Дома… Они все без исключения простояли долгое время в воде. В них грибок, плесень, покосившиеся стены, вздувшиеся полы и запах
Дома… Они все без исключения простояли долгое время в воде. В них грибок, плесень, покосившиеся стены, вздувшиеся полы и запах
В течение последних двух с половиной месяцев, после очередной поездки в какое-либо пострадавшее от наводнения поселение области, я пытаюсь найти ответ на один и тот же вопрос: почему наводнение, кардинально изменившее отношение к жизни тех, кого затронула большая вода, и тех, кто волею судеб не попал в зону затопления, практически вообще не изменило отношение к жизни и стиль существования чиновников всех уровней - начиная с сельских и заканчивая областными?
 
Общая беда объединяет людей. И когда она пришла, ни у одного нормального человека и мысли не могло возникнуть, что может быть иначе. А оказалось - может!
 
Наши чиновники так долго жили в своем собственном закрытом мирке, где все им можно, все позволено, все доступно, все, все, все исключительно для них любимых, что успели забыть о существовании другого мира, где живем мы. Беду огромного масштаба, свалившуюся неожиданно на область, они, судя по всему, восприняли, как нечто случившееся не с ними, не у них, а где-то там, за пределами их закрытого мирка, похожего на колбу из пуленепробиваемого и звуконепроницаемого стекла. Выползти из этой колбы - значит попасть в наш мир, мир простых людей, плачущих и смеющихся, воспринимающих чужую боль, как свою. И что им в этом мире делать, если они давно уже не умеют плакать и смеяться, воспринимать чужую боль, как свою?
 
- Что происходит? - удивляется народ. - Почему люди, у которых наводнение все отняло, должны бороться за положенные им материальные компенсации? Ведь наши местные чиновники не из своего кармана эти деньги достают! Это же федеральные деньги! Почему???
 
Да, федеральные. Но, привычка, знаете ли, привычка… Нельзя присвоить, так хоть подержаться за них подольше.
 
- Почему дома, восстановить которые в два-три раза дороже, чем построить новые, комиссии отписывают на капремонт?
 
Да все потому же. Деньги ведь не из своего кармана, а федеральные. И капремонт может быть разный и по качеству, и по времени исполнения.
 
- Почему, вместо того, чтобы отселять людей из зон, подверженных затоплению, как это сказано в Указе Президента, чиновники упорно признают пострадавшие от воды дома в этих зонах годными для проживания и пишут в актах: «капремонт»?
 
На этот вопрос ответить значительно труднее, чем на предыдущие.
 
Сами посудите: в Хабаровске и Хабаровском крае местная власть сама решает, в каких районах дома ремонтировать, а в каких сносить и больше ничего не строить, в Амурской области губернатор Кожемяко заявил министрам-москвичам: «Мне лучше знать, где можно строить, а где нет!». А наш губернатор, по словам главы Николаевского поселения, в Москву собирается за советом, какие улицы в поселке Николаевка освобождать от домов, а на каких строить.
 
Видимо, думает, что московские министры ориентируются в поселке Николаевка Еврейской автономной области лучше, чем местная поселковая власть и он сам. Полагает, что москвичи возьмутся за разработку плана поселка, в котором будут обозначены зоны застройки и зоны возможного затопления, не пригодные для проживания людей? А пока они там, в Москве, будут разбираться с поселком Николаевка, люди будут продолжать жить в полуразрушенных домах в зоне, подверженной затоплению, и ждать обещанного весной очередного наводнения?
 
Говоря сегодня о поселке Николаевка, упоминать наводнение в прошедшем времени пока нельзя. Вода ушла с улиц, но есть дома, в подвалах которых она до сих пор стоит
Говоря сегодня о поселке Николаевка, упоминать наводнение в прошедшем времени пока нельзя. Вода ушла с улиц, но есть дома, в подвалах которых она до сих пор стоит

 
Говоря сегодня о поселке Николаевка, упоминать наводнение в прошедшем времени пока нельзя. Вода ушла с улиц, но есть дома, в подвалах которых она до сих пор стоит. Причем, уровень ее довольно высокий. И земля представляет собой грязное мокрое месиво. Да, жители центральной части поселка уже пережили наводнение. А вот жители окраинных улиц Заозерная, Дальняя, Степная по-прежнему живут в режиме наводнения.
 
Мы приехали в район этих трех улиц в прошлый четверг. Зрелище не из приятных. Вместо дорог черная густая жижа, по которой не пройти и не проехать. С момента ухода воды и по сегодняшний день администрация поселка не оправила в район этих улиц ни одного грузовика с гравием, чтобы сделать эти дороги хотя бы слегка проходимыми.
 
Дома… Они все без исключения простояли долгое время в воде. В них грибок, плесень, покосившиеся стены, вздувшиеся полы и запах. Невероятно тяжелый и, наверняка, очень вредный не только для детей, но и для взрослых запах гнили! Добавьте к этому включенные в домах для их просушки и обогрева камины, электропечи, тепловые пушки и поймете, что дышать этим просто невозможно. А люди дышат, потому что продолжают жить в этих домах.
 
Сразу скажу, это не дачники, а постоянные жители поселка, подавляющее большинство  из них родились и выросли в Николаевке. Как они оказались на этой окраине?
 
Ирина Амелюхина: - Как обычно, росли в родительских домах, взрослели, женились, выходили замуж, появлялись свои дети, а значит, и необходимость иметь свой дом. Для этого надо было получить участок земли. Когда нам стали предлагать в администрации участки в этом районе, мы спрашивали: почему так далеко? И потом, здесь же болотистая местность! Нам объясняли: не переживайте, мол, со временем здесь построят дороги, школу, все, что нужно. Будет здесь и автобусная остановка, так что не волнуйтесь. Мы прожили здесь уже двадцать лет, а дорог как не было, так и нет. Сами все эти годы дороги подсыпали, как могли, а в администрации поселка нас не слышат. Столько лет мы про это им говорили, а они все обещали: сделаем, сделаем… А теперь, когда наводнение вообще все размыло, мы просто не знаем, что делать.
 
А с выплатами у нас вообще странная ситуация. В этом доме постоянно проживает моя дочь с мужем и маленьким ребенком. Но прописаны в доме были только ее муж и полуторагодовалый ребенок. Мы находимся рядом с Хабаровском. Здесь работы нет. Чтобы работать в Хабаровске, надо было там прописаться. Дочь жила постоянно здесь, но прописана была в Хабаровске. Когда встал вопрос о выплате компенсаций, дочери в ней было отказано. Докажите, говорят, что она постоянно проживала. Нам пришлось всю ночь отстоять в очереди в паспортный стол, чтобы получить справку о том, что она постоянно проживает в этом доме с мужем и ребенком. А когда мы принесли эту справку в поселковый совет, нам заявили, что дочери все равно не положена компенсация, потому что справку мы получили уже во время режима ЧС! Теперь мы должны доказывать факт ее проживания в суде, который находится в п. Смидович. А как? У меня всего четыре соседа, и им не до поездок в суд. У них своих проблем выше крыши. Почему они должны тратить целый день на поездку в п. Смидович? К тому же это не дешево. В других регионах были организованы выездные суды. Почему нельзя это сделать у нас?
 
Галина Гашимова: - У нас ферма была затоплена - сорок голов крупного рогатого скота, свиньи, лошади, бараны, куры. Сейчас потихоньку пускаем все под нож. А что нам делать? В нашем свидетельстве написано: «Животноводство, растениеводство», а трех заветных букв «ЛПХ» в нем нет. Мы сами спасали своих животных. Сначала на одном уровне сколотили загон, потом поднимали на более высокий уровень. Пять телят погибли - утонули. Мы обращались в администрацию поселения за помощью. А нам сказали: вы сами постройте где-нибудь на возвышенности загоны, сообщите нам, когда построите, и тогда мы вам, может быть, поможем перевезти ваш скот. Никакой финансовой помощи нам не оказывают все потому же: в свидетельстве нет трех букв «ЛПХ».
 
Алексей Городенко: - На наших улицах большинство домов по решению комиссии должно идти под снос. А пять домов определили на капремонт. Мы не понимаем, какой смысл оставлять здесь пять домов, если это - зона, подверженная затоплению? Зачем тратить огромные деньги на восстановление пяти домов, которые весной может снова затопить? Мы что, каждый год будем капитальный ремонт делать? Буквально вчера губернатор проводил здесь прием граждан. Мы к нему обратились с этим вопросом. Он сказал, что на областном  уровне его решить нельзя. Он будет обращаться на федеральный уровень.
 
То есть, землю под строительство домов в затапливаемой зоне нам выделила администрация поселка. А решать проблему теперь должна федеральная власть? Мы -  местные жители - просили участки на  возвышенных местах, а нам в администрации говорили: нет, это земля администрации, здесь строиться нельзя.
 
А сегодня на этих участках красуются коттеджи хабаровчан.
 
Ярослав Галас: - Я у одного хабаровчанина спросил, во сколько обошелся ему этот участок земли. Он сказал: «Официально в триста тысяч рублей, а не официально - в два с половиной миллиона».
 
Анна Леонова: - Когда члены комиссии пришли смотреть дом после наводнения, они сказали, что будут смотреть только жилую часть дома. Посмотрели и составили акт, с которым мы не можем согласиться. Акт составлен некорректно. Я подала заявление в администрацию с просьбой провести повторный осмотр дома. Сначала у меня приняли заявление, а теперь говорят, что, возможно, комиссия повторный осмотр проводить не будет.
 
Ирина Амелюхина: - Мне тоже сказали, что ради трех-четырех домов они комиссию из одиннадцати человек вызывать не будут. А мой дом комиссия вообще не осматривала. Оказывается, я должна была написать заявление на осмотр дома. Но мне никто про это не сказал. Компенсацию выплатили, значит, знали, что дом был в зоне затопления. Ан, нет! На визит комиссии, как выяснилось, надо отдельное заявление принести. Дрова и уголь не дали, потому что комиссии не было. Швецова Лариса Леонидовна - зам. главы администрации - сказала, что дадут только после того, как комиссия дом осмотрит. Я заявление принесла. Вот, ждем. Когда придет комиссия, не знаем. А дом сушить надо!
 
Вообще, принцип работы комиссии в п. Николаевка более, чем странный, на мой взгляд. Члены комиссии были на улицах Заозерная, Дальняя, Степная, поскольку эти улицы и, практически, все дома, расположенные на них, были затоплены и долго, очень долго стояли в воде. Но заходили эти члены комиссии не во все дома, а лишь в те, хозяева которых каким-то чудом узнали, что надо подать заявление в администрацию, и сделали это.
 
Те же, кто про заявления ничего не знал,  наблюдали, как комиссия проходит мимо их домов. Видит, в каком состоянии эти дома, но проходит мимо! Люди ждут неделю, месяц, а комиссия - все мимо, и мимо!
 
Но даже по тем домам, которые она осматривала, вопросов осталось очень много.
 
Дом Анны Леоновой: невооруженным глазом видны разрушения. Доски расходятся, образуя щели. Углы дома начали обваливаться. Одна из стен - так называемая засыпка. Ковырнешь - опилки сыпятся. Опилки мокрые. В доме все в зеленом грибке и плесени, полы вздулись. Комиссия не осматривала ни кухню, ни подполье. Зато составила очень интересный акт. В нем указали общую площадь дома: 48,7 кв.м. На самом деле общая площадь дома - 77,6 кв.м. Она же указана в техпаспотре дома, в Свидетельстве о собственности на дом.
 
Анна Леонова: - Я объяснила им, что площадь в акте указана не правильно. 48,7 кв.м. - это полезная площадь дома. А общая - 77,6 кв.м.  А они мне: «Нет. Это все правильно».
 
От метража дома зависит размер выплат, если дом определен на капремонт.
 
Откуда у комиссии такое страстное желание сэкономить федеральные деньги именно на семье Анны Леоновой? И почему дома, которые находятся рядом и напротив ее дома, комиссия отписала к сносу, а ее дом, точно также пострадавший, к капремонту?
 
Почему находящийся на этой же Заозерной улице дом Светланы Першиной, в фундаменте которого образовалась большая дыра, рядом - трещина, а деревянные венцы над фундаментом покосились, грозясь «разъехаться», признан непригодным к проживанию, но рекомендованным к капремонту?
 
В подвале ее дома до сих пор стоит вода. Но именно в этом подвале размещены все коммуникации дома, без которых нормальная жизнь в нем просто не возможна. Большая вода ушла, а жизнь этой семьи не изменилась. По-прежнему на чердаке ютятся Светлана с мужем, старенькая мама и две дочери- пятилетняя Регина и тринадцатилетняя Алиса - инвалид детства. У девочки тяжелая форма детского церебрального паралича. Ребенок лежачий. Лежачий - на чердаке! Комиссия констатировала в акте - 74% износа дома. Если добавить еще один процент (до 75), то  дом, согласно законодательству, должен идти под снос. И ведь он же есть, этот процент, есть, на самом деле! Но комиссия его, почему-то, придержала. Неужели членам комиссии хочется увидеть, как весной, в половодье, этот дом рухнет?
 
А может, члены комиссии испытывают глубокое удовлетворение от того, что ставят под угрозу жизнь тяжело больного ребенка и всей семьи?
 
30 октября Светлана Геннадьевна попала на прием к губернатору Винникову. Тот пообещал: комиссия обследует ее дом повторно. Распорядился, чтобы  администрации поселения собрала членов комиссии и организовала осмотр дома.
 
Администрация поселения… Нам очень хотелось с ней познакомиться.
 
После обхода  домов на улицах Дальней и Заозерной мы направились в администрацию. Сначала попытались поговорить с заместителем главы администрации Ларисой Швецовой. Но она сослалась на занятость и отправила нас к недавно избранному главе поселения Александру Сорокину.
 
Глава администрации Николаевского городского поселения ЕАО Александр Сорокин
Глава администрации Николаевского городского поселения ЕАО Александр Сорокин

 
Я: -  Александр Александрович! Вы председатель комиссии по оценке состояния домов. У вас есть график работы этой комиссии?
 
А. Сорокин: - Комиссия, в основном, уже отработала. Сейчас будут только повторные осмотры по заявлениям граждан.
 
Я: - Мы слышали, что у вас в Николаевке для повторного осмотра домов вроде бы необходимо специальное постановление губернатора. Это так?
 
А. Сорокин: - Может быть, такое и надо будет. Пока еще вопрос окончательно не решен.
 
Я: - Что значит, не решен? Расскажите суть этой проблемы?
 
А. Сорокин:- Никакая это не проблема. Просто комиссию собрать очень тяжело. В нее входят специалисты не только из нашего поселения, но и из областного центра. Собрать их в один день трудно. Но это вопрос технический.
 
Я: - Вопрос, может, и технический, но его решение несколько затянуто. Зима на носу. А в аварийных домах живут люди на Заозерной, Дальней.
 
А. Сорокин: - Это у нас самые проблематичные улицы.
 
Я: - Есть дома, в которых даже первого осмотра не было. Например, на ул. Дальней.
 
А. Сорокин: - Ну и что? Комиссия придет. А заявление когда они написали?
 
Я: - А комиссия когда придет?
 
А. Сорокин: - (молчит).
 
Я: - Повторяю: зима на носу. Вы - председатель комиссии. Когда комиссия придет?
 
А. Сорокин: - Как приедут специалисты из области, так комиссия придет. Может, в понедельник, может, во вторник.
 
Я: - Вы - председатель комиссии. Разве не вы должны их вызвать в определенный день?
 
А. Сорокин: - Нет, ну как это, вызвать? Может, они не могут в какой-то день?
 
Я: - У людей к работе комиссии много претензий.
 
А. Сорокин: - Давайте по единичным случаям не будем судить о работе комиссии.
 
Я: - Две улицы - это единичный случай? Совсем недавно Светлана Першина просила осмотреть ее дом повторно, и комиссия в это время была здесь, в Николаевке. Почему ей отказали?
 
А. Сорокин: - Я не помню такое. Наверное, меня здесь не было.
 
Я: - Да нет! Вы были здесь. Вы сказали ей, что комиссия не хочет к ней идти.
 
А. Сорокин: - Да? Я был? А, ну просто был уже вечер, было очень холодно, и девчонки (прим. автора. девчонки - это комиссия) устали, понимаете…
 
Я: - И вы, как председатель комиссии, решили «девчонкам» дать отдохнуть, а люди могут и дальше на чердаках жить в ожидании?
 
А. Сорокин: - Нормально работает комиссия. А недовольные будут всегда.
 
Я: - Все-таки, скажите, пожалуйста, когда приедет комиссия, которая осмотрит дома,  и люди получат акты осмотра?
 
А. Сорокин: - В самое ближайшее время.
 
Я: - Назовите дату.
 
А. Сорокин: - Может, в понедельник, вторник… Я не могу сказать. Основные специалисты находятся в Биробиджане… Я же не специалист. Я мебельщик.
 
Я: - Улицы Дальняя, Заозерная находятся в зоне, подверженной затоплению?
 
А. Сорокин: - Да.
 
Я: - Такие территории, согласно Указу Президента, не подлежат застройке.
 
А. Сорокин: - Застройки там и не будет.
 
Я: - А ремонт?
 
А. Сорокин: - А ремонт, к сожалению, пока будет.
 
Я: - На каком основании, если это - зона, подверженная затоплению?
 
А. Сорокин: - А потому что нет пока регламентирующих документов, которые запретили бы там ремонт домов.
 
Я: - Такой документ может только от местной власти исходить.
 
А. Сорокин: - Почему? Это Указ Президента.
 
Я: - В Указе сказано не только о запрете строительства. Там говорится, что необходимо исключить возвращение людей на подверженные затоплению территории.
 
А. Сорокин: - Но у нас же стоит вопрос о строительстве гидротехнических сооружений вокруг поселка.
 
Я: -  У вас уже строили дамбу из песочка, которую просто смыло.
 
А. Сорокин: - Но что-то мы спасли: больницу, школу…
 
Я: - Если бы дамба была нормальная, ничего не пришлось бы спасать.
 
А. Сорокин: - Но сейчас они обещают построить нормальную дамбу.
 
Я: - Кто?
 
А. Сорокин: - Правительство области.
 
Я: - Сколько лет будет идти строительство дамбы?
 
А. Сорокин: - 2014 и 2015 годы.
 
Я: - Но этой весной обещают снова наводнение.
 
А. Сорокин: - Я знаю.
 
Я: - Так зачем делать капремонт домов, которые весной снова затопит?
 
А. Сорокин: - Этот вопрос задавали мне, задавали губернатору.  Вопрос будет решать губернатор в Москве.
 
Я: - Позвольте, но это вы должны составить документ - справку, протокол или акт о том, что эта территория подвержена затоплению, что на ней не могут оставаться жилые дома…
 
А. Сорокин: - Как я могу написать такое, если наводнение было первый раз? Может, его вообще больше никогда не будет! Это же первый раз случилось за сто с лишним лет!
 
Я: - Но это случилось! А вам, чтобы составить такой документ, надо, чтобы это случилось снова?
 
А. Сорокин: - Не надо. Мы будем принимать все меры, чтобы этого не случилось…
 
Я: - Эти улицы признаны зоной, подверженной затоплению?
 
А. Сорокин: - Да, для того, чтобы выплатить людям компенсации.
 
Я: - А для того, чтобы отселить людей оттуда?
 
А. Сорокин: - Нет…
 
Вот только не надо, читая этот диалог, приговаривать: так - везде, так - во всех регионах… Нет, не во всех! И в Хабаровском крае, и в Амурской области пострадавшим от наводнения, всем без исключения, выдали картошку и другие овощи. А в Николаевке есть семьи, которым благотворительной картошки не хватило. При этом, как говорят предприниматели Николаевки, некоторым из них звонили по телефону люди и, не представившись, предлагали  взять в их магазины на реализацию картошку, морковку, лук, но без накладных и каких-либо сопроводительных документов!
 
В других регионах людям, которые держат крупный рогатый скот, помогают с кормами. А в Николаевке таким людям предлагают покупать корма, а деньги за них, якобы, вернут позже. В других регионах, исполняя Указ Президента, местные власти оказывают помощь предпринимателям, пострадавшим от наводнения. А в Николаевке тех предпринимателей, которые во время наводнения сами доставляли людям, остававшимся  в затопленных  домах, продукты, снабжали людей в долг, снижая при этом цены, сегодня вынуждают закрывать магазины. После потопа магазин требует ремонта. Приходит комиссия и заявляет примерно следующее: в магазине плохой запах, продукты находятся в антисанитарных условиях. Вы не имеете права торговать!
 
А во время наводнения они имели право помогать односельчанам? Если они два месяца снабжали людей продуктами в долг, где им взять сегодня деньги на ремонт своих магазинов? Почему, вместо того, чтобы оказать им законную помощь в ремонте помещений, их пугают штрафами?
 
Нет, не во всех регионах происходит сегодня то, что происходит в ЕАО, и в частности, в п. Николаевка. Видимо, в нашей области чиновники восприняли страшную беду, разрушившую целые поселения, как нечто случившееся не с ними, не у них, а где-то там, за пределами их закрытого мирка, похожего на колбу из пуленепробиваемого и звуконепроницаемого стекла. Выползти из этой колбы - значит попасть в наш мир, мир простых людей, плачущих и смеющихся, воспринимающих чужую боль, как свою. И что им в этом мире делать, если они давно уже не умеют плакать и смеяться, воспринимать чужую боль, как свою?
 
Елена Голубь,
«Газета на Дом»,  №44