Окончание.

Начало см. Счастливая лопата. Опыт комментария к биографии А. Я. Гурова (1872-1932), родоначальника амурской археологии.

...Реабилитирован он был только в 1990 году. А дело жизни его досталось - по наследству как бы  - Г.С. Новикову-Даурскому. Столь же целеустремлённому, неустанному и, в итоге, успешному энтузиасту-науколюбу, именем которого наречён Амурский областной музей.

В один вот уж точно прекрасный день бывшая сотрудница этого учреждения Н.А. Комарова любезно передала мне подборку документальных сведений, «нарытых» ею, ко всему прочему, в областном госархиве. Таким-то образом и уяснил я, что в урочный час Григорию Степановичу доставили сопроводительную записку следующего содержания:

«Гр-ну  Новикову-Даурскому

Уважаемый товарищ!

На письмо Ваше от 12 Апреля с/г <…> посылаю Вам <…> автобиографию, фотографическую карточку и 11 шт. вырезок статей и заметок, писанных обо мне, вырезки по минованию надобности прошу возвратить мне.

С почтением А. Гуров

1929 г.

Мая 20 дня

с. Поярково».

Предыдущим летом получатель сей записки помогал А.П. Георгиевскому, преподавателю ДВГУ, а в прошлом выпускнику двух петербургских вузов - университета и археологического института, прибывшему сюда в этнографо-диалектологическую экспедицию. Собранные материалы учёный обобщил в очерке «Русские на Дальнем Востоке. Говоры Приамурья (бывших Амурского и Зейского округов ДВК)». Там упомянуто:

Находки с острова Урильский: грузило, резчик, рубило, наконечники стрел, скребок (урильская культура)

Коллекция, собранная экспедицией, насчитывает более 4 тыс. номеров. Но, к сожалению, во время наводнения 1928 г. в Ленинграде подвалы <Эрмитажа>, где хранились коллекции, были затоплены и все этикетки утеряны. Осталась только одна коробка, на которой обозначено: о-в Урильский. В дневниках и описи, составленной Широкогоровым, не указаны географические названия, а место сборов обозначено римскими цифрами. Но тем не менее, значение этой коллекции велико. Исследования последних лет <вернее - 1960-х>, проведённые на Амуре, позволяют большую часть материалов довольно точно распределить по пунктам».

Как Питер не удивишь наводнениями, так старому амурскому казаку не привыкать к ударам судьбы. Ещё до революции умерла его жена, оставив ему четверо сыновей и три дочки; в материалах допросов говорится ещё о двух племянницах, воспитывавшихся, по-видимому, в его семье. Женился опять, взяв особу десятью годами младше себя.

И по тем же свидетельским показаниям, он «в прежнее время служил в водном управлении. Поднажил капитальчик. Построил два приличных домика, один из которых увезли в Красный Яр» - крестьянское село невдалеке от станицы Поярково, пострадавшее в Гражданскую войну от набегов сводного белогвардейского отряда. Так поплатился Алексей Яковлевич за провинности командовавшего тем отрядом старшего сына своего. Лишившись добротного крова, Гурову приуныть бы, а он - кличет партнёров для новых раскопок. Уже в черте Благовещенска. О целесообразности коих и оповещает через газету «Амурская правда».

Вопреки обыкновению, на сигнал никто не реагирует. Год спустя, летом двадцать четвёртого, некто Ерш-Еращенко, учитель, официально обращается к членам Географического общества, требуя не отворачиваться от этой публикации: «Долго следил я за тем, кто же откликнется на столь интересное сообщение, да так и не дождался. В г. Благовещенске при 70-ти тысячном населении, при существовании там Музея, Научно-Экономического Общества <…> не нашлось ни живой души, чтобы, ну хотя из простого любопытства, проверить сообщение т. Гурова». Да, опала властей отзывалась на его жизни всё жёстче, всё больней, но теперь, в двадцать восьмом, словно и сама природа ополчилась против археолога-любителя. Каким же самообладанием надо вооружиться и - выстоять в такого рода испытаниях! Понимал, значит, что не в споре истина-то рождается. Что этика выше политики.

И тут вдруг заочная встреча с Новиковым. («Даурский» - вначале псевдоним литературный, затем почётная прибавка к настоящей фамилии, награда за вклад в дальневосточную культуру.)

До недавних пор считалось, якобы к изучению археологических памятников Приамурья этот человек приступил, когда сопровождал Георгиевского в поездке по области. Формально - так. Что же до сути, то зачем нужен окольный путь (с Амура… на Амур через посредство учёного из Приморья, да ещё и языковеда в придачу), если искомое - рядом? «Искомое», или творческий импульс для Новикова - это наглядный пример Алексея Яковлевича, достаточно именитого - а стало быть, небезызвестного Григорию Степановичу - уже и тогда, в 1928-м. И что?

На мой взгляд,  влияние Георгиевского на становление Новикова как археолога не столь велико фактически. А кивнуть на авторитет Георгиевского понадобилось Григорию Степановичу, чтобы как-то замаскировать, приуменьшить (но отнюдь не скрыть) роль Гурова, подвергавшегося политическому остракизму. Ложь во спасение. Тем самым и его имя для нас, потомков, уберёг, и обрёл возможность опираться на достижения предшественника. На учёном совете АОМ по случаю 125-летия со дня рождения Гурова профессор Благовещенского педуниверситета Сапунов сказал - и  «Амурская правда» с его слов тогда же подчеркнула, - что  при раскопках на Среднем Амуре академик Окладников пользовался гуровской археологической картой. Как мне представляется, пригодилась ему и научная работа Новикова «Материалы к археологической карте Амурской области», содержащая многочисленные дополнения к той же карте Гурова.

С другой стороны, вне всякого сомнения такой факт - именно сотрудничество с Георгиевским побудило Новикова к систематическому изучению местных говоров. Постигать их основы Григорий Степанович начинал в канун Первой мировой, до переселения на Амур. Много позже, в автобиографии, отметит предпринятые им «в последующие годы ряд поездок с целью <…> записи фольклорного материала». Работу проделал громадную. Это она - базовый источник «Словаря русских говоров Приамурья», изданного 30 лет назад стараниями группы учёных-лингвистов Благовещенского и Хабаровского пединститутов и мгновенно ставшего библиографической редкостью. По моей просьбе вот что поведала Л. В. Кирпикова - одна из составительниц академического издания:

- Талантливый исследователь, талантливый самоучка, родился он в Нерчинске, под Читой, но с 1914 года обосновался в Благовещенске и оставил по себе добрую память в делах своих - богатых экспозициях и фондах Амурского областного музея. В обширнейшем новиковском архиве - свидетельства разносторонних интересов этого поистине замечательного человека. Мы знаем его как археолога и историка, публициста и краеведа, написавшего более трёхсот научных работ. Составил он и картотеку амурских слов. Около восьми тысяч карточек! Хранятся они в областном госархиве - фонд 958. Кропотливо, слово по слову накапливал Григорий Степанович собрание, в котором отразилось лексическое своеобразие амурских говоров первых послереволюционных десятилетий.

В 2003-м Лидии Васильевне с её коллегами посчастливилось всё же обнародовать «Словарную картотеку Г. С. Новикова-Даурского». Можно ли почерпнуть из этой книги что-либо археологическое? Вроде бы, нет. А в действительности? Не сразу, но догадываюсь… увеличить ксерокопию рукописной биографии Гурова. Отчётливей некуда различимы стали примечания, вставки, тоже рукописные, однако принадлежащие никак не Алексею Яковлевичу. Н-да. Впрочем, почерк показался мне знакомым.

В «Словарной картотеке» даны - также ксерокопически - образцы карточек, сделанных  знаменитым нашим краеведом с 1913 по 1934 годы. И по написанной в 1929-м гуровской автобиографии прошлась та же рука! Я журналист. Не текстолог. Но и при этом тотчас узрел и узнал почерк новиковский. То есть нашёл себе, наконец-то, самый что ни на есть первоисточник. Да, один из первоисточников, которыми подтверждается: два археолога-самоучки не только знали друг о друге, но и контактировали. Вероятно, и воочию встречались.

Кто бы ни содействовал их знакомству, ясно как день, что свой комментарий к гуровскому жизнеописанию Новиков готовил наитщательнейше. И довольно долго. Свидетельством тому - ссылки на перечень материалов, отобранных для первой научной работы его по археологии, которая увидела свет в 1930-м. Комментарий как таковой состоит всего-навсего из девяти строк, но каждая дорогого стоит. Смотрите сами:

«А. Я. Гуров сопутствовал чл<ену> Р. Г. О-ва Гр. Фед. Белоусову в его научной поездке в 1902 г., по специальной командировке отделом Р. Г. О. для археологической разведки по побережью Средн. Амура и проверке сообщения об открытиях А. Я. Гурова в части археологии.

Также <участвовал> в экспедиции <супругов> С. М. и Е. Н. Широкогоровых в 1916 г.

А<лексеем> Я<ковлевичем> открыто несколько месторождений золота на Амуре. См. об этом указанные под №№ 10 и 15 корреспонденции в списке литературы в 1-м вып<уске> Записок Благовещенского музея».

Про экспедицию шестнадцатого года - немногословно. Какие-нибудь полстроки. Внесены они существенно видоизменённым и, кажется мне, похожим на гуровский почерком. Чернилами другого цвета. И, надо полагать, в иное уж время. А всё-таки внесены. Хотя ведь С. М. Широкогоров по воле НКВД числился в рядах тех, кто подлежал немедленному аресту в случае обнаружения. Популярное в научных сообществах за «кордоном», имя Сергея Михайловича десятилетиями оставалось под запретом в нашей «отдельно взятой стране». Однако Гуров-то набирался опыта и знаний не у кого иного, как у Широкогорова, а Новиков - у Гурова. Им, людям старой закалки, наверное, даже в голову не приходило, как можно отступиться от наставника. Срам это. И таких людей - не перекуёшь.

Из черновых записей музееведа Т.А. Холкиной, покойной ныне, явствует, что «у Новикова-Даурского есть в начале дела <бумажная> полоска, срезанная снизу». А там - о том, что Григория Степановича в бытность его работником музея (то бишь не ранее 1927-го) посещал сотрудник иноконсульства. И что пресловутые органы считали Новикова политически неблагонадёжным. Для себя Тамара Алексеевна «раскопала» это уже в прошлом веке. Уточнить же, о каком «деле» речь, не успела. Скорее всего, имела в виду факт, в наши дни общеизвестный - содержание Новикова под пятимесячным арестом в конце тридцатых. Из-под стражи был отпущен восвояси: лично его антисоветскую деятельность следователям доказать не удалось. К слову, известно также, что он поддерживал идею автономии Сибири. Ещё в 1918-м целый номер своего журнала «Записки любителя» посвятил проблемам Союза сибиряков-федералистов. (Сокамерникам Гурова в 1932-м тоже усердно припоминали их идейные позиции… времён Гражданской войны.) Да и при «царском режиме» Григорий Степанович почти не выходил из-под надзора полиции.

Треть века (ровно столько же, сколько и Гуров «мой») отдав служению археологии, покинул нас Новиков на восьмидесятом году жизни. Её коллизии освещает благовещенский краевед Н.П. Рудковский, чей документальный рассказ «Неутомимый искатель» напечатали к 125-летию со дня рождения Григория Степановича. Делает это Николай Петрович задушевно и достоверно. Да так подробно, что и прибавить, казалось бы, нечего. Но уже в следующем, 2007 году «Амурская правда» объявила: найден последний дневник человека, имя которого носит АОМ. Вот ключевой отрывок из газетной сенсации:

«Амурское книжное издательство запланировало в 1960 году выпуск его очерков по истории Амурской области <…> Книга вышла в 1961 году, когда Григория Степановича уже не было в живых. Рецензентом выступил профессор БГПИ, с которым у Новикова-Даурского были расхождения во взглядах на многие вопросы Гражданской войны, революции 1905 года. На часть очерков Малышев наложил резолюцию: не печатать. Интересно было бы найти эти отклонённые рецензентом работы».

«А у Гурова-то при последнем аресте изъяли записную книжку - может, и она… отыщется?!» - думаю, бывало, перечитывая тот репортаж.

Вместо послесловия

Пока думал так на этот раз, рука моя к мобильнику тянулась. Набираю номер О.К. Мамонтовой, опытнейшего в наших палестинах литературного редактора, ветерана бывшего областного издательства.

- Работа с рукописью очерков? Нормально шла. Конфликтов не помню, да их и быть не могло, - отвечает Ольга Константиновна.

Личные дневники не предназначены для посторонних. И вообще, давайте, читатель, подумаем вместе.

Исход пятидесятых. Незабываемая «оттепель». Что с нею содеялось, прекрасно известно. Кончилась так же, как грянула. Применительно к более раннему периоду знакомый уже нам историк С.А. Головин пишет о «механизме политической власти, не уверенной в своей социальной базе, и потому вынужденной вносить раскол в единство общества в целом, в отношения между его нижними стратами в частности, с целью расширения и укрепления собственной социальной основы». Так было и в дни предпечатной подготовки брошюры Григория Степановича: рецензент столь же подневолен, как и автор или редакторы. В свой черёд, над ними - цензоры, а над теми - неисчислимая армия других надсмотрщиков. Потому-то и Ольга Константиновна, чего только не пережившая на своём веку, полагает естественными для тех лет размолвки между Г.С. Новиковым-Даурским и В.П. Малышевым. По-моему, она права.

Итак, сборник «Историко-археологические очерки. Статьи. Воспоминания» вышел. И шестой десяток лет исправно работает, привлекая всё новых и новых читателей. Разные времена - разные вкусы. Мало кому сегодня любопытно отношение Григория Степановича к некоторым действующим лицам и личностям отжившей своё эпохи, равно как и к событиям прошлого века. Но зато научную часть его «Очерков» академик А.П. Окладников прозорливо назвал путеводителем для многих поколений археологов Приамурья.

За поколениями дело не стало. Что особенно отрадно, состоят они уже по преимуществу из местных, доморощенных кадров, первооснова которых - студенческий научный кружок, сформировавшийся в Благовещенском пединституте (ныне университете) сразу после полевых работ ДВАЭ легендарного 1961-го. Тут более чем уместно вспомнить, что лекционный курс по археологии тогда читал вышеназванный В.П. Малышев. Прежде он участвовал в экспедициях в Средней Азии, познакомился там с А.П. Окладниковым, а позднее договорился с Алексеем Павловичем насчёт его сотрудничества с амурцами.

Вузовский кружок перерастает в общество археологов. Создаётся также Благовещенская лаборатория Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН; один из окладниковских воспитанников, Б.С. Сапунов, возглавляет её вплоть до 2005-го. А двумя годами раньше возникает Центр по сохранению историко-культурного наследия Амурской области. Ведущий отдел здесь - археологический.

Директор центра Д.П. Волков, прочтя черновой вариант этого моего материала, в целом одобрил его. И на конкретном примере охотно подтвердил непрерывную преемственность поколений амурских археологов:

- …Что касается последних исследований, то это, в частности, работы моего отряда 2009 - 2012 годов на Шапке. Есть несколько публикаций по этому поводу. Если кратко, ситуация такова. Городище на горе Шапка имеет несколько уровней фортификационных сооружений, разделённых на две части: внешние и внутренние. Помимо этого, у самой структуры городища также две части. Одна, по всей видимости, жилая, другая - производственная.

В хронологическом диапазоне культурные слои на памятнике представлены так. От эпохи неолита - осиноозёрская неолитическая культура (III - II тысячелетия до н. э.) - участки слоя, насыщенного артефактами в виде вкладышей мясных ножей и каменных орудий по обработке шкур и мяса. Далее раннее средневековье - найфельдская группа мохэ (VI - XI века н. э.) в виде жилищ полуподземного типа с высокой плотностью размещения. И - период джурчжэньской эпохи (XI - XII века н. э.). Он представлен наземными конструкциями и производственными площадками, скорее всего связанными с производством стекла и металла (по крайней мере на том участке, где мы проводили раскопки).

На сегодняшний день, - заключил Денис Павлович, - работы на Шапке пока приостановлены. Возможно, позже вернёмся к этому памятнику. Он, знаете ли, ещё много интересного для науки таит.

Не будучи археологом, напряжённо вникаю в смысл этой информации, для журналиста особо ценной, так как она - из первых уст.

И вдруг… Представляется мне, будто бы, с азом грешным вместе, монологу молодого учёного сам Алексей Яковлевич внимает. И любо ему, что при всех наших теперешних невзгодах казачество не забыто, из пепла восстаёт как Феникс, а наука - не застаивается! Что уже в год образования центра-имярек Д.П. Волков со товарищи выявили близ Шапки-Горы поселение каменного века, наименовав его «Поярково-1». А вскоре за 140-летием со дня рождения А.Я. Гурова - хотите верьте, хотите нет - фонды АОМ пополняются уникальной албазинской коллекцией. Свыше четырёх тысяч экспонатов, доселе находившихся в Новосибирске, в хранилищах Института археологии и этнографии СО РАН. Торжественная передача их уже состоялась. Возможным же это сделалось во многом благодаря директору института  А.П. Деревянко. Появившемуся на свет, кстати, в какой-нибудь сотне вёрст от малой родины Алексея Яковлевича и отметившему ныне собственное 70-летие.

Здесь покуда конец моего из осколочков собранного, безыскусного, но почтительного рассказа - поклона славному казаку-археологу.

Александр Табунов,

член Союза журналистов с 1976 года.

Поярково - Благовещенск - Ивановка.

15 марта (по новому стилю) 2013-го.