И.Т. Андреев с семьей. 1916 г. Андреев после взятия крепости Чныррах, помог партизанам восстановить разукомплектованные в 1918 году крепостные орудия, которые затем приняли участие в обстреле города, что вынудило японцев приступить к переговорам с партизанами и, в конечном итоге, впустить их в город
И.Т. Андреев с семьей. 1916 г. Андреев после взятия крепости Чныррах, помог партизанам восстановить разукомплектованные в 1918 году крепостные орудия, которые затем приняли участие в обстреле города, что вынудило японцев приступить к переговорам с партизанами и, в конечном итоге, впустить их в город
См. Ч.1. Поиски истины
Ч.2. Дальневосточная республика
Ч.3. «Тряпицын был борцом за власть Советов...»
Ч.4. Вариант биографии
Ч.5. Амурский поход
Ч.6. Клостер-кампское сидение
Ч.7. Николаевская страда, Китайская Цусима Амурского разлива
Ч. 8. «Штурмовые ночи Спасска, Николаевские дни»
Ч. 9. Николаевск-на-Амуре в Гражданскую войну
Ч. 10. Николаевский инцидент
Ч. 11. Пропуск слова «Социалистическая»
Ч. 12. Антибуферная политика
Ч. 13. Заговор против Тряпицына
Ч. 14. Агония «Николаевской коммуны»
Ч. 15. Уничтоженный город
Ч. 16. Керби. Амгуньский террор и бандитизм
 
Что делать дальше?
К середине июня 1920 года подавляющая часть беженцев из Николаевска-на-Амуре дошла до промежуточного этапа эвакуации - Кербинских золотых приисков (ныне район имени Полины Осипенко).
 
В поселке Керби, рассчитанном на 1,5 тысячи жителей, остановилось 5452 беженца, среди них 2351 ребенок. На маленьком прииске Николаевском находилось 3216 человек, из них 1355 детей.
 
Николаевский детский приют, так же, благополучно добрался на баржах до Керби. Здесь, отвечающую за судьбы детей, И.М. Черепанову, за что-то задержали и поместили под арест, а всех детей, среди которых были и её собственные дети: Лиза 14 лет, Николай 11 лет и Вера 8 лет, отправили в посёлок Весёлая Горка.
 
Обстановка в Керби, как уже говорилось, сложилась напряжённая, недоверие и страх витали среди людей, а тут вдруг пришла телеграмма: «Детский приют ОТРАВИЛИ».
 
Телеграфист пропустил, случайно или нет, всего одну буковку и вместо исконного «ОТПРАВИЛИ» - получилось «ОТРАВИЛИ!».
 
Представляете состояние бедной женщины после такой вести. Прочтя телеграмму Ирина Максимовна потеряла сознание. В основном эвакуированное население размещалось в палатках, на баржах, где оно могло жить лишь до наступления холодов. Запас продовольствия был крайне ограничен. Муки и крупы могло хватить лишь до половины сентября. Летняя путина была хорошая, но заготовить рыбу впрок не удалось - не было соли.
 
Все понимали, что единственным спасением беженцев от голода является дальнейшая эвакуация. Существовало два варианта дальнейшей эвакуации нижнеамурцев.
 
Один - водный по Амгуни и Амуру до Хабаровска, другой - таежной дорогой из Керби до Экимчана, расположенного в верховьях реки Селемджи (373 версты), а дальше по реке паромом или береговой тропой до склада Стойбы (112 верст), а оттуда пароходом до Благовещенска. Если учесть, что первый путь, вполне удобный и легкий, был закрыт японцами, то оставался только второй.
 
На этот счёт еще в Николаевске Тряпицын согласовывал с Благовещенском маршрут движения беженцев.
 
В ответ председатель Главного оперативного штаба излагал своё видение: «Советуем вам начать эвакуацию ценностей, как то: орудий, снарядов, патронов, автомобилей, бензина, а самое главное - радио, взяв все принадлежности с собой, чтобы иметь возможность установить на другом месте по мере надобности. Эвакуируйте воинские силы, обратите внимание также на телеграфную и телефонную проволоку, изоляторы, крючья, которые очень нужны. Эвакуируйтесь вверх по Амгуни в сторону Керби - Экимчан - Стойба. Мы в свою очередь уже работаем вам навстречу».
 
Благовещенцев интересовала, главным образом, военная составляющая вопроса, позволившая бы противостоять японцам, обуза в виде лишних ртов им была ни к чему. Тем не менее, вопрос с беженцами необходимо было решать. Во время всеобщей эвакуации для контактов с властями Амурской области в Благовещенск был командирован представитель штаба партизанской Красной армии Николаевского округа Негеевич-Случайный.
 
Следует отметить, что в Благовещенске отношение к беженцам из Николаевска было неоднозначное. С одной стороны, они делились с нижнеамурцами своими скудными запасами, с другой - боялись прихода Тряпицына в Благовещенск.
 
Уж больно горячий молодой комфронта, что если, глядя на неспешную работу местных товарищей, осерчает и всё в свои руки возьмёт?
 
В конце мая Негеевич-Случайный информировал Тряпицына о трудностях подготовки питательных пунктов по трассе эвакуации и в частности сообщает: «...добавляю, что у Благовещенска о нас заботы почти нет. Мне немало стоило трудов вывезти то, о чем я уже вам сообщал. (Он доставил в Стойбу 27 тысяч пудов, в т. ч. овса - 23 тысячи пудов, рису -105 пудов, пшена - 800 пудов, соли - 300 пудов, масла - 300 пудов, керосину - 200 пудов, мыла - 50 пудов, ботинок - 1000 пар, теплого белья - 3000 штук. - Авт.) Был тщательный контроль и во многом отказ. Часто слышалось, что, мол, приходится переносить и нам немало от японцев, благодаря вам».
 
Напомним, сигнал о поведении благовещенских товарищей, поступил от Негеевича в конце мая. Прошёл месяц, а воз находился и ныне там - в отсутствии Тряпицына вопрос никто не решил. И к навалившимся проблемам военного характера, дисциплины, бандитизма, прибавилась ещё и тема с беженцами. Действительно, не знаешь за что браться. Взявшись за одно, не доделав, приходится хвататься за другое.
 
Тряпицын решает довести до конца вопрос с эвакуируемыми и обнаруживает негативное отношение Благовещенска, его стойкое нежелание помочь нижнеамурцам в этом направлении.
 
25 июня Я. Тряпицын в сердцах отправляет телефонограмму: «Благовещенск. Военревштаб. Копии: комитет коммунистов-большевиков, комитет максималистов. Военревштаб Николаевского округа прибыл в Керби и, ознакомившись с положением дела эвакуации, должен был констатировать, что вами опять ничего не предпринято и ничего не сделано для организации эвакуации и для приема эвакуированных. Не желая делать вам упрека и не предполагая, что это делается вами умышленно, мы, тем не менее, не можем не выразить своего удивления по поводу того, что Благовещенский Военно-революционный штаб, являющийся органом власти трудящихся, совершенно не идет навстречу нам - армии рабочих и крестьян».
 
Проведя совещание с рядом командиров, Я. Тряпицын прислушался к их мнению - поскорее поехать в Благовещенск для объяснения общего положения дел и лучшей организации дела эвакуации николаевских беженцев. 4 июля 1920 года Я. Тряпицын с экспедиционным отрядом планировал выехать в Благовещенск, «чтобы восстановить связь с центральной советской властью и договориться в отношении получения продовольствия для эвакуированных и дальнейшей их эвакуации в Благовещенск».
 
Но поездки не суждено было состояться - утром 4 июля 1920 года Я. Тряпицын, Н. Лебедева и их ближайшее окружение были арестованы взбунтовавшимися партизанами.
 
Во многом дальнейшая перспектива спасения беженцев зависела от того, удастся ли японцам подняться по реке Амгунь к Керби. Для защиты устья Амгуни был создан Амгуно-Мариинский фронт под командованием Сасова. Начальником штаба фронта был Коцуба-Борзов.
 
В состав этого фронта входили несколько партизанских подразделений. На хуторе Беда, расположенном в устье реки Амгунь, стоял отряд Семена Бачеева, насчитывающий 80 человек. В основном это были партизаны из бывшего горно-приискового полка, сформированного расстрелянным Тряпицыным Будриным. Немного выше по реке, в селе Князево, квартировалась рота Александра Леодорского численностью в 150 человек.
 
Первой ротой бывших артиллеристов из крепости Чныррах, дислоцированной в селе Серго-Михайловском, командовал Никита Павлов. Второй крепостной ротой - Александр Никифоров, и располагалась она рядом, на заимке Соколовской. Общая численность партизан в двух ротах - порядка 350 человек.
 
Общее руководство ими осуществлял начальник Серго-Михайловского участка Амгуно-Мариинского фронта Иван Тихонович Андреев. На этой личности необходимо остановиться подробнее, учитываю ту роль, которую он сыграл в гражданской войне в низовьях Амура.
 
Иван Тихонович Андреев
Дадим слово его биографу - Фуфыгину АН. и немного его перефразируем. И.Т. Андреев родился 7 октября 1884 года в селе Дубки Лужицкой волости Ямбургского уезда Санкт-Петербургской губернии в семье крестьянина Тихона Андреевича Андреева, всего имевшего восьмерых детей. Образование получил начальное в церковно-приходской школе. Хорошо знал финский и шведский языки: его бабушка была финка.
 
В юности служил в торговом флоте матросом, кочегаром, рулевым и плавал по Балтике. Затем, решил сменить амплуа и подался в армию. На военной службе прослужил 15 лет. До Октябрьской революции проходил службу в крепости Чныррах (т.е. в оборонительном сооружении Николаевска), поднявшись по служебной лестнице от рядового до фельдфебеля сверхсрочной службы. В 1912 году после сдачи экзамена ему был присвоен чин подпрапорщика.
 
В архиве нашелся интересный документ о том, что - «сверхсрочные нижние чины, обучающиеся для подготовки на звание подпрапорщиков и, сдав экзамены: в частности - закон божий - 4, топография - 3,тактика - 3, военная гигиена и гимнастика - 5, с суммой баллов - 44, со средним баллом 3,68 приказом по крепости за № 203 от 21.10.1912 г. фельдфебель Андреев И.Т. произведен в подпрапорщики Николаевской крепостной артиллерии».
 
Данный документ показывает, что военные познания фельдфебеля Андреева, явно далеки от совершенных и получил он очередное звание скорее всего за услужливость. Идём далее. В этом же году, 28-летний Андреев женится на молоденькой девице Смышляевой Ирине Васильевне (род.1896г), которой едва исполнилось шестнадцать лет. 22 февраля 1913 года у него родился первенец - сын Алексей, о чём в метрической книге 34-го Сибирского стрелкового полка на острове Русском (бухта Рында) полковым священником Кутузовым сделана запись о крещении. В 1914 года Андреев окончил Владивостокское офицерское училище (на острове Русском), где ему было присвоено звание зауряд-прапорщика артиллерии. После чего он отправился на фронт. Сразу кое- что уточним.
 
После окончания офицерского училища Андреев получил всего лишь звание зауряд-прапорщика. Был такой чин в дореволюционной русской армии с 1907 по 1917 годы. Обозначение - широкая полоса посередине погона со звёздочкой в верхней трети. Чин этот, в отличие от собственно прапорщика, офицерским не являлся (можно его весьма условно сравнить со званием прапорщика в советской армии)!
 
Получается, что Андреев прослужив в армии более 10 лет, был рекомендован начальством и принят в военное училище, но по его окончании, к сожалению, не смог получить офицерский чин.
 
Согласитесь, это не лучшим образом характеризует его умственные способности, как артиллериста-командира. Кстати, любопытная деталь, найдена фотография Андреева, датированная 1916 годом. Так вот, на ней Андреев одет в форму с погонами подпрапорщика, а не зауряд-прапорщика! На звание ниже. Возникает вопрос: почему? Ведь из сказанного Фуфыгиным, следует, что чин зауряд-прапорщика он получил в 1914-м. Далее Фуфыгин пишет, что «по непроверенным сведениям, Андреев воевал на полях сражений Первой Мировой и был награждён за храбрость двумя Георгиевскими крестами»! И, что «он вернулся с фронта в Николаевск-на-Амуре к своей семье после Февральской революции 1917 года. После чего организовал артель «Сивуч» и занялся рыбалкой в Амурском лимане и Татарском проливе».
 
Тут возникает ряд вопросов - на фото 1916 года он вместе с семьёй и без крестов! А ведь, в то время, любой, имеющий награды не стал бы их прятать и не носить. Теоретически, Андреев, конечно, мог получить кресты позже, когда Временное Правительство обесценило награду и раздавало «Георгиев» направо и налево. Но... Вообще, нахождение Андреева на театре военных действий сомнительно.
 
Со слов Фуфыгина, с конца 1914 по март 1917, он должен был находиться в действующей армии, однако, фото 1916 года где он запечатлён с семьёй, опровергает это. Допустим, прибыл за геройские подвиги домой на побывку. Но, как быть с тем фактом, что 16.10.1915 года у него родился второй сын - Михаил? А в 1917 году и третий - Виктор?
 
Все сыновья, статные молодцы, как на подбор и похожи на батьку. А может, и не покидал вовсе Иван Тихонович родной Николаевск и продолжал себе спокойно служить в родной крепости? Вопросы, вопросы.
 
Далее А.Н. Фуфыгин пишет: «Как стоящий на платформе большевиков во время краткого периода Советской власти в Николаевске в 1918 году, он был помощником у заместителя военного комиссара Бебенина, активно включился в борьбу за Советскую власть, был назначен начальником артиллерии в крепости Чныррах. Перед захватом Николаевска в начале сентября 1918 года много сделал для разгрузки крепости от излишнего оружия и снарядов, часть которых поступили на вооружение канонерок, прибывших в августе 1918 года из Хабаровска. Накануне оккупации крепости и города японцами привёл в негодное состояние орудия крепости, спрятав в надёжном месте орудийные замки».
 
Красивое изложение. Только комиссара Бебенина уже не спросишь - он замёрз в тайге при побеге советских работников в 1918 из Николаевска. Среди бежавших были, между прочем, и Будрин с Павличенко. А вот, Андреев, когда в октябре 1918 года город захватили японцы, продолжал, как ни в чём не бывало, заниматься рыбалкой, пока не был мобилизован в Белую армию как специалист-артиллерист. Впрочем, он никуда не рвался - так и отсиделся до февраля 1920 года. Когда же отряды Тряпицына блокировали Николаевск, он с лёгкой совестью перешел на их сторону.
 
Фуфыгин в своей работе, говорит о том, что Андреев после взятия крепости Чныррах, помог партизанам восстановить разукомплектованные в 1918 году крепостные орудия, которые затем приняли участие в обстреле города, что вынудило японцев приступить к переговорам с партизанами и, в конечном итоге, впустить их в город.
 
Но как мы уже знаем, крепость захватили артиллеристы Есипова, орудия восстанавливали они же, под руководством оружейного мастера Демидова. Налицо не стыковка. Впрочем, допускаю, что Андреев мог рассказать, где спрятаны орудийные замки.
 
Сергей Тимофеев,
Санкт-Петербург.
(Продолжение «Нижнеамурская голгофа. Поиски истины» следует)