Художник-баталист Василий Верещагин (1842-1904)
Художник-баталист Василий Верещагин (1842-1904)
Было время, когда Россию называли страной Верещагина и Толстого. Причем имя Василия Верещагина, выдающегося художника-баталиста, всегда называли первым.
  
С тех пор многое изменилось, и художественное наследие Верещагина разбросано по миру, о нем не часто вспоминают. Но сейчас о картинах Верещагина вновь заговорили. И особенно о Туркестанском цикле, где война показана сурово и без прикрас.
 
Речь идет о Русско-кокандской войне 1864-1865 годов, когда сравнительно небольшими силами, но умело и мужественно русские разгромили войска противника и взяли древний Ташкент, центр огромного региона.
  
Героем той трудной военной кампании стал подполковник Михаил Черняев, будущий генерал и губернатор Туркестанской области, а в дальнейшем командир русских добровольцев, сражавшихся на Балканах с турками. Нынешние военные историки называют его спецназовцем, хотя спецназ как подразделение появился лишь спустя столетие.
  
Вот как развивались события. В апреле 1865 года отряд подполковника Черняева, состоявший из восьми рот пехоты, двух сотен казаков и при десяти орудиях начал осаду Ташкента. Пяти тысячам русских бойцов противостояло 15 тысяч восточных сарбазов-солдат, к которым спешило на помощь стотысячное войско кокандского хана.
 
Чтобы не оказаться зажатыми в клещи, русские решаются на дерзкий штурм. Отряд штабс-капитана Абрамова в пятьсот солдат идет в прорыв, по две роты майора Делакроа и подполковника Жемчужникова действуют на флангах, а казаки прикрывают тыл. Отряд полковника Краевского, также усиленный казаками, перекрывает дороги. И все это - в тяжелейших условиях пустыни Кара-Кум.
  
Конечно, скептики могут возразить, что русская военная мысль в то время опережала восточную, да и силы защитников Ташкента были разбросаны по периметру, а в самом городе действовали сторонники «белого царя» и агентура. но это не умаляет мужества русских.
 
Впрочем, не только русских, поскольку среди офицеров встречались люди с французскими, польскими и немецкими фамилиями. Были и солдаты-кантонисты из бедных еврейских семей, для которых храбрость на поле боя означала продвижение по службе и возможность в дальнейшем переселиться в Сибирь, а не жить в пресловутой «черте оседлости».
  
Интересен список младших военных чинов, ставших Георгиевскими кавалерами, начинавшийся с Ардашева и вплоть до Раппопорта, где на фотографиях немало бородачей.
  
Георгиевские кавалеры - от Ардашева до Раппопорта: Ардашев (на снимке крайний слева, внизу), а Раппопорт (крайний справа, вверху). Ташкент, 1865 г.
Георгиевские кавалеры - от Ардашева до Раппопорта: Ардашев (на снимке крайний слева, внизу), а Раппопорт (крайний справа, вверху). Ташкент, 1865 г.

 
Кстати, о бороде. Когда в Хабаровске устанавливали памятник капитану Якову Дьяченко, командиру 13-го Восточно-Сибирского линейного батальона, строившему военный пост Хабаровку, в средствах массовой информации развернулась дискуссия, а почему у командира борода, дескать, по уставу разрешалось носить только усы.
 
Но фотографии времен Русско-кокандской войны свидетельствуют, что военным из числа старообрядцев, а уж казакам тем более, борода полагалась. И батальон Якова Дьяченко был, по сути, казачьим.
 
При штурме же Ташкента бородачи были с обеих сторон - и наши, русские, шедшие в штыковую атаку, и свирепые гяуры-иноверцы, защищавшие восточных владык. Кстати, среди гяуров и сарбазов было немало славян, еще мальчиками угнанных на чужбину, и освобождение русских пленников стало одной из главных задач тех среднеазиатских войн, названных колониальными.
  
Вспомним и выдающегося администратора Туркестанской области немца Кауфмана, который задолго до Столыпина показал, как нужно обустраивать новые территории, действуя дипломатично и в то же время решительно, жестко, если требует обстановка.
 
У генерал-губернатора Кауфмана многому научился и будущий генерал-губернатор Приамурья Гродеков, который, будучи главой Туркестана, приказал расстрелять бунтовщиков, и сделал это прилюдно, а не в застенках и с соблюдением тогдашних юридических норм, чем заслужил невольное уважение местных жителей.
  
А еще генерал Кауфман, потомок немцев, присягнувших на верность императрице Екатерине Второй, обращался к солдатам с такими словами: «Здесь, в армии, нет инородцев, а есть лишь  храбрый русский солдат, защитник Веры, Царя и Отечества!»
  
Конечно, сейчас можно улыбнуться этой риторике, но представьте настроение солдат, спаянных армейской дружбой и полагавшихся лишь на своих боевых товарищей.
  
И когда Ташкент был взят, русские командиры проявили благородство, возвратив сабли сдавшимся противникам. Позже многих восточных храбрецов наградили российскими орденами и медалями, а хан Коканда, в свою очередь, наградил русских офицеров.
 
И хотя все это происходило в духе тогдашней колониальной политики, российские военные и дипломаты показали, как нужно действовать в «горячих точках», демонстрируя героизм, благородство и тонкий расчет, когда вчерашние враги становились лояльными Российской империи.
  
Опыт Русско-кокандской и других восточных войн ныне учитывается, а ранее помог установить контакты с таджикскими моджахедами Ахмад-Шах Масуда, когда в период войны в Афганистане не только военная сила, но и знание восточной специфики, разведка и дипломатия помогли СССР снизить людские потери и достойно завершить кампанию.
  
Картины же художника Василия Верещагина стали символом восточной политики царской России, а сам автор погиб, как солдат, на войне, но уже Русско-японской, при взрыве броненосца «Петропавловск».
 
А забытые при Советской власти героические эпизоды вновь проступают из небытия.
 
Владимир Иванов-Ардашев,
историк, публицист.