Алексей Кандиевич Флегонтов (1888-1943)

 
Редактор Г. Мустафетов
Технический редактор В. Цветков
 

 
В 1921 году молодая Дальневосточная республика, созданная по директиве коммунистической партии трудящимися края для того, чтобы предотвратить возможность превращения Дальнего Востока в плацдарм борьбы против еще не окрепшей советской России, - переживала организационный период. Белогвардейцы, скопившиеся в южном Приморье деятельно готовились под прикрытием интервентских войск и с помощью иностранного капитала для борьбы с демократической республикой, а через нее и с советской Россией.
 
По поручению Меркуловского правительства генерал Молчанов пополнил свои части прибывшими из-за рубежа Маньчжурии разбитыми белогвардейскими отрядами и подкреплениями из белогвардейцев, разбросанных в других странах. Учтя неудачи прежних попыток, мобилизации трудящихся в свою армию, Молчанов решил комплектовать ее путем добровольчества. Этот метод оказался для него также неудачным, и лишь небольшая часть сынков кулаков и оголтелой буржуазии незначительно пополнила ряды армии. Но она была хорошо снабжена своим хозяином - японским империализмом - вооружением и боеприпасами.
 
Молчанов удачно наметил план своих действий. Натравив вое силы против партизанских отрядов и полурегулярных - полупартизанских частей, расположенных в южном Приморье со штабом в гор. Анучино, использовав неорганизованность и отсутствие должного понимания сущности и значения партизанской борьбы со стороны командования этих отрядов, - он решительным ударом разбил основное ядро и разорвал связь и руководство главного командования с отрядами. Разбив их таким образом, каждый в отдельности, он очистил тыл и повел наступление на части Народно-революционной армии, находящиеся у так называемой нейтральной зоны, установленной еще договором с японским командованием 29 апреля 1920 г., и оттеснил их к гор. Иману. Таким образом, создалась угроза Хабаровску. В этот момент НРА переживала организационный период: старые кадры из бывших партизан, красногвардейцев, - наиболее испытанный, основной костяк НРА,- были демобилизованы, и в ряды армии был призван необстрелянный молодняк, не нюхавший еще пороха.
 
Директивные органы и представители штаба НРА в лице тт. Постышева и Серышева решили вновь организовать в тылу у белогвардейцев партизанское движение, для чего собрать уцелевшие партизанские отряды и повести работу среди населения. Для проведения этого было создано партбюро во главе с т. Пшенициным. Мне было предложено взять на себя командование партизанскими отрядами Приморья.
 
По правде сказать, мне очень не хотелось 3-й раз уходить в тайгу, тем более что некоторые части НРА, борющиеся с белогвардейцами, были созданы при моем непосредственном участии, а со многими товарищами меня связала трехлетняя совместная борьба.
 
Подобрав испытанных в партизанской борьбе командиров, как тов. Ярошенко, всего 13 человек, устроили совещание, наметили путь своего движения, рассчитывая, что, прежде чем ст. Розенгартовка будет занята противником, мы сможем с этой станции уйти в тайгу и в течение 4, максимум 6 дней таежными тропами зайти в тыл наступающей белогвардейской армии, спуститься в Иманскую долину, собрать здесь бывших партизан, красногвардейцев (тов. Ярошенко, включенный в нашу группу, в свое время был командиром партизанских отрядов в этой долине в районе Имана) и ударить в тыл неприятелю.
 
И вот 14 декабря 1921 г., обеспечив себя выносливыми лошадьми, теплой одеждой, продовольствием и фуражем на 6 дней, ну и, конечно, ручным пулеметом, мы погрузились в вагоны и тронулись. Но наши расчеты с первых же шагов были разбиты. Прибыв на ст. Котиково, что в 30 километрах от ст. Розенгартовки, узнаем, что Розенгартовка занята белыми. Не было никакого сомнения, что и последняя деревня на правом фланге белых, Бирская, должна быть также занята. Таким образом наш план обхода в этом участке оказался нереальным. Итти же в тайгу со ст. Котиково и обходить дер. Бирскую по чрезвычайно пересеченной и гористой местности глубоким снегом, доходящим до метра, было рискованно.
 
Но все же мы решили продолжать свой путь и выполнить данное там задание. Ночью, выгрузившись с поезда, мы двинулись в дер. Котиково, откуда, взяв проводника - одного из старых партизан, таежной охотничьей тропой отправились в тыл.
 
Неприветливо встретила нас старый друг - тайга. В первую же ночь нас занесло снегом. Утром, откопавши друг друга из-под снега, оседлав лошадей, мы поехали по узкой тропе, по глухой хвойной тайге. Лошади шли бодро. Проводник, карта без рельефа и плохонький компас определяли нам путь. Ни у кого не было и тени сомнения в правильности взятого нами направления. Но на четвертый день мы стали замечать, что крутимся вокруг одного и того же места и даже однажды пересекли свои следы. Очевидно, наш проводник без злого умысла повел нас по ложному направлению и заблудился. Поняв всю тяжесть своего поступка, и зная суровые, как говорят, законы тайги, он окончательно растерялся и стал молить о пощаде.
 
Видя всю бесполезность иметь такого проводника, человека пожилого, который не сможет вынести всех тяжестей скитания по тайге, мы отпустили его и, положившись на карту и компас, решили двинуться без всяких троп, лишь по углу, при помощи компаса отсеченному на карте.
 
Путешествие это было не легкое. 35° мороза, глубокие снега, пересеченная местность, высочайшие горы затрудняли наше движение, утомляли и лошадей и людей. Ночевки на снегу, а отсюда бессонные ночи на морозе, недоедание и неприспособленность некоторых товарищей к таежной обстановке, - все это началось сказываться и влиять на настроение и на быстроту дальнейшего нашего продвижения по тайге.
 
Не всякий, конечно, сможет приспособиться к той обстановке, в которую мы попали. Скажем, надо уметь провести ночь на 35° морозе, не замерзнуть и не обморозиться. Надо иметь хотя бы мало-мальский опыт в правильном разведении и поддержании огня, уметь высушиться возле него. Движение днем вызывает пот, клубы снега, падающие с вершин деревьев, проникают за воротник, и ты ощущаешь, как холодные ручейки воды текут по спине. А во время остановки чувствуешь как рубашка, промокшая во время движения, начинает застывать, леденеть и, прикасаясь к телу, вызывать судорожные вздрагивания...
 
Так мы двигались, проводя дни и ночи на морозе, уже в течение 7 дней. Мы сократили свое питание галетами, уменьшили дачу овса лошадям.
 
He меньше нас страдали и лошади. Кормить лошадей в тайте приходилось ветошью, политой водой и посыпанной солью, которую мы имели в запасе, и мхом, который мы сдирали со стволов деревьев. Отсутствие попон и закрытого помещения, а также большие морозы сильно изнуряли за день лошадей.
 
Самое жуткое время - предутренний рассвет, когда от мороза, как говорят, деревья трещат. И в этот момент нужно седлать лошадей, затягивать подпруги. Руки коченели, мы не могли справиться с обледенелыми подпругами, морозом прихватывает пальцы к холодной пряжке. Голодные и замерзающие лошади не стоят - бьются. Тяжелые вьюки седел. И эта процедура седловки лошадей становится невероятно мучительной... Каждый из нас в этот момент не раз вспоминал своих «родителей». Но вот, наконец, лошади оседланы, и впереди опять бесконечный снежный, таежный путь.
 
На восьмой день продовольствие было съедено, осталось не больше 4-6 кило овса, и мы решили не давать его лошадям, так как этим все равно не спасем их от голода, а нас он может поддержать. Мы перешли на фуражное довольствие, т.е., проще говоря, варили в котелке овес - длительно, мучительно долго его варили, ибо овес в скорлупе твердый и долго не поддается варке. Затем разбухшие зерна выдавали каждому по щепотке. Чтобы есть неободранный овес, нужно иметь особый навык, так как скорлупа пристает к горлу, мешает глотать и засоряет дыхательные пути.
 
Благодаря неумелому обращению с костром и сильным морозам, толкавшим ближе к костру, часть товарищей испортила свою одежду. Шубы, обувь, папахи буквально были в дырах, унты прожжены, и из них торчали портянки из мешков. У некоторых ноги были обмотаны кусками холста. Несколько товарищей отморозили себе ноги, уши, губы, руки - словом, армия хоть куда! Она, за исключением численности, мало чем отличалась по внешнему виду от наполеоновокой армии в момент ее отступления из Москвы...
 
Вместе с ухудшающимся положением, начали закрадываться самое ужасное в такой обстановке - упаднические настроения, неверие в возможность выйти из тайга. Стали выражаться открытые недовольства, ругань, незаслуженные обвинения друг друга в неумении ходить по тайге. Мне, конечно, попадало, как вожаку этой «армии», больше всех.
 
- Тоже таежник!.. Не знаешь тайги, так и не берись вести, - бывало выругается кто-нибудь из товарищей, не зная, на ком сорвать злость за все невзгоды.
 
Кое-кто впадал в состояние полного безразличия: им было все равно-итти ли дальше или остаться на месте и замерзнуть. Приходилось прилагать громадные усилия для борьбы с таким безразличием, и, надо отдать справедливость, несколько товарищей, не терявших мужества, терпеливо боролись с этим явлением. На десятые сутки были съедены последние зерна овса. Что делать дальше: умереть с голода или убить одну из лошадей? Но если съесть лошадь, значит надо бросить одного из товарищей или пулемет. Этого никто не хотел, и было решено всем вместе пробиваться дальше...
 
Почти ни у кого не было веры, что мы выедем на дорогу. Помнится предпоследний ночлег перед одной из высоких гор. Решаем с товарищем Ярошенко использовать эту гору для изучения местности. Забрались на нее буквально ползком, ибо сил ни у меня, ни у Ярошенко уже не было.
 
К нашему ужасу, мы кругом, кроме тайги, ничего не увидели.
 
- Где же река Бикин? Где полотно железной дороги?.. - безмолвно спрашивали друг друга.
 
Мы решили не говорить правду нашим товарищам, чтобы окончательно не убить в них веру в возможность выбраться из тайги. Опустившись с горы, мы сообщили им, что видны высоты около Бикина и пос. Георгиевский, расположенный в 13 километрах выше по реке Бикину.
 
Оседлав утром лошадей, мы голодные, почти не спавшие, на голодных лошадях, едва тянувших ноги, поплелись дальше.
 
Мучительный день... Мороз, как назло, крепчает...
 
Подошла, одиннадцатая ночь... Безумно хочется есть, есть нечего...
 
Мороз крепчает... Лошади уже не разгребают ногами снег, чтобы достать ветошь - обессилели...
 
Наступал критический момент. Остаться ночевать - наверняка замерзнешь, так как никто из товарищей не в состоянии ни нарубить дров, ни разжечь костер, ни расседлать лошадей. Да и есть нечего. Итти ночью - тоже перспектива не блестящая, хотя ночь лунная, светлая...
 
Чтобы не подвергаться риску быть замерзшими, решились на последнюю отчаянную попытку - итти дальше.
 
Лошади насилу бредут, ветки деревьев хлещут в лицо... Некоторые из товарищей, споткнувшись о пни, падают вместе с лошадьми и не хотят вставать. Полное безразличие...
 
Так мы тащились всю ночь. На рассвете мы вышли на какую-то реку, посредине которой широко укатанная дорога. Это была река Бикин.
 
Мы вышли, как оказалось, немного выше поселка Георгиевского. Но итти в этот поселок - значит отдаться в руки белогвардейцам, ибо он был известен нам, как поселок, населенный контрреволюционным казачеством. Останавливаться тут - на дороге - также было рискованно.
 
- Она и есть!.. - вдруг воскликнул т. Петров. Он узнал впереди лежащую сопку, знакомую ему по его партизанской борьбе в этом районе.
 
- Пойдемте к этой горе, - предложил он, - там есть китайские фанзы...
 
Мы потянулись через поле к горе. Это было не поле, а замерзшее болото, с высокими кочками, покрытыми снегом. Лошади падали и с трудом поднимались, не слушая понуканий. Две лошади упали и сдох-ли. Товарищи, оставшиеся без лошадей, взявшись за хвосты других лошадей, буквально волочились по снегу.
 
Подойдя к горе, мы не нашли китайских фанз. На минуту овладело замешательство и ожесточение против Петрова, предложившего итти к этой горе... И в самом деле, положение наше еще больше ухудшилось - мы на чистом месте, кругом - ни одного кустика.
 
Но лошади инстинктом поняли, что где-то близко жилье, и сами зашагали быстрее. Обогнув тору, мы действительно наткнулись на китайские фанзы.
 
Бросив у фанз лошадей, которые сейчас же с жадностью стали рвать с крыш солому, мы вбежали в фанзу. В ней находилось 8 китайцев только что кончивших обед. На столе валялись обгрызки пампушек из кукурузной муки (хлеб, испеченный паром), а в корзине - вареная тыква для свиней. Мы набросились на эти объедки и тыкву, и они нам показались такими вкусными, что едва ли можно себе представить что-либо вкуснее.
 
Решив сделать в этом месте привал и привести, себя в порядок, мы обнаружили еще одну фанзу, где жили две семьи, китайцев, женатых на гольдячках. Для того чтобы они не могли кому-нибудь, дать знать о нас, мы переместили в одну фанзу все население этого маленького поселка, a в другой разместились сами.
 
Купили у китайцев свинью, 30 кило кукурузной муки и кукурузы лошадям, гольдячки быстро сварили нам свинину, испекли пампушек, но товарищи так сильно устали и намерзлись, что, как только почувствовали тепло канов (горячие нары), бросились на них и моментально заснули, как убитые. Обмороженные: места щек, носы распухли, полопались, и лица напоминали собой мороженые луковицы или красную свеклу. И была поистине забавной картина, когда товарищей, для того чтобы заставить поесть, приходилось по нескольку раз вытаскивать на мороз: разбудишь его там, и тогда он, возвратись в фанзу, с жадностью хватает в одну руку кусок свинины, в другую - пампушку, но не успеет проглотить кусок, как тут же снова валится на кан и мертвецки засыпает. Некоторые ухитрились проспать целые сутки. Конечно, было установлено дежурство и спали по очереди.
 
На следующий день гольдячки починили нам сожженную одежду, некоторым сшили рукавицы, салом барсука лечили обмороженные места. Пробыв здесь двое суток, подкормив лошадей, отдохнув и окрепнув, мы перевалили небольшой хребет и, выйдя в долину реки Силан, двинулись вверх по этой реке.
 
Оказывается, как потом узнали, в 8 километрах от этих фанз, на разъезде Бочарово, стоял белогвардейский отряд, и только наша предусмотрительность спасла нас от возможности попасть в его руки. Понятно, будучи в таком состоянии, мы не смогли бы дать должного отпора и защитить себя.
 
Двигаясь вверх по реке Силану, в нескольких километрах от деревни Стольное мы встретились с крестьянином, от которого узнали, что в Стольном стоит какой-то вооруженный отряд (человек 30).
 
- Чи красные, чи белые - шут их знае... - сказал в заключение крестьянин, оказавшийся украинцем-переселенцем.
 
Выяснив расположение их постов, квартиру командира, мы, подъезжая ночью к деревне, разработали оперплан. С величайшей осторожностью и с тщательной разведкой заняли ближайшие хаты, привели в боевую готовность пулемет и выделили трех человек для снятия поста, чтобы обеспечить наше внезапное нападение на «неведомого врага».
 
Все приготовились к бою, даже те, кто вообще не приспособлен к боевой обстановке. Нас 13 человек - усталых, измученных, их - 30, но когда крестьяне говорят 30, то можно считать сотнями, а можно, и десятками.
 
Проходит час, а выделенные не возвращаются. Что случилось?.. Время тянется долго: кругом-тишина, теряешься в догадках, что же могло случиться и задержать товарищей...
 
Оказывается наши «захватчики» решили произвести разведку. В одной из хат один из партизан переоделся в крестьянскую одежду и пошел по селу. Патруль отряда, стоящего в деревне, конечно, его словил, и сейчас идет выяснение...
 
Вскоре пришли наши разведчики и сообщили, что в селе не белые, а свои - небольшой отряд партизан, идущий под Хабаровск на соединение с НРА.
 
От этого отряда мы узнали неутешительные вести: партотряды Приморья, во главе со штабом командования, в панике отступили в Иманскую долину; часть попала в плен к белым; остался лишь батальон под командой Палицына и отряд Шевченко, которые стоят в Иманской долине в деревне Котельная.
 
Ребята из отряда (многие старые партизаны) с радостью примкнули к нам. А у нас укрепилась уверенность в выполнении первоочередной задачи.
 
Не теряя времени, рано утром двинулись к Иманской долине. Поднявшись по реке Силану, перевалили через хребет Чашинадзе и по узким тропинкам прошли в дер. Саровку. Теперь мы были в Иманской долине.
 
На этом перевале произошел забавный случай. Тропинка, по которой мы шли, вилась среди труднопроходимой тайги; впереди, как водятся, шли разведчики. Вдруг среди чащи показался дымок, поехали на него и обнаружили землянку и в ней человека. Молодой, обросший волосами, интеллигент, видно парень свой. Ребята решили его попугать и когда он высунулся из землянки, встретили словами:
 
- А, попался, красно-ж...., вылазь, гад...
 
Сами судите положение человека, да еще не особенно храброго. Испуганное выражение его лица у всех невольно вызвало искренний смех (нам смех, ему, очевидно, страх!) Ho вот подъехали товарищи, среди которых оказались общие знакомые, до смерти испуганный ободрился, - это оказался славный т. К. Наш отряд увеличился еще на одного человека, правда, в дальнейшем походе К. доставлял нам не мало хлопот и в то же время забавлял стоим искусством верховой езды - человек впервые сел верхом на лошадь.
 
Подкрепившись в Саровке и пополнив запасы, двинулись в д. Котельничье, так как саровские крестьяне уверяли, что в Котельничье «партизан, як маку», т. е. очень много. Не доходя несколько километров, узнали от крестьян, что в дер. Котельничье были бои, что там теперь неизвестно кто: казаки или красные.
 
Положение наше становилось довольно серьезным. Местность ровная, зацепиться - ни одного рубежа. Посылаем разведки: одну в Новокрещенку и одну левее. Первая донесла, что в деревне нет никого, вторая не вернулась; решили вступить в Новокрещенку.
 
Здесь успокоились сообщением крестьян, что теперь белых в Котельничьем очень мало - один лишь штаб. Поснимав свои доспехи, занялись шамалкой.
 
Тут же узнали весьма неутешительные сведения. Батальон Палицына сдался в плен белым. Шевченко с отрядом стремился пробраться к Анучино и ушел в Вакскую долину. Штаб партотрядов скрывается в верховьях реки Имана - дикой непроходимой местности - в корейской деревне Лео-лю.
 
Горячая голова Ярошенко предлагает и настаивает захватить штаб белых, который не ожидает нападения и легко может быть взят. Предложение заманчивое, но благоразумие подсказывает быть осмотрительными.
 
В разгар наших рассуждений хозяйка дома, где мы остановились, подала на стол, горячую картошку и сало. Тут уж не до штаба.
 
Но не успели проглотить и по одной картошке, вдруг выстрел на дворе, в хату врывается один из партизан с криком:
 
- Каппелевцы!.. разведка!..
 
Без всякой команды в один момент шуба и доспехи на нас, и мы на улице. Тревога, весь отряд в сборе... Выясняется, что, подъехали 4 всадника, наскочили на наших партизан, по ним дали выстрел и они ускакали по направлению к Котельному. Приведя в боевой порядок отряд, высылаем полевой караул в направлении Котельного, к реке Иману. Через некоторое время он донес, что был обстрелян и что со стороны Котельного замечен небольшой отряд белых. Очевидно, белые тоже выставили сторожевое охранение.
 
Пока происходила расстановка караула и организация разведки, Ярошенко решительно настаивал на взятии Котельного, с целью захватить штаб белых. В разгар прений караул привел задержанного крестьянина, который оказался посланцем белых в передал от них пакет. В обращении к неизвестному партизанскому отряду (т.е. к нам) полковник казачьего полка Ботолов предлагал сдать оружие, всем гарантировалась неприкосновенность, и сообщал, что, якобы, все отряды партизан уже сдались. Далее он заявлял, что лишняя капля крови ляжет на нас пятном, что общность интересов (это наших-то с белогвардейцами!) - борьба - против иностранцев - побуждает нас, партизан, к сдаче оружия.
 
К этому обращению было приложено письмо Палицына, в котором он пишет, что действительно всем дарована неприкосновенность и дальнейшая борьба бесцельна. За это он получил от нас не мало партизанских словечек, от которых, если бы он слыхал, ему бы не поздоровилось.
 
Крестьянин оказался знакомым Ярошенко, и он рассказал, что в Котельном находится казачий полк человек в 200, есть пехота, что часть сдавшихся имеет оружие и даже перешла к белым (последнее оказалось, как потом выяснилось, вымыслом), что все отряды попали в плен и лишь ушел один Шевченко с небольшим отрядом пехоты и кавалерии, но его преследуют.
 
Положение резко изменилось, осталось одно - как можно скорее, не дав себя окружить, уйти. Написав полковнику Боголову письмо, что «с такою сволочью никаких других разговоров, кроме драки, не признаем», предложили крестьянину задержаться на час, а сами, воспользовавшись темнотой и под прикрытием идущего снега, заметающего наши следы, направились, соблюдая осторожность, по малопроезжей дороге, вверх по Иману в д. Паровозную.
 
Нас очень огорчило то обстоятельство, что вторая разведка, направленная левее, не вернулась, и мы опасались за ее судьбу, и, как потом оказалось, опасения были не напрасными: они заблудились и попали в плен сотне казаков, стоявшей левее дер. Новокрещенки. Командовал этой сотней донец, командир полка Боголов, который от арестованных узнал, что он задержал членов девееровского правительства (наши ребята были члены Нарсоба ДВР и имели удостоверения), лиц очень важных, что в Котельном прошел отряд пехоты и кавалерии с пулеметами (это мы-то большой отряд пехоты: примкнули в Стольном 23 человека и нас 13 человек!). Комполка-человек, очевидно, «храбрый», - решил нас окружить и с рассветом замкнуть деревню в кольцо; ночью же, очевидно, сделать это побоялся. Его части расположились вокруг Новокрещенки, и мы очутились почти в кольце, но этого мы тогда не знали. Счастливый случай, что мы попали на дер. Паровозную, - мы вышли из этого кольца.
 
Глубокой ночью пришли в Паровозную. Деревушка в 10-15 дворов, мазанки очень маленькие, сплошь беднота.
 
Ребята, утомленные переходами и ночными волнениями, быстро уснули, с трудом удалось удерживаться от сна и сторожевой охране.
 
Не дожидаясь рассвета, я поднял товарищей, и не успели мы выйти из деревни, как возле нее появилась кавалерия белых, очевидно, она шла закрыть последний выход, но опоздала. Быстро спустившись к реке, мы углубились в густые поросли острова и, приняв оборонительное положение, медленно пробирались в глубь леса. Погоня не последовала, и мы вышли в дер. Снежную - на родину т. Ярошенко; оставаться здесь было не безопасно, и мы, поднявшись еще километрор 30 вверх по Иману, остановились в небольшой деревушке.
 
В надежде собрать уцелевших партизан, послали во все окрестные деревни клич с призывом к организации и указанием места сбора. На наш клич потянулись уцелевшие от пленения партизаны и беднота долины Имана. Сюда же явился и т. Кокушкин. Вид у него был чрезвычайно растерянный, и мне даже показалось, что он стоит на грани сумасшествия. Из его информации выяснилось, что командующие партизанскими отрядами со своим штабом скрываются в землянке за Лео-лю. Что предполагает делать штаб, окончательно потерявший голову, - неизвестно. Нам с трудом удалось связаться с ним и побудить явиться.
 
Очевидно штаб за свои действия рассчитывал на смертный приговор и боялся нас. Наказать же следовало - позорное отступление партизан по вине штаба давало право приговорить их к высшей мере наказания. Благодаря трусости, нерешительности этого штаба вся партизанская организация была раздавлена, оружие, запасы продовольствия, огнеприпасы были брошены и попали в руки белым. Лучшие из партизан погибли в боях.
 
Топографические условия территории Приморья давали все основания к партизанским действиям, а штаб повел отряды, как регулярные части, за 500-600 километров на соединение в Хабаровск, преступно не учитывая, что всякое отступление, а особенно при нашем состоянии частей, легко приводит к гибели. Так и случилось. Партотрядам было внушено одно стремление: к Хабаровску на соединение! Зараженные этим партизаны, бросая все лишнее, не думая ни о сопротивлении, ни об оперативных задачах, - стремительно отступали по долинам Приморья, успешно, в такой обстановке, преследуемые белыми. Заключительный финал - это долина Имана и, как мы уже знаем, пленение батальона Палицына и переход на «келейное монашеское» положение штаба и командующего.
 
Первые наши шаги были, как видите неудачные, и о выполнении первоочередных задач и думать было нечего. Досадно, что в разгар боев под Хабаровском мы не можем оказать более существенной поддержки НРА.
 
Но не все еще было потеряно. На наш клич собралось около ста человек, оружие нашлось, разыскалось и до 40 человек, кавалеристов-партизан. Назначаем Ярошенко командиром отряда Иманского района. Ставим задачу - во что бы то ни стало действовать в районе гор. Имана, в белом тылу и, оттягивая на себя как можно больше каппелевских частей, оказывать этим всемерную помощь сражающимся под Хабаровском частям НРА. А сами, с включением прежнего штаба в качестве подсудимых, двинулись в глубь Приморья для дальнейшей организации партизанских отрядов.
 
Каппелевские части, по словам крестьян, изменили свои отношения к крестьянству: относятся хорошо, расстрелов нет, чрезмерная богобоязнь.
 
- Зайдут в хату, хрестя на икону, як лбы не перешибут, поздоровкаются, посядают на лавцы и ничего сами не просят, а дашь - не снедают, добре благодаря...
 
Так вели себя белые. Но крестьяне ничего не давали и не продавали, а поэтому выдержать такую линию им было чересчур трудно. Надо было фураж подвозить и приходилось брать его у крестьян: насильно, прибегая к старым методам. А крестьяне народ хитрый: зная, что белые имеют строгий приказ не обижать население, из-за каждого пустяка, поднимают вой, и белым приходился туго.
 
Начало января. Морозы стоят дьявольские, а одежда уже поизносилась и грела плохо. Итти дорогами поблизости от района белых было рискованно. И вот опять - горные массивы, глубокие снега, ночевки на морозе...
 
Перевалив через горный хребет, попадаем в долину реки Вак, затем Тудовак, наконец, попадаем в глухую деревушку Любитовку - конечный населенный пункт, дальше горные хребты Сихотэ-алинь и тайга на протяжении 100 километров до долины реки Улахе.
 
Из долины Вак в долину реки Улахе и Даубихе шли две горные тропы через Сихотэ-алинь, одна из дер. Самук (дол. Улахе), другая на дер. Марьяновку (долина Даубихе). Мы выбрали вторую, имея сведения о некоторых товарищах, живущих в дер. Марьяновке, которые могли оказать нам большую поддержку.
 
Проходя так называемой шитухинской тропой, вьющейся среди подлинно глухой тайги, мы наткнулись на 4 вооруженных людей. В первый момент мы друг друга признали за белых, а потому, для предосторожности, привели себя в боевой порядок и, медленно прячась за кряжины и упавшие деревья, подходили друг к другу, крепко сжимая в руке карабины, готовые в любой момент вступить в бой. Совсем уже близко, и вдруг радостный крик:
 
- Флегонтов, это ты? Здорово!..
 
Это был старый партиец-партизаи, хорошо знающий меня. Выяснилось, что эта небольшая труппа в 4 человека бродит, ища отряд отбившихся в период общего  деморализационного положения, и они с большой радостью, присоединились к нам.
 
В Марьяновке мы узнали, что в дер. Подгорной в кооперативе работают наши ребята, которые держат связь с т. Борисовым, сумевшим удержать около себя небольшую горсть верных партизан. В Подгорном мы договорились с кооперативом о порядке закупки продовольствия и обмундирования для партизан, и, наладив связь с Борисовым, я с несколькими товарищами поехал к нему для переговоров и выяснения дела.
 
В глухой тайге в новосельческой деревушке я нашел Борисова, с ним 2 десятка революционно-настроенных и преданных ребят. Материальное положение их было ужасно: почти босые, питаются кукурузой. Зато настроение бодрое. Ежедневно группами человек по 5 выходят к линии, портят полотно дороги, мешают меркуловцам производить фуражировку и скупку скота, по уговору с крестьянами отбирают только что купленную спекулянтами для меркуловцев скотину. Наш приезд (это значило, что налажена связь с центром) влил бодрость, а выданные деньги дали возможность приобрести одежду и еще больше укрепили боеспособность отряда. Выработанная для него задача сводилась к действию мелкими группами на самый гор. Спасск - территорию меркуловского офицерства, взрыв ж.-д. мостов, связь с иманской группой. Явку в Иманскую долину установили через целый ряд верных крестьян из деревень, расположенных на этом пути.
 
Продолжая движение на Сучан, пройдя несколько горных массивов, мы вышли в Улахинскую долину в дер. Чугуевку. Здесь встретили кавалерийскую группу до 40 человек, отколовшихся от отряда Шевченко и находившихся в состоянии полного разложения, часть из них пыталась продать лошадей и не хотела подчиняться своему командиру. Положение последнего в отряде было таково, что он опасался за свою жизнь.
 
Крутыми мерами, включительно до расстрела наиболее деморализованных и отобрания у некоторых лошадей, что является для кавалериста самым большим наказанием, этот отряд был превращен нами в конную разведку, которой было дано громкое название «личная охрана командующего». Впоследствии эта группа кавалеристов послужила ядром к организации довольно крупного кавалерийского-партизанского отряда во главе с т. Вехоткиным (Овчаренко).
 
Дер. Чугуевка за весь период партизанской борьбы являлась до некоторой степени центральным пунктом управления партизанскими отрядами. Наша остановка в этой деревне была сделана с целью установления связи со всеми, уцелевшими партизанскими отрядами, но этого нам сделать не удалось, так как отряд Шевченко, пытавшийся напасть на гарнизон белых в Анучино, был рассеян на мелкие группы, а о существовании отряда Евгения Лебедева, работавшего в Приханкае, мы сведений не имели.
 
Получив проверенные сведения об организации штаба, именовавшего себя «штабом партизанских отрядов Приморья», в дер. Беневской (расположена недалеко от бухты Ольги), мы направились туда. В этом штабе командующим был т. Вольский и военкомом т. Кручина.
 
Перевалив через хребет Сихотэ-алинь, мы вышли к дер. Беневской. Здесь встретили т. Кручину и нач. штаба Рубцова. От них мы узнали, что в Сучанской долине сохранился довольно боеспособный отряд под командой т. Сидорова и несколько других более мелких отрядов, объединяющихся под единым командованием т. Вольского. Кроме того, в долину Сучана из Владивостока прибыли тт. Ильюхов, Шишкин и другие партийные товарищи и по директивам парторганизации Владивостока пытались создать, под руководством, т. Ильюхова, тоже штаб командования партизанскими отрядами. Эта группа товарищей не хотела признать законным командование Беневского штаба, требовала его роспуска, но симпатии партизан были на стороне Беневского штаба, возглавляемого Вольским, как наиболее популярным боевым партизанским командиром. Между этими штабами начала разобраться глухая вражда, которая в конечном итоге могла вылиться в весьма неблагоприятные для партизанского движения формы.
 
Наш приход оказался своевременным. Мы ликвидировали эти штабы, отдав приказ о своем прибытии и вступлении в командование и об организации совета партизанских отрядов. Вскоре этот совет был организован. Партотряды с большой радостью встретили прибывших из центра и перестали чувствовать свою оторванность. Наша информация о положении дела в советской России влила бодрость в партизанские отряды.
 
Это было в тот момент, когда меркуловские части, тесня отступавшие части Народно-революционной армии, заняли Хабаровск и вели наступление в сторону Волочаевки.
 
Развернулась новая страница партизанской борьбы в Приморье. Эта борьба длилась более 9 месяцев.
 
Приморье было разбито на партизанские военные районы: Сучанский, Спасский, Анучинский, Никольск-Уссурийский, Ольгинский, Иманский, Приханкайский. По всему Приморью оперировали партизанские отряды, насчитывающие уже до 5 тысяч человек, взрывая железнодорожные мосты и пути, вызывая панику среди белогвардейских частей, отвлекая их от выполнения боевых задач против НРА и поднимая рабочих и бедноту на решительное восстание. Влияние меркуловского правительства было парализовано, совершенно прекращен подвоз во Владивосток продовольствия для снабжения каппелевских частей.
 
...И 29 октября 1922 года партизанские отряды Приморья вместе с частями Народно-революционной армии победно входили в гор. Владивосток, окончательно очистив территорию Дальнего Востока от разбитой и разложившейся белогвардейщины.
 
В этот день трудящиеся освобожденного края получили от вождя мировой революции приветственную телеграмму:
 
«К пятилетию победоносной Октябрьской революции Красная армия сделала еще один решительный шаг к полному очищению территории РСФСР и союзных ей республик от войск иностранцев и оккупантов. Занятие Народно-революционной армией ДВР Владивостока объединяет с трудящимися массами России русских, перенесших тяжкое иго японского империализма. Приветствую с этой новой победой всех трудящихся России и героическую Красную армию; прошу правительство ДВР передать всем рабочим и крестьянам освобожденных областей и гор. Владивостока привет Совета народных комиссаров РСФСР. Ленин».
 
Сдано в пр-во 28/IX
Подписано к печати 15/Х-32
Типо-литография № 1, им. Волина, Дальполиграфтреста. Владивосток, Ленинская, 43
Зак. тип. №130. Крайлит №1509-А Огиз ХБ711 Ст-фБ-6 Объем 1 п.л. Тир. 10 000 экз.
Оцифровано «Дебри-ДВ», 03/I-14.