводом «Монументскульптура» имени В. Мухиной способ установки скульптуры на постамент. Но председатель Оргкомитета даже не знала об этом, а Каверзин перед установкой не удосужился посмотреть фотографию памятника или его модель в краеведческом музее.
В художественной форме в мемуарах Дмитриевой описано открытие памятника. С речами выступили председатель горис-полкома А. Н. Соколов, сказавший, что памятники ставить нужно, но снимать ранее поставленные не следует (это он имел в виду памятник В. И. Ленину на центральной площади Хабаровска). Разумеется, сказала несколько слов и председатель Оргкомитета А. К. Дмитриева, я видел ее впервые после нашего посещения во время болезни. Выступил и председатель президиума Совета Хабаровского отделения ВООПиК Н. П. Крадин.
Неприятное чувство вызвало у меня короткое, эффектное выступление ряженого казачьего атамана, державшего в руках булаву и ребенка. «Россия мать! Батька, мы вернулись! Слава России!» Во времена Маравьева-Амурского столь фривольного обращения «Батька!» не было. Во время сбора средств на восстановление памятника я с подписным листом ходил в казачий офис (дурацкое слово по отношению к казакам), находившийся в парке культуры и отдыха. Удалось собрать едва полтора десятка рублей (вообще-то, каждый рубль, внесенный в виде пожертвования, сам по себе ценен), так как казаки Муравьева называли «красным», поскольку кто-то из них читал высказывания современников генерал-губернатора.
Театральность открытия памятника была соблюдена в полной мере, с парадным прохождением воинов Хабаровского гарнизона и жалкой кучки казаков со знаменами, даже пригласили из чужедальних мест казачий хор. Но представителей туземных народов в национальных одеждах я не увидел. Зачем они?!
К подножию памятника возложили живые цветы. Офицеры с 488-й ВКФ задали потом мне вопрос: почему меня не было на открытии? Нет, я был и возложил цветы к подножию памятника вместе с другими участниками торжества.
Присутствующим раздавали брошюру, написанную М. Ф. Буриловой о муравьевском веке на Амуре. В ней она выразила благодарность мне и А. К. Дмитриевой за помощь. Для брошюры я достал необходимую бумагу, более правильно - выбил, организовал ее цветную печать. Писатель П. В. Халов на 488-й ВКФ взял в долг пять тонн бумаги для печатания детских книжек и очень долго ее не возвращал. Начальник фабрики никак не мог вернуть бумагу. Тогда я пообещал Халову подать на него в суд, но это было не в его интересах, учитывая его взаимодействие с органами администрации и культуры. Что касается Дмитриевой, то в выпуске брошюры она не принимала никакого участия. Но Мария Федоровна, как большинство русских умных и красивых женщин, не хотела выпячивать свое имя и решила выразить благодарность также и Антонине Константиновне. Позднее она написала более полную содержательную брошюру, в которой А. К. Дмитриева фигурирует уже как соавтор, хотя дала всего одну-единственную фотографию и потребовала поместить в конце ее собственную фотографию (должен же народ знать, кто был председателем Оргкомитета по воссозданию памятника).
В мемуарах Дмитриевой читаем: «Поступление денежных средств и их расходование контролировалось лично председателем общественного комитета». К мемуарам приложен «Отчет о поступлении и расходовании народных денег на воссоздание памятника Н. Н. Муравьеву-Амурскому (1988-1996 гг.)».
О том, как она «контролировала лично», читатель понял уже из описания воровства «Ротондой» бронзы и тратой общественных денег на свои нужды (нахождение кооператива на картотеке). Не буду рассматривать весь Отчет. Вот как написано в Отчете: «Израсходовано: …2. Кооперативу «Ротонда» за изготовление сметы, сбор исторических материалов, изготовление модели памятника и доставку в Хабаровск - 9670 руб… 8. Доставка скульптуры от вокзала до места назначения - 1000 руб.».
О том, что нам пришлось заплатить три тысячи рублей рабочим в Санкт-Петербурге, она, судя по всему, и не знала. А вот как сказано в документах Хабаровского краевого отделении Общества охраны памятников истории и культуры, хранящихся в госархиве: «Расшифровка по дебиторам и кредиторам на 1.07.1992 г.... Дебитор - Кооператив «Ротонда» - 62779 руб. 00 коп.».
И это уже после того, как был восстановлен памятник! Фактически уворованные деньги.
Через некоторое время в Хабаровском отделении ВООПиК мне сказали, что А. К. Дмитриевой хотят присвоить звание почетного гражданина города Хабаровска. Минуту помолчав, я ответил: «Пусть присваивают». На это Т. С. Бессолицына сказала: «Это по-мужски». Об А. К. Дмитриевой могу сказать, что она очень хотела войти в историю города и этого добилась. О себе она говорила: «Я кошка, которая ходит сама по себе!» Премию, которую она получила от администрации за воссоздание памятника, по слухам, перечислила какому-то детскому дому.
В приватном разговоре сотрудник газеты «Тихоокеанская звезда» А. Г. Чернявский задал мне вопрос: какая заработная плата была у меня во время работы по воссозданию памятника? Никакой! Все члены Оргкомитета работали бесплатно.
Воссоздание памятника графу Н. Н. Муравьеву-Амурскому вызвало интерес к созданию памятника Геннадию Ивановичу Невельскому в Хабаровске, также сыгравшему большую роль в возврате России Приамурья и присоединения Приморья и Сахалина, и почти сразу же начали рассматривать проекты возможного памятника. Я сказал, что не возражаю против памятника Г. И. Невельскому, но участвовать в роли председателя общественного Организационного комитета или его заместителя не хочу. Прошло двадцать лет, памятник так и не появился.
Ныне вновь возникло общественное желание создать такой памятник. Что можно сказать об этом? Для решения любой задачи должны быть определены: Время, Место, Силы и Средства! Что касается Места, то более десяти географических объектов уже названо именем Невельского, памятники установлены во Владивостоке, Николаевске-на-Амуре и на Петровской косе. В Хабаровске место необходимо определить, учитывая ландшафт и архитектуру города. Что касается Сил, то целесообразно создать Организационный комитет из четырех-пяти человек при Хабаровском краевом отделении ВООПиК для оформления необходимой документации, председателем Оргкомитета следует назначить представителя краевой власти, имеющего опыт разнообразной организационной работы, а не избирать пенсионера-энтузиаста, подобрать местного скульптора.
Что касается Средств, то они могут иметь различные источники, но большую составляющую целесообразно выделить из краевого бюджета, поскольку в любом случае бюджетные деньги являются народными. При составлении договоров с изготовителями скульптуры включать пункты, определяющие ответственность за невыполнение условий договора. Что касается Времени, то оно не имеет размеров, и сроки создания памятника будут зависеть от многих факторов.
Григорий Лёвкин,
«Дальний Восток», №4, 2015
