Тот самый амулет |
(function(w, d, n, s, t) { w[n] = w[n] || []; w[n].push(function() { Ya.Context.AdvManager.render({ blockId: "R-A-127969-6", renderTo: "yandex_rtb_R-A-127969-6", async: true }); }); t = d.getElementsByTagName("script")[0]; s = d.createElement("script"); s.type = "text/javascript"; s.src = "//an.yandex.ru/system/context.js"; s.async = true; t.parentNode.insertBefore(s, t); })(this, this.document, "yandexContextAsyncCallbacks");
|
И действительно, когда четверть века назад мой собеседник, известный хабаровский художник Александр Лепетухин, случайно обнаружил в береговой осыпи у села Сикачи-Алян древние черепки и эту, как ему тогда казалось, безделушку, он не придал им значения, а собрал в пакет и унёс домой. И лишь спустя годы, получив от меня в подарок книгу очерков «Путь к сердцу дракона», где я рассказываю об археологических открытиях и своих встречах со знаменитыми учеными, вдруг вспомнил о своей находке и по доброте душевной подарил её мне.
Разумеется, я пообещал Александру Петровичу показать эту «безделушку», а заодно и керамические черепки знакомым специалистам, и, если будет что-то интересное, передать их в Хабаровский музей археологии, где когда-то работал научным сотрудником.
Хотя, замечу, необычность древней вещицы, похожей на амулет или украшение из резного и тщательно отполированного камня, сразу же бросилась в глаза.
Моих знакомых археологов находка также озадачила. Кандидат исторических наук Владимир Краминцев довольно легко определил возраст и особенности керамики, найденной вместе с этим предметом, отнеся большинство черепков к началу нашей эры, но сама вещица, по его мнению, была из другой эпохи. «Скорее всего, средневековое украшение, — предположил он, — то есть вещь более поздняя, чем найденная рядом керамика. Ну, а то, что все перемешано, вполне объяснимо: памятник в Сикачи-Аляне многослойный, а тут еще и оползень. Кстати, место это хорошо известно исследователям, и, как археологический памятник, охраняется государством, там мы планируем провести раскопки».
К такому же мнению пришли и другие исследователи. То есть вещь явно привозная, средневековая и служившая украшением. Причем выпуклость в центре изделия трактовали, как символ черепахи. Для более же детального анализа посоветовали обратиться к приморским коллегам, специалистам по средневековым государствам Дальнего Востока.
Так я и поступил. И археолог из Владивостока, кандидат исторических наук Юрий Васильев дополнил характеристику: «Изделие действительно средневековое, китайского происхождения и могло быть поясной или уздечной накладкой. На чжурчжэньских памятниках в Приморье такие артефакты встречаются. И даже более изящные. А вот у коренных народов Амура подобных изделий еще не отмечено».
Аналогию же с черепахой — священным символом Востока — Юрий Васильев отверг напрочь, поскольку речь шла об элементе конской упряжи, а сравнение быстроногого коня с медлительной рептилией, конечно, не годилось.
Что касается материала, то породу камня сразу определить сложно. Возможно, это халцедон или сердолик, побывавшие в огне. Такие камни меняют цвет, и бусины, изготовленные из них, ошибочно принимают за мраморные. Подобные изделия нередко встречаются в древних приамурских захоронениях, где применялась кремация, но в данном случае обжиг камня, видимо, применялся заранее, так как изменялась структура камня, появлялись микротрещины и изделие было легче обрабатывать. Для более же точной характеристики нужно осмотреть сопутствующий находке материал, но он, к сожалению, утерян. «Я бы определил эту находку, как лошадиный налобник, распределитель ремней, элемент конского украшения», — предположил Юрий Васильев.
Казалось бы, все. Найден редчайший для Приамурья артефакт, которому место в музейной экспозиции. И можно ставить точку. Но людям пытливым и любознательным интересны не только вещи, но и их судьба. А она у этого артефакта, наверное, весьма необычная.
И тут я немного добавлю о древних лошадях Приамурья, которые, признаться, более других волнуют моё воображение.
Тема эта интереснейшая и до поры до времени обойденная вниманием исследователей. Было время, когда дикие лошади были привычными в здешних местах, как и бизоны, мамонты, северные олени. Было это в ледниковую эпоху, когда по бескрайним амурским прериям и редколесью проносились тысячные табуны низкорослых и мохнатых лошадок, а первобытные охотники устраивали на них облавы. Потом, когда климат изменился и на смену холодным степям пришла тайга, лошади вымерли, либо откочевали в южные степи, и на долгие тысячелетия животных этих в регионе не стало.
А потом, спустя многие тысячелетия, они вернулись. Но уже одомашненные и куда более грациозные, чем их далёкие предки. И контраст этот хорошо виден по наскальным изображениям в Сикачи-Аляне, где древние лошади трудно различимы и больше похожи на каких-то приземистых и непонятных животных. Зато скакун, да ещё с загадочным человеческим ликом на теле, словно примчался из бескрайних просторов Евразии!
Петроглиф этот весьма необычен для Сикачи-Аляна. Можно сказать... инороден для таёжной фауны, запечатленной в камне. Прежние исследователи упоминали о нем вскользь, либо... вообще не упоминали. Уж слишком не вписывался он в картину древних миграций в Приамурье. А ведь каменных изображений коней на евразийских просторах множество, и к этим рисункам одинаково почтительно относились все племена и народы, мигрировавшие некогда по лесостепным просторам и поклонявшиеся священному коню-солнцу. И человеческий лик на теле лошади в Сикачи-Аляне напоминает об этом...
Конечно, археология, как наука, не стоит на месте. И эта необычная для Приамурья тема вызывает у исследователей все больший интерес.
Что касается самих лошадей, то местные племена охотников и рыболовов их знали с древности. И даже сохранились легенды, где отважные воины и прекрасные девушки седлали коней в районе озера Болонь и на реке Девятке Солнечного района. Но... чьи это были лошади? Конечно, не охотничьих племён, считают ученые, а земледельцев и скотоводов. Это могли быть и монголоязычные племена, чей след в истории Приамурья весьма ощутим, и другие этносы. И, конечно, дючеры, потомки чжурчжэней, населявшие Амур на исходе Средневековья и пахавшие землю, имевшие огромные табуны лошадей. В семнадцатом веке их разгромили русские землепроходцы, а тех, кто уцелел, маньчжуры переселили вглубь своей территории. Так прежняя земледельческая культура левобережья Амура канула в вечность и лишь спустя два века лошади русских переселенцев вновь потащили плуги и бороны по плодородным землям. И это было уже новое, цивилизованное освоение «диких» земель.
Ну, а как же другие жители Приамурья, охотники и рыболовы, наблюдавшие трагедию дючер? Не сумев оказать казакам сопротивления, они смирились и стали выплачивать ясак — не такой уж обременительный для таежного люда. Более того, считают некоторые археологи, гибель дючер расчистила предкам нанайцев — ачанам опустевшие земли, и они стали мигрировать с низовьев вверх по Амуру.
Знали, конечно, ачаны и лошадей. Видели их не только у дючер, но и у маньчжур, когда отправлялись за товарами на реку Сунгари. И вообще, считают местные археологи, лошади не были таким уж «неведомым зверем» до прихода русских. Но таёжными племенами они не использовались.
Зато упомянутый выше артефакт, изготовленный где-то на юге, очутился однажды в нанайском стойбище на берегу Амура. И стал использоваться уже не для украшения боевого коня, а как амулет или просто диковинка.
Так и путешествуют древние вещи из века в век, меняя хозяев, название и легенды. Но по-прежнему любят лошадок взрослые и дети. И каждая встреча с этими красивыми и благородными животными оставляет в душе добрый след, а ленты, бубенчики и прочие конские украшения кажутся нам детскими мечтами, вплетенными в гриву!
Владимир Иванов-Ардашев,
из книги «Тайны забытых этносов», Хабаровск, 2007.
.