 |
| Виталий Старостин |
| |
Первая мысль была: им что, заниматься больше нечем? Потом подумал: вот бы их заставить валежник собирать и при этом, как кришнаистскую мантру, повторять: какие мы счастливые все стали, мудрое решение приняли.
…Чтобы в сельском жилище можно было нормально жить (как и в городском, впрочем), зимой необходимо тепло; ничего не поделаешь, Россия - холодная страна. Для тепла, естественно, надо топить печку, причем регулярно и в достаточном количестве.
На все про все на средний сельский дом в сезон - с осени по весну (а длится этот сезон у нас минимум полгода, а на севере края и существенно больше) - необходимо 10 кубометров хороших дров с большой калорийностью; это - дуб, береза, клен, ильм, ясень. У мягколиственных пород деревьев (ольха, ива, тополь) калорийность меньше, и тепла они дают меньше, а значит, и дров нужно больше в два раза.
Валежник - это, как правило, поврежденный в разной степени гнилью ствол и ветви. Здоровые деревья гибнут гораздо реже и только от стихийных бедствий, самое большое количество - от ветровала. После наводнений тоже можно найти погибшие деревья в руслах рек, но их заготовка может принести больше бед, чем пользы (чуть ниже попробую объяснить почему). Так вот КПД от сгорания гниющего валежника еще меньше, а значит, объем таких дров увеличивается.
Теперь представим картину маслом: дед с бабкой, вооружившись пилкой и веревкой, шастают по приморским сопкам в поисках валежника; найдя подходящий, пилят его, вяжут вязаночки и тащат домой, рассчитывая, чтобы сил хватило и на завтра.
Когда вдруг сил не хватит, это значит, все, пришла пора помирать от холода. Им бы саночки взять с собой, чтобы облегчить труд, да в Приморье то снега нет, то его навалит столько, что какие там саночки. Дорогу к этой валежине прорубить нельзя, так как при этом придется рубить живой лес, что никаким законом не предусмотрено.
Закон изначально написан только на вынос дров на себе, он ведь для личного потребления, для нищих. Можно, конечно, в дом престарелых, но в богадельню страшно, да и если все соберутся, где столько домов найдешь. И альтернатива замерзанию, например сгореть живьем вместе с домом, как-то не прельщает, лучше, наверное, все-таки замерзнуть. Горят-то такие дома по стране сплошь и рядом.
Молодым оно, конечно, с одной стороны, легче (сил больше); с другой - труднее. Получается как будто упрек самому себе - докатился, дескать (здесь следует нехорошее слово), как нормальный человек дров себе заготовить не могу. Что теперь: изворачиваться или воровать? И какая гордость за родину будет у такого селянина? У стариков хоть пенсия есть, правда, до прожиточного минимума она не всегда дотягивает в селах, но можно как-то ужаться, сесть на хлеб и картошку, а часть пенсии отдать молодому соседу, чтобы он и тебе дров заготовил/украл.
Рассказывала мне покойная бабушка, что в ее детстве они собирали хворост в господских лесах, было это еще при царе, а жила она тогда в селе Муром, в 11 км от Харькова. И вот если лесничий господский ловил детей в лесу с хворостом, больно сек прутом по ногам. А я, помню, все удивлялся: как это, хворост собирать, что за проблема?
Выйди за село - вот тебе и дрова. Я-то в Приморье родился, и леса было, как казалось, на всю оставшуюся жизнь. Но сначала социализм с его планами ради планов, а потом нынешний, неопределенный до конца строй, когда хватай что можешь ухватить, пока не ухватили другие, сильно проредили лес, пройдя рубками по три-четыре раза по одному месту, а иногда и по пять раз.
Под этих «хватателей» и был сделан новый Лесной кодекс, принятый на удивление быстро нашими депутатами. Для дров селянам места в том кодексе не нашлось. Забыла Госдума со своими очень умными и проницательными мозгами, что и в деревне обогреваться надо. Впрочем, забыла она о стольких очевидных делах в лесу, что уже поправок к кодексу больше по весу, чем весит сам кодекс. А виновато во всем, по моему глубокому убеждению, лесопромышленное лобби со своими дурными деньгами, которое «убедило» депутатов на корню.
Первое время, пока не все леса были сданы в аренду, селяне еще как-то обходились, но когда в аренду ушли леса вокруг поселений, тут и началось брожение народа; можно проще сказать - замерзание. Считаю, что из-за (как бы так мягче сказать) недальновидности самых «умных» депутатов были переданы леса, принадлежавшие селам (колхозам, совхозам), в Государственный лесной фонд, откуда они и ушли в аренду.
И ведь под благовидным предлогом передали, с заботой о лесах. Управлять теми лесами было некому, колхозы и совхозы приказали долго жить, а у администраций местных не было, да и нет полномочий по управлению лесным фондом. Нет, они бы смогли за пять рублей нанять лесника, который бы по самодельным бумажкам отпускал по десять кубов дров гражданам, но тогда доход шел бы в бюджет поселений, а кому это интересно?
Ну не депутатам же, это же не лесопромышленники. А с местного бюджета денег не получишь, он и так нищий. А тут подошло время, когда администрациям субъектов федерации стали давать по попе за разгильдяйство и попустительство к воровству леса. Доходы от леса в казну государства снизились.
Естественно, администрация озаботилась, и наша местная, приморская даже выступила по телеящику с разъяснениями. Начальник департамента лесного хозяйства заявил, что дуб - это стратегическое сырье и топить дубом печи никто не даст, ишь какие хитрые селяне, стратегическим сырьем захотели топить!.. Интересно, а что у нас в России есть не стратегическое сырье для продажи за бугор?
Губернатор по-отечески пожурил народ, что, мол, волнуетесь зря, осталось немного подождать, месяц или два, и дума примет закон про дрова. И станет, селяне, у вас тепло, и успокоится душа ваша; ну да, это же не владельцам «крузаков» с госномерами в холодной хате с детьми бедовать месяц и два.
Правда, оказалось, что и вступления в силу духоподьемного и животворящего закона до января 2019 года ждать надо. Очевидно, дума на всякий случай придумала ввести его именно в это время: вдруг крестьяне скинутся по рублю, да пролоббируют принять его пораньше...
Жить бы было легче, и с дровами не было бы проблем, если бы селянам разрешали на арендных лесосеках убирать все, что остается после заготовок стратегического сырья. Но на тех лесосеках творятся такие страшные вещи, что крестьянское сердце может не выдержать, особенно на летних лесосеках, где используются мощные гусеничные трелевщики леса.
Сам видел, когда руководил лесной группой в специнспекции «Тигр», и не один раз - ощущения жуткие, как на бойне побывал. Ну и какой арендатор пустит на свою лесосеку посторонних, да еще тех, которые себе дровишки выпрашивают у властей?
Что тот селянин думать будет про эту власть, что распродала на аукционах все леса и, допуская в этих лесах бандитский беспредел, совершенно не думает о людях, живущих в окружении этих лесов? (Здесь опять следует нехорошее слово.)
Может быть, нас, сельских жителей, хотят загнать в леса, как советских партизан фашисты, которые русских за людей не считали, или как? Не так давно дума была очень озабочена тем, что у болгарских крестьян временные перебои с поставками нашего российского газа.
Старейший депутат с трибуны так убивался, что они бедные замерзнут, что, кажется, готов был мешками носить тот газ в Болгарию.
Слава богу, зимы там теплые, и болгары не вымерзли. Если бы наша дума хоть вполовину от болгар заботилась о русских гражданах, то она бы, например, могла придумать закон о газификации российских сел и деревень, а не выдумывать (опять грубое слово) такие Лесной кодекс и закон о валежнике, загоняя нас в позапрошлый век с господскими лесничими. Больно, в конце концов, прутом по ногам…
Виталий Старостин,
«Новая газета во Владивостоке», №438, 26.04.18
P.S. Поясню для городских жителей, почему нельзя убирать коряги, прибитые наводнением к берегу: коряга, как цементирующий состав в бетоне, держит намытый грунт, он там, собственно, и удержался лишь потому, что зацепилась коряга. Когда корягу распиливают и вывозят, то следующая вода пойдет именно сюда, а если еще по руслу бульдозером поездить, то направление, куда пойдет вода, уже выбрано - туда, куда бульдозер сгреб грунт.
Кстати, почва в лесу образуется из упавших деревьев и опавших листьев. Представьте, сколько тысячелетий растет лес на приморских сопках, а гумуса в среднем десять сантиметров…
Об авторе:
Виталий Старостин - почетный работник охраны природы России, президент межрегионального экологического пресс-клуба «Последняя среда». Родился 29 октября 1950 года в приморском селе Киевка, где и прожил большую часть жизни, среднее специальное образование получил в лесотехническом техникуме в Лесозаводске. Проблемы сельчан знает не понаслышке: был депутатом сельского и Лазовского районных Советов народных депутатов. Вся жизнь связана с охраной природы: 1965-1998 гг. - Лазовский заповедник, 1998–2011 гг. - специнспекция «Тигр».
