Местные жители Ванинского и Советско-Гаванского районов скептически отнеслись к идее поднятия и музеефикации затопленного царского фрегата «Паллада», о чем мы уже писали. Между тем, эта идея значится в качестве одного из проектов, который сможет увеличить туристский потенциал региона в подпрограмме №11 «Развитие туризма на Дальнем Востоке», входящей в недавно принятую госпрограмму «Социально-экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона».

 

Житель из п. Ванино Виктор Киселёв пишет, что все о фрегате «Паллада» известно!

 

По его словам, «остов погребен в шлаке и иле. Мореный дуб изъеден червем. Фрегат разграблен. Надстройку и борта спилили водолазы. На сувениры! На мебель. На камбузные шкафчики адмиралу. Все, поднятое на поверхность, начинало интенсивно разрушаться в руках».

 

- У меня был фрагмент борта «Паллады» в виде соединения двух плах мореного дуба на кованном гвозде размером с железнодорожный костыль, - говорит Виктор Киселёв. - Все рассыпалось в прах буквально на глазах, хотя содержалось дома, в шкафу. В 80-х все лето остатки «Паллады» с помпой исследовали члены специально созданной экспедиции от «Комсомольской правды». Со дна были подняты многочисленные артефакты, на которые бегали смотреть. Но к тому уже времени, собственно, подымать было нечего. Остов «Паллады» засосало в ил, завалило шлаком и бутылками - свидетелями нашего времени...

 

Так же известно, что на дно Константиновской бухты (ныне Постовая) Советской Гавани, где и был затоплен в 1856 году фрегат «Паллада» несколько раз спускались водолазы: в 1913 и 1914 годах, а затем в 1932 году, когда фрегат даже хотели поднять. Однако уже тогда «Паллада» была настолько сильно разрушена, что сделать это оказалось невозможно. В 1947 году были подняты части обшивки фрегата и два чугунных клюза. А в 1956 году водолазы извлекли на поверхность якорь «Паллады», который был установлен на острове Русский. А 23 октября 1956 году в бухте Постовой был открыт памятник-колонна, увенчанная копией фрегата величиной в 1 метр.

 

А вот что написано в очерке «Быль о легендарном фрегате» Александра Рогова, опубликованного в научно-художественном географическом сборнике «На суше и на море» за 1985 год.

 

«...На глубине 22 метров начинаю различать очертания темного предмета. Подплываю к нему и убеждаюсь, что это обросшие водорослями и заселенные актиниями шпангоуты, - «Паллада» найдена. Но не таким рисовался в моем воображении корабль, перед глазами глыба, в которой едва угадываются обводы судна, оно лежит на откосе, зарывшись левым бортом в его крутую стенку.

 

При первом и беглом осмотре корпуса фрегата я убеждаюсь, что проникнуть внутрь его не удастся, так как палуба сильно захламлена и разрушена, а иллюминаторы заросли или забиты илом. Придется осмотреть корабль снаружи. Мне вспоминаются отчеты водолазов, работавших здесь в 1887, 1914, 1936 и 1940 годах, есть там и такие фразы: «Дуб очень тверд, а чугун - как сыр», - а вот латунные и медные детали, по их мнению, сохранились намного лучше.

 

Водолазные обследования фрегата были многообещающими, в 1940 году, например, решили извлечь «Палладу» с морского дна как музейную и историческую ценность. Но снова, как и почти 100 лет назад, война вмешалась в судьбу овеянного легендами корабля. Остался он лежать на дне залива, к величайшему огорчению тех, кто знал о его непростой судьбе, мечтал видеть судно на сухопутном памятном приколе - пьедестале.

 

Всплываю на поверхность и приглашаю последовать за собой товарищей, объясняю: фрегат найден, нам повезло в первом же погружении.

 

Плаваем у правого борта, кормовая часть судна высотой около 5 м вся в зарослях и морских животных. Морские обитатели заселили не только наружные поверхности, но и внутри видно их присутствие. Через иллюминаторы и полусгнившие бойницы проплывают рыбки, видны моллюски, вот перед маской зашевелились острия - это краб, выставив клешни, пятится в щель между шпангоутами. Вокруг много морских звезд и актиний, последние в полутьме глубины кажутся бледно-зелеными и прозрачными, наши фонарики робкими лучиками высвечивают яркие пятна на заснувшем борте корабля. Вот актиния, она из зеленоватой под волшебным лучом фонаря становится оранжевой, а кусок медной обшивки начинает играть всеми цветами радуги - на нем и рачьи домики балянусов, и яркие мшанки, и запутанные лабиринты домиков-тоннелей морских червей. Замечаю, что поверхность медной обшивки там, где она свободна от обрастаний, почти не разрушена, да и за тридцать лет после визита водолазов, наверное, ничего здесь не изменилось. Пытаемся отломить лист обшивки, но он вместе со шпангоутом обрывается вниз, поднимая клубы мути.

 

Плыву к корме и хочу отыскать памятную по запискам Гончарова его каюту. Палуба проломлена в нескольких местах, в одно из погружений водолаз, пробираясь по ней в своих громоздких и тяжелых доспехах, провалился вниз головой, и его с трудом спасли. Наш десант на «Палладу» легководолазный, и мы свободно плаваем вокруг торчащих полусгнивших бревен и металлических листов.

 

По описанию помню, что на корме перед каютой была часть палубы - шканцы и вблизи стояла грот-мачта - это бревно «фут во сто длины и до 80 пуд весом», но ни этой ни другой мачт нет, наверное, и их, как и весь такелаж и снасти, сняли перед затоплением судна. Каюта Гончарова была маленькая, всего два на три метра, имела окно, через которое писатель видел море, а ее потолком служила кормовая часть верхней палубы - ют. Это хорошие ориентиры, и мне удается отыскать возвышение с двумя горизонтальными площадками, которыми могут быть и ют и шканцы. Переплываю через борт и ищу проем - окно каюты, здесь на борту есть темные глазницы, но та ли это находка? Хочется верить, что та.

 

Мои товарищи жестами приглашают плыть в сторону носовой части судна. Плывем вместе, длина фрегата более 50 метров, а ширина палубы - метров 15, и если плыть у верхней кромки одного из бортов, то противоположного борта и не видно в дымке глубины.

 

Вот и бушприт, он обломан, но стремительность судна прослеживается по его форме, венчающей могучий брус форштйвня. Очертания носовой части корабля более отчетливы, видны клюзы - люки, сквозь которые травили и выбирали якорные канаты. Подплываю к одному из них и, памятуя отчет водолазов, без труда отламываю кусок чугунного обрамления. Пласт чугуна рассыпается в перчатках, и я невольно сравниваю его с сыром, хотя сыр может быть и прочнее.

 

Холод дает себя знать, и я, как что-то хорошо знакомое, но забытое сквозь сознание, ставшее будто заторможенным и работающим на малых оборотах, вспоминаю: а ведь корма-то была разрушена взрывом, вот поэтому я и не нашел каюты Гончарова.

 

Показываю на клюзы и приглашаю напарника вниз на площадку дна, где могут сохраниться якоря «Паллады». Пытаемся отыскать следы якорных канатов и сами якоря, плавая под форштевнем. На фрегате были адмиралтейские якоря - махины в два метра размером, отлитые из чугуна. Ищем следы канатов, для нас это путеводная нить, которая может привести к находке. Гончаров так описывал якорный канат: «... канат - это цепь по-морскому, держит якорь в 150 пуд».

 

Вблизи судна ничего похожего нет, отплываем от берега немного мористее и находим на склоне извилистый валик, который выступает из отложений ила. Мне он и формой и размером напоминает хобот слона. Путеуказующий бугорок то исчезает, то появляется вновь на уходящем вглубь откосе. Наш глубиномер показывает предельное значение, но плывем еще немного, и перед нами бугор ила, под которым может быть скрыт и якорь. Показываю товарищу фотобокс и отдаю его, а сам начинаю разгребать слой ила. У моего гидрокостюма есть перчатки, а напарник в более легком одеянии, и он может поранить руки о металл, хотя чугун и «мягче сыра». Вокруг поднимаются облака мути, которые заволакивают и меня и раскопки, но очень хочется завершить погружение находкой. Наконец в подводном раскопе нащупываю продолговатый предмет, он похож на веретено якоря. Поверхность находки шероховатая, и похоже, что это металл. Перебирая пальцами ил и кусочки твердых включений в нем, ищу шток якоря - деревянную поперечину, вставляемую в один из концов веретена. На другом конце якоря должны быть лапы с перьями, но их не раскопать - они наверняка глубоко зарылись в грунт. Вот и обломки штока - сомнений нет, мы нашли якорь и можем предположить, что он с «Паллады».

 

Якорь нам не поднять, но мы стараемся запомнить место, а вдруг еще пригодится. Поглядывая по сторонам, всплываем на уровень палубы. Прощальный взгляд на корабль - как сильно отличается он от той копии, которую видел я в музее. Там модель «Паллады» изображает судно при полном парусном вооружении, все блестит и сверкает на палубе, а здесь сквозь сумрак видны нам лишь участки корпуса и отдельные его детали, которые и не сразу угадаешь. Нужно богатое воображение, чтобы мысленный образ совпал с действительным. Мы фотографировали при погружении «Палладу», но вспышка от моей самодельной лампы освещала лишь ограниченные участки корпуса судна и парящих над ним моих товарищей.

 

Итак, мы всплываем. ...Прощаясь с кораблем, захватили мы с собой на поверхность лист медной обшивки, кусок шпангоута и два медных кованых гвоздя. Теперь цветной металл обсох, и зелень стала ярче, а морские животные и растения давно пооблетали. Куски же шпангоута, высохнув, еще долго дарили нам запахи моря, и если товарищи, приходя ко мне и рассматривая почерневший и затвердевший кусочек мореного дуба, сомневались в его происхождении, то я советовал им понюхать изъеденную морскими древоточцами дорогую мне находку».

 

Значит, все мечты - бесперспективны... Сколько бы денег не дали на нее из госпрограммы.

 

Константин Пронякин