И.Тоидзе. Родина-мать зовёт! 1941 г. Плакат СССР. Москва

Но - все по порядку. Я одинокая женщина бальзаковского возраста. Живу в Доме на Набережной. Эту квартиру я купила недавно, всегда мечтала здесь жить. Я очень богата. Но я ничем не торгую. Я разрабатываю для лучших Центров Красоты России и Европы уникальные криосауны.

Мой папа - сибирский академик. Еще до моего рождения изобрел лазерные телевизоры, размером со спичечную коробку и экраном в воздушном пространстве любых размеров. 3-Д - этого тоже его изобретение. Он умер, не дождавшись, когда я появлюсь на свет, и когда будут производить его телевизоры, экраном которых может быть бездонное небо Иммануила Канта.

Мама - профессор, известный на весь мир органический химик. Она воспитывала меня одна. Вернее, я сама себя, сколько помню, воспитывала, ибо мама все время была в своей суперсекретной лаборатории сибирского отделения Академии наук…

Я пошла по стопам мамы. В 28 лет стала доктором наук. В 2010 году мама умерла, и я переехала в Москву. Все сбережения родителей и деньги за первый контракт с итальянской корпорацией «Красоты и здоровья» потратила на квартиру в Доме на Набережной. Повторяю, что всю свою сознательную жизнь я мечтала здесь жить.

В квартире 435 жил двоюродный брат моего отца с женой. Работал он заместителем Управляющего делами СНК СССР. Поэтому и жил в Доме Правительства. А 20 июня 1937 года был арестован. Через 4 месяца по постановлению военной коллегии Верховного суда был расстрелян. Могила его найдена на Донском кладбище. В 1955 году он был реабилитирован. Жену его арестовывали несколько раз. В 1955 году окончательно реабилитировали, и она вернулась в свою квартиру, которая после реконструкции из четырех комнатной превратилась в одну комнатную. Умерла она, когда исчез СССР. Ей была за 80. Похоронена в могиле рядом с мужем… Я живу в другой квартире. У меня - шесть комнат. Я горжусь, что ношу очень знаменитую фамилию. А на Руси, видимо, так повелось: чем знаменитее фамилия, тем трагичнее ее история.

Криосауны, которые сейчас есть, чуть ли не в каждом салоне красоты (-130, -140 градусов в парах жидкого азота), если и имеют какой-то положительный эффект, то лишь, как плацебо-терапия. Но идея верная. Только вот получить нужную температуру (-80 градусов) не так - то просто. Я это умею делать. И мне за это умение хорошо платят. Я из рода ученых. Самым знаменитым моим родственником по линии мамы является Дмитрий Иванович Менделеев.

Я - не бизнес-леди. Несмотря на то, что моя лаборатория в Академии наук, по существу корпорация с филиалами, которые как спрут пускают щупальца во все стороны Света. Я успокаиваю себя, что занимаюсь наукой. А то, что это приносит огромные деньги (в первую очередь нашей Академии) - таково сейчас время!

Я, как и мама, почти сутками нахожусь в лаборатории. Увлечение криогенизацией не случайное. Мне было пять лет, когда однажды, гостя у бабушки на даче, бывшей красавицы, звезды Мариинки, бабулька подвела меня к огромному зеркалу (ей было под 90 лет) и, показывая на свое отражение, сказала: «Мариночка! Разве есть Бог? Бог не мог быть таким немилосердным, хотя бы к женщинам - превращая их из красавиц в пугало огородное!»

Бабушка была подлинной русской красавицей - высокая, синеглазая, с густыми, волнистыми, светло русыми волосами. К 60-ти годам у нее появился горб, она стала слепнуть из-за глаукомы… Я, наверное, тогда решила, что если Бог - мужчина, то он подскажет мне, как жить долго и умереть в расцвете красоты и здоровья! Поэтому я и стала заниматься криогенизацией.

Внешне я очень похожа на бабушку. Как-то на одной из великосветских московских тусовок меня увидел Слава Зайцев и начал пылко звать работать моделью к себе, обещая платить мне в два раза больше, чем я сейчас получаю. С моей внешностью у меня масса проблем. Это еще одна из причин жить уединенно… До сих пор не встретила ни одного мужчину, который не был бы ослеплен моей «небесной красотой», и смог бы увидеть меня! Поэтому мои связи с мужчинами - чистая физиология!

Ну вот, теперь о причине, побудивший меня не выводить химические формулы, а написать рассказ. Сразу предупреждаю, мне, вряд ли удастся избавиться от ассоциаций и аллюзий и написать стройно и связно. Я вся в мыслях, которые поглощают меня лавиной за лавиной. И ирландские виски не помогают!

Итак, возвращаясь как-то под утро к себе домой с работы, я вдруг решила выйти из машины и посмотреть, что все-таки продают в этом киоске, под большой яркой фреоновой вывеской «Французская булка», и ниже - «Свежие, с пылу-жару русские пироги». «Фреон» - это описка! Дело в том, что в моих саунах не пары жидкого азота, а фреон и неон 21 и 22. Вот простая формула (). Это уже не является коммерческой тайной. Другое дело - никто, кроме меня, не может получить фреон и неон и использовать их, как биологическую «пушку», стреляющую в определенные зоны человеческого организма снарядами - 80 по Цельсию!

Март. На улице -13. А на мне легкая горжетка из сибирского колонка, подаренная мне к 8 марта моей единственной подругой-одноклассницей. Она сейчас хозяйка «небольшого» мехового ателье в Сибири (филиалы которого во всех городах - от Иркутска до Якутска).

Моя подруга одевает «звездных» модниц всего мира (за исключением, правда, тоже моей родственницы Бриджит Бардо и ее последовательниц).

Я, в определенном смысле, по своим убеждениям в отношении к животным, согласна со своей прабабушкой Бриджит. Но, следую ее credo: «Mieux-être erronée, que le fidèle, sans désir d'être».

Подбежав к киоску (войти в него нельзя), я постучала в ярко освещенное окошко, увидев за толстым стеклом витрины столько вкуснятины, что глаза разбежались, а рот заполнился жидкой слюной. Быстро окошко растворилось, и высунулась живописная физиономия с  огромными moustache  a la Louie ХIV. На чисто русском языке, однако, он спросил: «Что угодно, леди? У нас есть все, что пожелаете!» А из «окошка», как из духовки русской печки, меня окутали запахи… моего далекого детства, когда я гостила у бабульки на даче под Ленинградом. И без всякого ирландского виски (Mieux-être erronée, que le fidèle, sans désir d'être), физиология моя так сильно пихнула меня внизу живота, что я почувствовала не только пыл и жар горячего хлеба, но и - этого мужика-симпатяги! ...И тут я невольно вздрогнула - кто-то робко теребит меня за плечо. Не успев повернуться, я поняла и без всякой сауны с фреоном или неоном, что погружаюсь во вселенский холод! Успела заметить, что лицо пекаря стала напряженным, улыбка с него исчезла, словно он ее снял...

…У меня глаза не просто насыщенно голубые, они (как и у моей бабульки) синие. Вот тут я хочу спросить тебя, мой читатель, если у тебя такие же глаза, как у меня: какого столкнуться взглядом с такими же, как у тебя, синими глазами? Что ты чувствуешь? А я просто не могу смотреть в синие глаза, чувствую, что впадаю быстро в гипнотическое состояние! А - «эти глаза, напротив» (как в песне!) были синие!

Я не знаю, что со мной в следующее мгновение произошло бы, если не услышала громкий, и, как мне показалось, наигранно пугающий окрик пекаря «Французской булки»: «Пошла вон! Я тебе сегодня уже подавал!» Тут я увидела, словно очнувшись от мгновенной прострации, бомжиху. Это - новые русские. Проверьте меня: ни цыган, ни армян, ни грузин, ни (ух, что я?) евреев и т.д. - среди, по крайней мере, московских и питерских бомжей - нет.

У меня есть собственная теория нашего, русского бомжества (я знаю, что это - неологизм). Я также знаю и «частности», например, почему к бомжам у всех, кто еще сам не стал бомжем, амбивалентное отношение. Их могут выгнать в лютый мороз или под ледяной дождь, в ночь из транспорта или общественного места под крышей. И, вместе с тем, их кормят, у них есть свои теплые норы, которые не трогает милиция. Они свободно путешествуют по российским мегаполисам… Я знаю, что бомжи 90-х годов не имеют ничего общего с бомжами наших дней. Они, по существу, близки к бичам (БИЧ - бывший интеллигентный человек) семидесятых, душевный мотив которых хорошо раскрыт в песне Юрия Кукина:

Это был очень сильный мотив. Мой папа чуть ли не совсем  своим институтом мог внезапно бросить все и исчезнуть на месяц-другой, не известно, куда. Таким был и его знаменитый и гениальный друг, ректор МГУ им. Ломоносова, академик Рэм Викторович Хохлов. И Илья Глазунов в то время периодически «бичевал»… Мой отец дружил с гениальным русским художником…

…И почему их становится все больше и больше, а они - все моложе и моложе. Я даже догадываюсь, почему российская соц.защита «импотентна»  по отношению к ним. У бомжей есть «гнезда» и покровители везде. И в нашем, сверх охраняемом, оснащенном только новейшей электроникой - всевидящим оком и все слышащим глазом -  в Доме на Набережной.

Мой «друг», российский мультимиллионер, после того, как в авиакатастрофе погибла его семья, начал строить по России «отели» для бомжей, открывать для них рабочие места, скупая заброшенные поселки и деревни... И очень скоро понял, что бомжам это ненужно! Я ему говорила: «Костя! Следует родиться вторым Макаренко… но для русских бомжей. А ты всего лишь обыкновенный ловкий финансист! Не по Сеньке шапка - справиться с бомжами!»

Я даже посоветовала прочитать ему «Странник играет под сурдинку» Кнута Гамсуна и «Доктор Кнульп» Германа Гессе. Ибо наши бомжи уже поднялись в своем духовном развитии (я не шучу!) до героев Гамсуна и Гессе. И даже переросли их. У Германа Гессе «бог успокаивает его словами, что такие как Кнульп рождены, чтобы приносить в мир немного детского легкомыслия и вызывать у оседлых чувство тоски по свободе»…

Да, именно оклик булочника привел меня в чувства, и я увидела… Почти вплотную ко мне стояла бомжиха. Их, ведь, ни с кем не спутаешь: ни с обычными попрошайками, ни с алкоголиками, ни с наркоманами, ни с проститутками «quickly - «briskly». Совсем юная. Это видно и за «макияжем» бомжа (лицо распухшее и обветренное, в цыпках). У меня мелькнула хульная мысль: я, благодаря экспериментам на себе со своими саунами, удерживаю себя вот уже несколько лет в возрасте, о котором можно сказать: «за двадцать». А у нее своя «метода», и неизвестно, чья лучше! Но, возможно, если убрать синяки под глазами от «рваного» сна, привести в порядок лицо, сбросить с нее немыслимые одежды, которые скрывают ее фигуру и джинсы, стоптанные кроссовки - ей всего лет 18.

Она была…моим «двойником»! Несмотря на «платок», укутавший ее голову, волосы - светло русые и густые: они вылезали грязными прядями  дружно из-под «платка». Глаза синие, брови черные, ресницы черные, длинные, не успевшие выгореть.

Рост как у меня: 1 метр 80 см. Но я была на каблуках и поэтому чуть выше ее. Груда разной одежды не могла скрыть ее стройную фигуру и дюреровские пропорции «идеальной» женщины: длинные ноги, широкие и крутые бедра, узкие, покатые плечи, высокая и упругая грудь.

На ней были перчатки с отрезанными концами, из них торчали длинные тонкие (распухшие) пальцы с грязными, но красивыми ногтями, дано не стриженными. Кисти были узкие. «Да, скелет аристократки!», - заключила я, бегло окинув девушку взглядом. И, опередив ее попрошайничество, спросила: «Есть хочешь? Что тебе?» Глаза у нее были опущены долу. И она тихим чистым голосом сказала: «Здесь вкусные пирожки с рисом, зеленым луком и яйцами и с печенкой…»

Я, словно в лихорадке, приказала булочнику, который молча наблюдал нас, не без курьезного любопытства: «Прямо из печки: с пылу, с жару!» Мужчина он был и симпатичный, и не глупый. Скорее всего, офицер ФСБ, филер. Не прошло и минуты (весьма для меня неловкой!), как он в корзине протянул нам с верхом, пирожки. Мы пошли к столику. Булочник окликнул: «Кофе-то возьмите! Не в сухомятку же есть!» Я передала корзину девушке, сказав: «Начинай!»  А сама повернулась к окну, из которого торчали огромные сильные руки, с засученными по локоть рукавами белоснежного халата. В каждой - венская кружка и дымящийся кофе. Запахи горячего хлеба и настоящего кофе до сих пор преследуют меня.

Когда я ставила кружки на столик, девушка, жуя пирожок, сказала: «Спасибо, сестра! Я за тебя буду свечки в церквах ставить!» «Я тоже голодная… Не бойся, нам хватит, возьмем еще!» Наши глаза вновь на миг встретились, я почувствовала слабость в коленях, но девушка быстро опустила свои «синие очи» долу, и мы,  молча, начали поедать пирожки. Иногда наши руки сталкивались нечаянно в корзине, когда мы тянулись к одному и тому же пирожку…

Сколько мы ели - не помню. Какие мелькали в голове мысли - не помню. Но хорошо помню, что булочник не сводил с нас глаз и не закрывал окно.  Корзины пирожков нам обеим хватило, как и пол-литровой кружки кофе. Я взяла пустую корзину со стола и спросила девушку: «Что тебе взять с собой?» Она засмущалась (искренне!) и сказала: «Дай, сестренка немножко денег. Теперь я долго не захочу есть. Привыкла: наемся и дня на два!»

Я вновь почувствовала сильную дрожь во всем теле и поспешила ответить, открывая сумочку, боясь, что там кроме пластиковых карточек наличных мало, да еще с булочником надо рассчитаться: «Да, конечно, конечно… Вот только рассчитаюсь…» При этом мелькнула спасительная мысль, что если наличности мало, посажу девушку в машину и довезу до первого банкомата - свой район я уже хорошо изучила и знала, где и что.

«Сколько?» - спросила я булочника и услышала: «Позвольте, леди, считать это моим угощением. Не бескорыстно, конечно, пообещайте еще как-нибудь заглянуть ко мне на огонек!» Было уже почти светло, ибо люцифер стал плохо виден.

«Обещаю!» - весело, удивляясь своему хорошему настроению, ответила я и повернулась к девушке. Но она уже удалялась! Увидев, что я готова бежать за ней с открытой сумкой, крикнула: «Я буду молиться за тебя, сестра! Люба Менделеева будет за тебя свечи в церквах ставить…» У меня от слов «Люба Менделеева» остановилось сердце. Но я не успела умереть, ибо оно лихорадочно забилось, когда в утреннем воздухе зазвенел чистый, звонкий, прекрасный голос Любы: «Очаровательные глазки, очаровали вы меня. В вас столько неги, столько ласки, в вас столько страсти и огня!..»

Резюме:

1) Любовь Дмитриевна Менделеева, моя дальняя родственница, актриса Мариинки (Басаргина) дружила с моей прабабушкой. И как рассказывала моя мама, они часто вместе пели их любимую песню «Очаровательные глазки».

Э. Делакруа. Свобода, ведущая народ. 1830 г., Музей Лувр, Париж

3) Дальше - чистый фрейдизм и теория еще непризнанного гения - немецкого психиатра Евгения Блейлера, владельца клиники в Цюрихе, в которой «вырос» Карл Юнг и лечился хороший знакомый моего отца, советский непризнанный гений Иван Борисович Галант…

Дело в том, что свое полотно Эжен  Делакруа написал под воздействием своего друга-любовника Jean-Louis-André-Théodore Géricault, которому «подражал» и вместе с которым они любили натурщицу будущей свободы - Marianika (почти мое имя, если на диалекте Нормандии, где родился Теодор Жерико).

Делакруа  страдал половыми «отклонениями», вошедшими в глоссарий сексопатологии, как complex Delacroix l'amour a trois. На картине Эжен Делакруа изобразил себя справа от Марианики, в шляпе и с винтовкой, а своего друга Теодора  слева, в берете, и с поднятым к небу пистолетом.

4) Этим же комплексом страдал Александр Блок, который безумно влюбленный в Любовь Дмитриевну Менделееву, половой жизнью мог жить с ней только в «соперничестве» со своим другом Андреем Белым, который также безумно любил… Басаргину!

5) В начале моего рассказа есть такая строчка:  «И провалилась в темную бездну и только на другой день вспомнила о странной метаморфозе «Родина-мать зовет», 1941 г… Так вот, по закону Евгения Блейлера - ассоциативной логике - «перфокарте» нашей жизни - эти два шедевра - Эжена Делакруа и Ираклия Тоидзе агглютинировал один образ - плакат «Родина - сестра зовет!», 2013 г. Я думала, что «сестрой» я вижу себя, но сейчас точно знаю, что это была Люба Менделеева, бомжиха!

Марина Черносвитова

Москва-Хабаровск.

P.S.

Я тщетно пыталась разыскать Любу. Для этого «подключила» булочника (переспав с ним и подарив ему одни из лучших швейцарские часы): «Подключи «своих». Я в долгу не останусь!» Через некоторое время «булочник» сообщил мне, что  «Любу Менделееву нашли в Питере. Долго уговаривали вернуться в Москву, сказав ей, что я обещала дать ей работу на своей «фирме» и купить квартиру в Доме на Набережной….»  «Вот от этого я от нее и сбежала! Я сразу поняла, что «сестренка» будет меня  «спасать», и мне от нее трудно будет избавиться, ибо у «сестренки» хватка питбуля!» Люба передала мне привет и просьбу ее «не беспокоить». Еще она пообещала, что «если захочет образумиться, то сама меня найдет». Я начала ее ждать…

P.P.S.

Одна из книг моего отца имеет обложку, во всю которой картина Жерико «Плот Медузы», так поразившей Эжена Делакруа. Только талантливый 18-ти летний художник издательства ловко поместил на плот и «Свободу» Делакруа…