 |
| Сожженный Николаевск-на Амуре в 1920 г. |
| |
Ч.2. Дальневосточная республика
Ч.3. «Тряпицын был борцом за власть Советов...»
Ч.4. Вариант биографии
Ч.5. Амурский поход
Ч.6. Клостер-кампское сидение
Ч.7. Николаевская страда, Китайская Цусима Амурского разлива
Ч. 8. «Штурмовые ночи Спасска, Николаевские дни»
Ч. 9. Николаевск-на-Амуре в Гражданскую войну
Ч. 10. Николаевский инцидент
Ч. 11. Пропуск слова «Социалистическая»
Ч. 12. Антибуферная политика
Агония «Николаевской коммуны»
Японцы горели жаждой мести. В марте 1920 года в Татарский пролив были направлены броненосец «Микаса» и крейсер «Мисами». Воспользовавшись Николаевским инцидентом, как предлогом для оправдания своих действий, 21 апреля в Александровске-на-Сахалине высадился двухтысячный десант.
Населённые пункты были переведены под юрисдикцию японской администрации. Началась продлившаяся пять лет оккупация Японией северной части острова Сахалин. 27 апреля японское посольство в Лондоне, выполняя заказ кабинета министров, зондирующего реакцию мирового сообщества, опубликовало официальное сообщение о событиях в Николаевске-на-Амуре и в связи с этим заявило об отправке туда своих войск для поддержания там «порядка и защиты жизней японских подданных».
Убедившись, что особых протестов нет, Япония начала масштабную военную операцию, целью которой служил захват Николаевска и всего Приморья.
Захватчикам противостояла партизанская армия, преобразованная в Красную Армию по её образу и подобию, с той лишь разницей, что численность её была гораздо меньше.
Фактически, командующим всеми партизанскими силами, Я.И. Тряпицына избрали сами партизаны, а вовсе не он сам захватил власть, как диктатор. Мало того, комармии утверждён высшим руководством, даже более.
Весьма характерен приказ № 91 от 22 апреля 1920 г главнокомандующего Народно-Революционной Армией Дальне-Восточной Республики Генриха Христофоровича Эйхе, который выстраивал армию ДВР после первого японского удара и занимал этот пост с марта 1920 по апрель 1921 г:
«1. В связи с общей обстановкой и для упорядочения и координации разрозненных партизанских отрядов... приказываю: Названные районы именовать фронтами, а именно: 1) район ст. Оловянная, ст. Онон, Нерчинска, Нерчинского Завода, Сретенска и Благовещенска именовать Амурским фронтом; 2) район Владивостока, Никольск- Уссурийского - Приморским; 3) район Хабаровска, Николаевска (на Амуре) - Охотским.4) Командующими фронтами назначаются: Амурским - т. Шилов, Приморским - т. Лазо, Охотским - т. Тряпицын».
Из приказа видно, что Я.И. Тряпицын в тот период ценился, никто его диктатором-анархистом не называл и стоял он на одном уровне со столь знаменитыми деятелями анти белогвардейского движения, как Д.С. Шилов и С.Г. Лазо.
Правды ради, следует сказать, что в Чите ещё не знали о судьбе заместителя председателя Военного Совета революционных войск южного Приморья С.Г. Лазо, который 5 апреля 1920 года сдался японцам под именем прапорщика Козленко.
Перед этим он совместно с командующим А.А. Краковецким отдал приказ революционным войскам не оказывать вооруженного сопротивления японцам, стараться избегать боя и уйти в тайгу, хотя они по мнению японского генерала Нисикавы по численности и вооружению превосходили японские войска.
Кроме того, приказ главкома НРА показывает высокую степень доверия красного командования, которое рассчитывало, что именно армия Тряпицына, как лучше всего сохранившаяся после удара японцев, сможет наступать на Хабаровск. Поэтому в зону ответственности новоявленного Охотского фронта отнесён и Хабаровск.
8 мая 1920 года из Наркоминдела РСФСР в Николаевск-на-Амуре поступила телеграмма, в которой говорилось: «Согласно официальных японских кругов, напечатанных в английской прессе, японские войска, высадившиеся без всякого сопротивления в Александровске-на-Сахалине в количестве одного пехотного батальона с артиллерийской батареей, предназначены не для Сахалина, а для взятия Николаевска- на-Амуре, как только этот порт освободится ото льда. Имейте это в виду».
И без этой телеграммы нижнеамурцы не сомневались, что с открытием навигации надо будет ждать японского вторжения. Рассматривались три варианта. Первый: высадка японского десанта в бухте Де-Кастри, а затем на плавучих средствах заход в лиман Амура и блокада города. Второй: заход японской эскадры напрямую в устье Амура. Третий: поход японских кораблей по Амуру из Хабаровска. По всем этим вариантам отрабатывались способы защиты Николаевска-на-Амуре. Ещё в начале апреля начальнику гарнизона Де-Кастри Пашину было дано следующее указание:
«9 апреля 1920 г. Шифром
Де-Кастри, начальнику гарнизона Пашину. Установи хорошее наблюдение за морем, сообщай ежедневно о замеченном из Александровска. С Сахалина к вам могут привезтигруз на катере, о получении его сообщите, в случае прихода крупных сил японцев, сожгите все до одного помещения, если можно и маяк. Перекрасьте, если есть на скалах знаки, снимите все маяки и вообще морские знаки».
Командующий армией Тряпицын Нач. штаба Нина Лебедева»
20 апреля для координации действий в Благовещенск на имя П. Серышева ушла телефонограмма:
«Во что бы то ни стало нужно организовать оборону Амура и Хабаровского моста. Примите все меры, чтобы японцы не могли уплыть из Хабаровска на канонерках вниз по Амуру. Пришлите к нам по Амуру со вскрытием (реки) человека для того, чтобы можно было с ним лично согласовать действия. Это необходимо».
«№86. 23/IV1920 года. Лазарево. Шимонову.
Немедленно приступите к уничтожению всех жилых помещений по побережью всё нужно сжечь как-то рыбалки и бараки и проч.
Тряпицын. Нина Лебедева».
«Лазарево. Славину.
Сожгите все маяки и берзилы (створы), а также все до одной рыбалки и вообще жилые помещения. Чтобы в случае высадки японцев, негде было им жить. Тряпицын. Нина Лебедева».
Многие авторы, цитируя документы по поводу уничтожения рыбалок, сетуют на Тряпицына и Лебедеву, дескать им плевать было на граждан края - оставили народ без средств к существованию, ведь лов лосося единственно доступный в ту пору способ выживания.
Напомним, в тот период более 80% рыбалок по побережью Амурского лимана и в устьях рек, а так же на Камчатке, принадлежали непосредственно японцам. Около 15% формально принадлежало российским подданным, но реально вся продукция шла японцам, и только около 5% действительно были российские.
Вопрос: идёт непримиримая борьба - брат не жалеет брата, одни безжалостно уничтожают контру, другие бьют краснопузых, а тут заморский хищник присосавшийся к богатствам отечества - понять и простить япошек? То то и оно.
Кстати, приказ об уничтожении этих рыбалок и бараков, в которых летом должны были жить рабочие, был отдан только после высадки японцев на Сахалине и их дальнейшей экспансии в Приморье. Забегая вперёд, процитирую заметку из местной прессы края уже после ухода партизан и гибели Николаевска.
«В большинстве случаев рыбалки на николаевском побережье, чудом уцелевшие от разгрома Николаевска, составляют единственную экономическую опору разорённых николаевцев.
При существующей политической неразберихе, при полной совершенной невыясненности отношений Японии к Николаевску - неизвестна ещё участь николаевских рыбалок и вопрос - будет ли ещё возможность работать на них в предстоящем рыбном сезоне - волнует многих и составляет предмет крупных забот. К тому же предстоящие работы требуют солидных затрат, нужно заготовить снасти, соль, бочки, ибо все прежние запасы сожжены - а средств свободных мало и при теперешнем общем денежном кризисе - этот вопрос является особенно тяжёлым.
Некоторыми из рыбопромышленников... (ведутся переговоры) с приехавшим сюда николаевским старожилом г. Симада, который принимает живейшее участие в сфере оживления деятельности рыбалок».
Данная статья лишний раз подтверждает, что специальные команды поджигателей, отправленные весной-летом 1920 года на разгром рыбалок, не всё смогли уничтожить, а может просто не захотели уничтожить.
Как видно по документам, Тряпицын собирался оборонять Николаевск. Зря его обвиняют в сдаче города без боя. Цепь последующих событий не оставила ему выбора.
Начнём по порядку. Тряпицын отправил на Орские прииски шестерых механиков, которые должны были в местных мастерских наладить выпуск снарядов и патронов для партизанской армии.
Управляющий приисками Дайер злорадно писал по этому поводу, что за три месяца горе-механики сумели лишь нарезать железные прутья да загубить технику...
Посему, 3 мая в Благовещенск уходит очередная просьба: «Главштаб. Смагину. Если можно, пришлите в Николаевск два орудия системы «Виккерс», у нас много снарядов, а у вас есть орудия, а снарядов нет. Все меры к заграждению входа в Амур приняли. Людей у нас много, но ощущаем недостаток оружия и патронов. Вышлите, если есть, специалистов: слесари, токари, литейщики и формовщики. У нас функционирует снарядный завод, но нет специалистов. Обязательно вышлите своего человека для согласования дальнейших действий».
В ответ тишина.
Пытались нижнеамурцы согласовывать свои действия по защите Николаевска от японцев и с другими территориями. Для этих целей в Якутск, Иркутск и Красноярск был откомандирован Степан Шери «для сношений с советским правительством Сибири и переговоров с советскими организациями указанных городов. Тов. Шери является официальным представителем штаба Николаевского округа и уполномочен вести переговоры от имени штаба».
Времени для решения поставленных задач у него уже не было, и результата его вояж не принёс.
Тем не менее, желание дать бой японцам ещё есть. Тем более, что победа над ними кружит горячие головы партизан. В связи с приближающимся вторжением японцев, 8 мая распоряжением по войскам Красной армии Николаевского округа и населению города Николаевска-на-Амуре была объявлена мобилизация всего мужского населения в возрасте от 18 до 35 лет включительно.
Облисполкомом принимается решение о создании в Николаевске-на-Амуре трудовой армии «по примеру трудовой армии в Советской России, созданной в тяжелое время».
В области устанавливается всеобщая трудовая повинность. «Ввести по городу Николаевску и всему округу немедленную трудовую мобилизацию по отношению всех российских граждан обоего пола без различий национальностей».
В состав бюро армии труда были избраны: Харитонов, Фраерман, Вельский. В секретариат - Будрин, Гультиков, Жемайтис, Степанов-Сусанин, Воротников.
13 мая 1920 года Сахалинский облисполком принял решение ввиду осадного положения создать военно-революционный штаб, которому передать всю полноту власти в области. «Имея в виду, что не мирная органическая работа, а оборона страны, и только она, является важнейшей задачей момента, для решения таковой должен быть создан соответствующий орган власти.
Окружной исполком всю полноту власти передает военно-революционному штабу, избранному из числа членов исполкома».
Тайным голосованием его членами были избраны О. Ауссем, Ф. Железин, И. Перегудов, Я. Тряпицын и Н. Лебедева. Именно этому Военревштабу, впоследствии надлежало провести всю организационную работу по эвакуации жителей Николаевска в горно¬таёжную местность в поселок Керби на реке Амгунь.
По мере очистки Амура ото льда японцы продвигались на канонерках к Николаевску из Хабаровска. 14 мая японский десант с кораблей «Мисима» и «Минамото» высадился в Де-Кастри, произведя блокаду Амурского лимана.
Из документов известно, что высадившиеся 14-15 мая 1920 года в бухте Де-Кастри японские войска под командованием полковника Танама имели в своем составе отряд гидропланов для проведения разведывательных полетов.
Известно, что, совершая разведывательные полеты из Де-Кастри над Софийском и Мариинском, японские летчики бомбили эти села как места вероятного сосредоточения партизан, бросая гранаты или небольшие авиационные мини-бомбы. Особого урона эти бомбежки не приносили, но моральный эффект был весьма ощутимый.
Что касается полетов до Николаевска с целью бомбардировок, то пока японцами не были взяты Софийск и Мариинск, такие полеты из-за дальности расстояния не могли проводиться. Так как, гидросамолеты должны были лететь над руслом Амура, то расстояние в оба конца достигало свыше 500 километров, что для самолетов тех лет было пределом, поэтому летчики брали большой запас топлива и самый минимум вооружения.
Вследствие этого первые полеты японских гидросамолетов над городом носили лишь разведывательный характер. Лётчики для острастки могли бросить пару-тройку гранат. И только после взятия оккупантами сел Богородское, Белоглинка, Сусанино, Больше-Михайловское можно было наладить из этих пунктов полеты в район Николаевска для его бомбардировок. Захватив села Софийск и Мариинск 23-24 мая, японцы совершили несколько разведывательных полетов в сторону Николаевска.
Не успели воины императора Тайсё высадиться в Де-Кастри, как уже 15 мая согласно приказу главкома всеми вооруженными силами Дальне-Восточной Республики Г.Х. Эйхе №94/БЛ от 15 мая 1920 года командующему Охотским фронтом Я.И. Тряпицыну было предписано избежать столкновения с японцами.
Возникает резонный вопрос, как противостоять врагу не входя с ним в боевой контакт?
Это возможно только при одном случае - уходе из города и выводе оттуда семей красноармейцев, работников Советской власти и всех, кто в той или иной мере имел отношение к борьбе против белогвардейцев и японцев.
Данное распоряжение Эйхе, таким образом, подтверждает - эвакуация из Николаевска не являлась личной прихотью Тряпицына. Несмотря на приказ главкома, для отражения японского вторжения, в Николаевске полным ходом проводятся общественные работы, т. е. отсюда видно, что город партизаны хотели защищать.
Газета «Призыв» писала: «15-16 мая в Николаевске были проведены Дни обороны. С 7 часов к зданию исполкома со всех концов города начали стекаться группы мужчин и женщин, и даже подростков, чтобы приложить свои усилия на великое дело борьбы пролетариата с буржуазией. Ожидание наступления японцев на Николаевск, который должен первым принять на себя удары японцев, только увеличивает силы всех и накладывает на работу отпечаток особой энергии и решительности».
Но были и другие примеры.
Верующие общины баптистов отказались выйти на общественные работы мотивируя это тем, что 16 мая было воскресеньем, а они намеревались сей день посвятить Богу и провести утреннее и вечернее богослужения. Их припугнули, но даже под угрозой расстрела они всё равно не выполнили распоряжение сов. власти.
Тогда комиссар милиции Табашников вместе с милиционерами прямо во время утреннего воскресного богослужения арестовали 33 верующих. С ними имел беседу председатель исполкома Железин, который, как говорят сами верующие, дал им изрядный выговор. После их отвели на место общественных работ и попытались заставить работать с остальными жителями города, но верующие опять отказались.
Тогда их отвели в арестное помещение, откуда, после избиения некоторых мужчин, отпустили в тот же вечер около 23 часов (за исключением пятерых человек - четверых мужчин и одной женщины, оставшихся под арестом). Что-то глобального террора пока не наблюдается, хотя на лицо явный саботаж - члены общины, ссылаясь на заповеди Господни, наотрез отказываются от «прочих работ на оборону», не говоря уже о том, чтобы взять в руки оружие и защищать город.
На лицо явное неповиновение и кровавая «диктатура Тряпицына» должна была бы сказать в этом случае своё веское слово в виде свинца и стали по пособникам контрреволюции. Но...Баптистов основательно пожурили. Дали для проформы тумаков и отпустили. Впоследствии 25 мая был арестован «военными с револьверами в руках» (т.е. неопзнанными личностями) брат Коночук (кто он?) и в ту же ночь где-то расстрелян.
Во второй половине мая становилась все очевиднее невозможность противостоять японцам. Только на острове Сахалин и в Де-Кастринском заливе высадился японский десант в 20 тысяч солдат. 17 мая из Хабаровска вышла под японским флагом эскадра в составе русских канонерок «Бурят», «Вотяк», «Монгол», «Шквал», пароходов «Сильный», «Хилок», посыльного судна «Копье», катера и баржи в направлении на Николаевск. Для того, чтобы затруднить проход японских судов в устье Амура, было решено забаррикадировать фарватер Амура.
В короткий срок 20 барж были заполнены камнем и затоплены в лимане Амура. Был создан Богородский фронт, возглавил его бывший командир корейского отряда Сасов. В самом узком месте Амура у селения Тыр было решено фарватер заминировать. И тут случился очередной прокол.
Капитан Мургабов, тот самый, что участвовал в качестве наблюдателя при переговорах Тряпицына с японцами в феврале 1920 г., прощённый, а затем вступивший в Красную Армию, не смог около Тырского утёса и с. Мариинско-Успенского установить действенные минные заграждения, тем самым открыв японцам прямой путь к городу. Не смог или не захотел? Ведь до этого он прекрасно уживался с оккупационными властями.
И тут, в конечном итоге, не важно, было ли это неумелость, или неудачное стечение обстоятельств, а возможно и предательство с его стороны. Факт в том, что не выполнив поставленную ему задачу, он поставил под угрозу тысячи жизней.
Из беседы с Мамоненко Иваном Даниловичем в селе П. Осипенко. «Мой отец, случайно оказавшийся на берегу, в кустах, близ места, куда привели для расстрела белого артиллерийского офицера, добровольно пошедшего на службу к партизанам и руководившего постановкой мин на Амуре и по Амгуни Мургабова, слышал, как тот, обращаясь к своим палачам истерично вопрошал: - За что, товарищи?...
Ему обрубили кисти рук, расстреляли и сбросили в воду Амгуни». Сурово. Картина, конечно, нелицеприятная - испуганный человек, просящий пощады, цепляющийся своими руками за своих палачей, но, увы, вся история гражданской войны переполнена такими эксцессами. Многих просто казнили по классовому признаку, а здесь совершенно справедливый, с точки зрения военного времени, расстрел за невыполнение приказа.
Вместе с приближением японцев активизировался и внутренний недобитый враг. 19 мая 1920 года Военно-революционный штаб направил из Николаевска в район Амгуни своего представителя Вольского «для проведения расследования, обысков и арестов контрреволюционных элементов с правом производства расстрелов».
24 мая в Мариинск вошёл, прибывший из-под Хабаровска японский отряд под командованием Тамака. Николаевск оказался в кольце. Всего на борьбу с партизанской армией Тряпицына Япония выставила 10 000 контингент. Ища выход в сложившейся ситуации, Тряпицын просил помощи у хабаровских и владивостокских соглашателей. Напрасно. Доходило до того, что с ним просто отказывались выходить на связь.
«Май 1920 г.
Благовещенск. Военревштабу. Шифрованная депеша.
Копия. Исполком Жуковскому
Товарищи, мы давали вам три шифрованные депеши и ни на одну не получили ответа, не знаем, чем это объяснить. Мы сообщали вам, что японцы предприняли наступление на Николаевск, двигаются от Хабаровска, с Де-Кастри и с моря. Мы просили, чтобы вы сделали зажим на Хабаровск и тем отвлекли силы японцев от Николаевска. Мы делаем все, что можно и оказываем сопротивление, но если вы не придете на помощь, то мы не сумеем удержать города. Почему вы не отвечаете, скажите, что думаете предпринимать, что за переговоры вы ведете с японцами и чем они кончились.
Начштаба Лебедева»
В целом, Охотский фронт, под командованием Я.И. Тряпицына, оказался изолированным от остальных вооружённых сил Дальневосточной республики.
И хотя в Николаевске с активной помощью местного населения велись работы по укреплению города, Военревштаб, видя бесперспективность обороны города, в виду численного превосходства противника в живой силе и вооружении, принял решение его оставить, тем самым сохранить партизан и в полной мере использовать их преимущество перед японцами - умение воевать в условиях труднопроходимой тайги.
Положа руку на сердце, это было правильное решение. Выше уже писалось, что далеко не всё население поддерживало партизан, так называемых буржуев не устраивало то, что штаб проводил политику экспроприации имущества и ценностей, которые имел каждый богатый человек, более того, части население были классово чужды доктрины социализма и она только и ждала когда ей представится возможность вооружено выступить против них. Да и призыв молодёжи в армию не очень-то приветствовался николаевцами.
К тому же статистика показывает, что в любом вооруженном конфликте, по меньшей мере, 2/3 обывателей занимают нейтрально-выжидательную позицию, становясь, мягко говоря, обузой.
С продовольствием дела обстояли тоже не лучшим образом, и долго кормить массу людей в окружённом городе не представлялось возможным.
Далее, сомневаюсь, что с боеприпасами дела обстояли блестяще, снаряды были, но разнокалиберные, к части пушек не подходили вовсе, а оружейного завода за Уралом, работающего в три смены с прямым железнодорожным сообщением что-то не наблюдалось.
К тому же, по преимуществу деревянный город при первой же удачной бомбардировке запылал бы синим пламенем, оставляя под своими руинами как гражданское население, так и партизан, а сомневаться в том, что японцы с помощью корабельной артиллерии и бомб аэропланов быстро раскатают позиции защитников не приходится.
В крепости, конечно можно было более успешно держать оборону, но напомним, многие партизаны были местные, у них были семьи, сомневаюсь, чтобы они вместе с ними бились бы, как герои Брестской крепости - «Умираю, но не сдаюсь!»
Дух этих людей был не тот, к тому же многие из местных партизан (например, артиллеристы Андреева - спали и видели, как бы избавиться от Тряпицына и близких ему по мировоззрению людей).
И ещё, как не крути, часть населения пришлось бы эвакуировать, а вместе с ней отправить, хоть не большой, но всё-таки отряд охраны и лишить себя живой силы и патронов. Так же, не стоит забывать, (душа-то болит!) неизвестно, как бы повели себя оставшиеся партизаны, зная, что их семьи где-то в тайге. Плюс дисциплина, об этом тоже не раз говорилось, была на невысоком уровне.
И самое главное - помощи ждать было не откуда!
Можно долго описывать многочисленные факторы невозможности удержать город, но напомню, там на месте, штабу было виднее и при сложившихся в тот момент условиях и нехватки боеприпасов, он наверняка всё проанализировав, принял единственно верное решение.
22 мая 1920 года ввиду неотвратимости приближения неприятеля, Тряпицын, всё ещё судорожно цеплялся за идею обороны города и ища союзников, начал переговоры с китайским консулом Чжан Вэньхуаном и коммодором Чэнь Шиином, о совместных с китайцами действиях против японцев.
Китайцы, несмотря на давление со стороны командования Охотского фронта, отказались принять прямое участие в боях против японцев.
Последняя хрупкая соломинка обломилась и штаб решил подчиниться и выполнить приказ главкома - в боевые действия с японцами не вступать. Это можно было сделать, только при отступлении партизан с одновременной эвакуацией из города семей красноармейцев, работников Советской власти и всех, кто в той или иной мере имел отношение к борьбе против белогвардейцев и японцев.
Возникает вопрос, связанный с целесообразностью эвакуации населения - была бы кровавая расправа с населением за разгром японского гарнизона, организовавшего в городе наглую провокацию, в которой погибли сотни партизан? Ответ: безусловно, да!
Я.И. Тряпицын за время своего участия в партизанском движении Приморья сам неоднократно был свидетелем зверств японской армии по отношению к мирному населению, поэтому он на заседании военно-революционного штаба, во второй половине мая, принял решение эвакуировать русское население Николавска-на-Амуре.
Здесь вопросов у членов штаба не возникло, зато при решении судьбы города возникли разногласия. Одни предлагали эвакуировать население, но сохранить город, Тряпицын же категорично настаивал его уничтожить: «...для иностранных государств будет очень показательно, если мы сожжем город и все население эвакуируем».
Спорить не стали - судьба старейшего города Дальнего Востока, бывшего одно время столицей этого края, была решена: город и крепость Чныррах уничтожить.
Для партизан напрашивался естественный путь отступления в направление Хабаровска, но тогда на Амуре армия Тряпицына оказалась бы зажата в тиски - с стороны моря наступала мощная группировка, а от Хабаровска шли японские канонерки с десантом.
В этой ситуации комфронта находит стратегически удачное решение - отступать на реку Амгунь, впадающую в Амур. Таким образом, фронт красных располагался близ Николаевска, сковывая японцев, а тыл находился в селе Керби - достаточно далеко от Николаевска и от моря, что исключало его быстрый захват японцами.
Даже в случае поражения Охотского фронта все равно оставалась возможность отступать на занятый красными Благовещенск.
Во всех отношениях удачная позиция, если бы речь шла только о войне с Японией без учёта внутреннего врага. Поэтому ревштаб постановил: центр обороны перенести в глухой посёлок золотодобытчиков - Керби, что на реке Амгунь, левом притоке Амура и начать эвакуацию вверх по течению в район Кербинских приисков жителей Николаевска, прежде всего женщин и детей, раненых и больных.
Член общины баптистов С. Каменев так описывает эвакуацию: «Началась эвакуация женщин, детей и стариков, затем самих военных. По отношению мирных жителей было объявлено, что эвакуация не является обязательной для всех, а только для желающих. С 28 по 30 мая город представлял из себя пустыню. Лишь видны были разнообразно одетые вооружённые, в пьяном виде расхаживающие и разъезжающие по городу и редко-редко где либо проходили напуганные женщины или старики. К нам несколько раз приходили и спрашивали - почему не уезжаем, ведь нас убьют японцы, разве мы не знаем, что они уничтожают всех и старых и малых. Кроме того спрашивающие предупреждали, что перед уходом всех уничтожат. Мы отвечали... Если Господь захочет наказать, то накажет, от него не спрячешься».
Фактически, эвакуация из Николаевска, была решением главкома НРА ДВР Г.Х. Эйхе. Незадолго до этого, под патронажем китайского консула Чжан Вэньхуана, удалось эвакуировать китайскими канонерками иностранцев - главным образом китайцев с семьями, ну и немного англичан, поляков, и т. д. в поселок Маго, находящийся в 30 км от Николаевска.
Между прочим, произвести данную эвакуацию консулу предложил Тряпицын, правда изначально речь шла только о китайских гражданах. Консул обещал подумать над данным предложением и в конечном итоге согласился.
Оказалось, что вместе с иностранцами в «международное поселение» бежала с деньгами значительная часть китайских «партизан», бывших хунхузов.
Надо сказать, китайские власти их спокойно приняли и даже взяли под охрану, несмотря на все зверства, которые хунхузы творили в Николаевске. Выполнив эвакуацию гражданских лиц, китайская эскадра 20 мая 1920 года отправилась в верх по Амуру к Харбину. Теперь никто не мешал ей выполнить свою первоначальную миссию.
В те дни в Маго можно было встретить граждан Северо-Американских Штатов, подданных королевы Великобритании, представителей Польши, Китая, Кореи, Греции, Венгрии и других стран.
В Маго возник своеобразный международный район (сеттльмент), поэтому посёлок партизаны не тронули. Забегая вперёд скажу - опасения Тряпицына оказались не беспочвенны. 1-2 июня 1920 года в Маго высадился японский десант и сразу начались расстрелы и казни.
Даже иностранцы отмечали необузданный террор японской военщины.
Англичанин инженер Г. Дайер в своих воспоминаниях приводит случай массового расстрела жителей Маго 2-го июня 1920 года: «На поселковой площади было выстроено 30 русских, 5 китайцев и 5 корейцев. Они были расстреляны, несмотря на то, что это были давние жители посёлка, не замеченные в связи с партизанами».
Что говорить о судьбе последних если бы они попали в руки сынов Микадо? В тот же день японские канонерки расстреляли идущую под нейтральным флагом китайскую джонку. Из 44 рабочих и матросов 34 человека были убиты. Иногда людей убивали просто безо всякой причины.
Тот же Дайер приводит такой случай: по протоке к посёлку направлялась лодка с возвращавшимися 7 жителями Маго.
С японской канонерки открыли огонь из пулемёта. Двое магинцев были убиты сразу, остальные, почти все раненные, смогли скрыться в береговых кустах. Но особое возмущение русского населения вызвала казнь жителя Николаевска, фельдшера Франца Гиляровича Ржепецкого, которого все знали на Нижнем Амуре.
В центре Маго японские солдаты привязали Ржепецкого к столбу и каждый японец, проходивший мимо, плевал обреченному в лицо и выдёргивал волосы из его бороды. Не выдержав пыток, Ржепецкий оборвал путы и бросился в протоку. Японцы расстреляли его на плаву, и такие случаи в Маго были не единичны.
20 мая от Николаевска на Амгунь ушел первый пароход с эвакуируемыми, а затем ежедневно отходили два-три парохода с баржами, нагруженными продовольствием. Пароходы, баржи, шаланды, лодки - весь наличный водный транспорт был брошен на эвакуацию. До конца мая по водному маршруту эвакуировано примерно четыре тысячи человек.
Среди них и Николаевский детский приют. Его спасением занималась Ирина Максимовна Черепанова, работавшая вместе со своей старшей дочерью, 14-летней Лизой, на телеграфе в штабе Тряпицына. Те, кто не попадали в список на эвакуацию водным транспортом, шли в Керби пешим порядком.
Это был своеобразный дальневосточный таманский поход: растянувшаяся на много километров колонна эвакуированных, состоящая из тысяч бредущих, едущих и страдающих от гнуса и комаров жителей, среди которых множество женщин и детей, огромные обозы и трехтысячная армия, прикрывавшая отступавших.
Все они неспешно двигались вдоль Амгуни по тайге, марям и болотам в пункт назначения - посёлок Керби и его окрестности.
Когда большая часть населения Николаевска покинула город, его стали готовить к уничтожению.
Сергей Тимофеев,
Санкт-Петербург.
(Продолжение «Нижнеамурская голгофа. Поиски истины» следует)
