Из школьного сочинения
Я живу в городе Магадане. А родился в небольшом поселке, который называется Сеймчан. В переводе на русский Сеймчан означает Солнечная Долина. Он стоит на реке Колыме.
Родители мне рассказывали, что мой прадед, Борисов Панкратий Иович, был первым учителем на Колыме. Он основал школу, где и работал. Потом его перевели работать в райисполком председателем. А уйдя на пенсию, он открыл краеведческий музей.
Сейчас в центре поселка мой дедушка вместе с главой администрации района поставил моему прадеду обелиск. Теперь площадь в Сеймчане носит имя Борисова Панкратия Иовича.
Очень жалко, что поселок находится далеко от Магадана. А так бы я ездил на выходные к бабушке и дедушке. У меня в Сеймчане много друзей.
Роман Борисов, 6-й класс «Б», лицей № 1, г. Магадан
НАЧАЛО
…Переваливается на дегтярно-свинцовых водах Охотского моря «Да Шинг» - фрахтованная старая калоша с китайской – от матроса до капитана – командой. Панкратий Борисов, девятнадцатилетний сельский учитель, еще ни дня не проработавший в этом качестве, стоит на шаткой палубе, широко расставив ноги. Рядом в темноте поскрипывает какая-то железка, да и весь деревянный корпус ходуном ходит. Над головой в густо-фиолетовом ночном небе ни звездочки. Вода темнее неба, а берег и того черней. Лишь тускло-желтая штормовая лампа качается над капитанской рубкой…
Колыма – медвежий угол России, белое пятно на карте, через которое тянутся одиночные маршруты, проложенные в давние и новейшие времена – сначала государевыми людьми – казаками, затем предприимчивыми купцами-обиралами, авантюристами, пытавшимися найти новый Клондайк.
А недавно в бухте Нагаева обосновалась база Союззолота, откуда геологи – молодые, отчаянные – протоптали свои тропы. Через болота, по порожистым рекам прошел два года назад геолог Юрий Александрович Билибин со своей «дружиной» в центр края, к Среднекану – стану «диких» старателей. Чтобы начать промышленное освоение золотой Колымы. Теперь туда топать Панкратию. На календаре 5 сентября 1930 года.
Из дневника Панкратия Борисова
12 июня 1930 года. Вчера было торжественное собрание учащихся и преподавателей Якутской школы второй ступени с педагогическим уклоном. Директор вручил мне и еще двадцати двум выпускникам свидетельства, дающие право учительствовать в начальных классах.
14 июня. Приехал в село Павловское, где родился и вырос. Нужно согласовать с родителями: продолжать учебу или начать трудовую жизнь. Сельские ребята и девчата мне рады.
22 июня. Два дня назад зашел к нам председатель сельского Совета, участник взятия Перекопа – Феодосий Семенович Середа: мол, меня вызывают в Наркомпрос Якутской АССР. Сегодня же был на приеме у наркома просвещения республики тов. Боярова. Тот предложил на выбор: поселок Булун в устье Лены, Верхоянск и Колыму (тогда большая часть нынешней территории Магаданской области относилась к ЯАССР. – М.Г.). Выбрал последнее. Выйдя из кабинета наркома с путевкой в руке, впервые почувствовал себя взрослым человеком.
14 июля. Сегодня мне исполнилось 19 лет. Эти строки пишу на пароходе. Со мной однокашники – Сергей Шалаев, 3ахар Фурман и Антонина Скворцова. Любуемся местностью. Отвесные хмурые скалы сдавливают клокочущую реку и вдруг расступаются на версты, вода широко разливается и привольно течет среди цветных ковров пойменных лугов. И опять стена тайги: тут и сибирский кедр, и корабельная сосна, и красавица береза, и ярко-зеленая даурская лиственница. Каждые 40–50 верст деревеньки и села по берегам. Вспоминаются рассказы стариков: напуганное крестьянскими волнениями царское правительство десятками тысяч гнало крамольников на берега Лены. С Украины, из Польши и Белоруссии добирались пешком. С одной из партий ссыльнопоселенцев за три долгих года дошагали сюда прадед с сыном из далекой Черниговщины. Это было в 1837 году, будущему деду исполнилось 14 лет…
ЗА ПЕРЕВАЛОМ – ПЕРЕВАЛ
…Еще полтора месяца через Иркутск и Владивосток добирались до места назначения молодые учителя. Последние десять дней – по штормовому Охотскому морю. Спали на грязных нарах, под которыми шныряли корабельные крысы. Рядом располагались геологи, азартно спорили о своем. Солидно держались плотники – с укутанными в мешковину пилами и топорами. Ехала пестрая рвань в причудливых одеждах, сочетая блестевшие свежим хромом краги и зипуны на вате, из-под которых виднелись длинные тесаки. Старатели!
...Надтреснутый гудок ударяется в прибрежные сопки Нагаевской бухты, вскоре в борт «Да Шинга», неясной тенью возникнув из ночного плеска, глухо ударяет тупой нос катеришки-кавасаки. Еще немного качки – и они пристают к берегу. Ставят палатку, но запредельная усталость не дает уснуть.
В конце сентября двинулись в путь. Бредут молодые учителя сквозь тайгу, тяжело ступают по ягельникам, брусничникам, тут и там изрядно потоптанным медведями. По трясинам. По лишайникам.
Вышли к поселку Ола. Поселок встретил собачьим лаем, карканьем ворон: привлеченные густым запахом сушеной и копченой рыбы, те норовили проникнуть к навесам вдоль реки.
Из палатки на шум вышел высокий широкоплечий человек в линялой гимнастерке, перехваченной солдатским ремнем. Блеснул орденом Красного Знамени. Обвел ребят серыми глазами.
– Ян Круминьш, представитель ЦИК Якутской АССР, – протянул жесткую ладонь.
Позже за чаем разговорились.
– Пока здесь ни единого сельсовета, – ронял Круминьш, дуя в чашку. – Мне в Среднеканском районе работать. Будем опираться на местное население. В основном это якуты. Жаль, языка их не знаю пока...
– А я знаю, – вскинулся Панкратий, – с малолетства рядом с ними жил.
Ян покатал во рту глоток чая, подумал. Сглотнув, вскинул на парня глаза:
– Что ж, школу там организуем.
Из дневника Панкратия Борисова
 |
| П. Борисов |
| |
5 сентября. Днем в Магадан со Среднекана пришли старатели – оборванные, обросшие. Путь до бухты Нагаева, 550 километров, преодолели по тайге за 21 день.
2 ноября. Идем ямщицкой тропой на север. Хотя никакой тропы там нет. Последние дни шли на лыжах. Питались дичью, если удавалось ее добыть. Ели и белок. Вьючных лошадей подкармливали тальником, отогретым на кострах. Позади сотни километров, впереди – не меньше. До Колымы, до стана геологов и старателей «Среднекан», добрались за 38 дней.
10 декабря. Сегодня завершил перепись. Всего жителей – 121. Из них в Сеймчанской долине – 79. Все – якуты, занимаются скотоводством и охотой на пушного зверя, поголовно неграмотные. Питаются преимущественно мясом, а летом здесь знатная рыбалка. Добывают и медведя – западнями-ловушками. На зверя поменьше охотятся с кремневыми ружьями. Хлеб не едят. Если изредка появляется мука, пекут лепешки. У кого есть масло, варят на нем кашу-соломат из муки. Из молока и сливок приготовляют керчэх и хайах. Торговля не организована. Последний раз работник Якутторга приезжал восемь месяцев назад из Оймякона. Спичек давно уже ни у кого нет. Есть в Сеймчане церковь постройки 1911 года. В 1917-м поп сбежал. А ведь здесь можно разместить школу!
18 декабря. Сегодня закончили приготовления к открытию школы. Под нее заняли поповский домик. Дети пока сидят на полу. Стекла в рамах выбиты – заменили их ледяными пластинами. Снаружи для тепла дом облепили снегом. В ремонте помогали 18 местных жителей. Особенно старалась местная молодежь. Смастерили столики из расколотых вдоль лиственничных плах. Без единого гвоздя, поскольку их нет, гвоздей…
ЕДИНСТВЕННЫЙ БУКВАРЬ
...По Сеймчанской долине пронесся слух: тот светлоглазый люча (русский), что якутов переписывал, снова здесь появился: ездит от юрты к юрте бедняков. Хочет видеть детишек, те пугаются. А глаза у него и правда голубые, как речной лед у берега!
Трудно найти общий язык с малышами. Как с марсианами. Но вот появляется диковинка – карандаш, на клочке бумаги возникают контуры коровы, собаки. Интересно ребятишкам: смеются они, подвигаются ближе. И тут, к всеобщему изумлению, появляется букварь с картинками. Единственный на всю тайгу. Теперь слово «школа» становится чуточку понятнее.
11 декабря провели закрытое бедняцко-батрацкое собрание. Расходились поздно. Судила-рядила беднота, попыхивая короткими трубками-носогрейками:
– Странные дела творятся. Смотри-ка – в Совет кулаков не пускают. Уважаемые ведь были это люди!
– А что такое товарищество по совместной охоте? Добыл, допустим, лося – делить его потом как?..
…Занятия Борисов вел на якутском языке: русского ученики не знали. С прииска прислали старые бланки, дети стали писать на чистой стороне. И тут кто-то распустил слух, что ребят учат читать и писать для того, чтобы потом послать на прииск. Пришлось молодому учителю вновь обойти все юрты, по 15–20 километров за переход, переубеждать: врут шаманы, грамота нужна детям для светлой жизни. И еще одна тема для серьезнейшего разговора с якутами: поручили Борисову организовать сельскохозяйственную артель. Выращивать лук, капусту. Как достучаться до сердца таежника, если тебе в ответ: «Лук? Не знаю, что это такое…»
Больше всего душа болела, конечно же, о школе... Ни ручек, ни карандашей... А ведь Пушкин писал гусиным пером! Таковых птиц во всей Сеймчанской долине не отыскалось, зато лебединые перья в каждой юрте. Ими пол подметают. И приспособились ведь. Одно время Борисов лебединым пером дневник писал. А вместо чернил использовали голубичный сок!
Из дневника Панкратия Борисова
23 февраля. День Красной Армии. В школе – торжественное собрание. Выступали юные гимнасты. Сыграли спектакль «Как меня бабушка в школу не пускала». Текст написал сам. Родителям очень понравилось. Смеялись. Правда, кое у кого сквозь смех просвечивало смущение. Приняли в пионеры семерых ребят. Галстуков нет – заменили красными бантами.
...Эх, как хочется соленого борща, хлеба с солью! Ни крупицы соли. Ни грамма муки.
25 мая. Конец занятий. Детишки – все шестнадцать – разъезжаются по родительским юртам на каникулы. Бушует весна. Снег почти стаял. А дичи сколько прилетело! Утки, лебеди, гуси, кулики. Все тянутся на Север. Вскроется река – и мне туда же путь, вниз по Колыме. Получил задание открыть школу в Нелемном для детей юкагиров.
ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ СПУСТЯ
…В 1936 году, на первом учительском съезде края в Магадане, за образцовую работу по освоению Колымы П.И. Борисов был награжден именными золотыми часами. На всей территории в полмиллиона квадратных километров имелось тогда 76 педагогов и 1300 школьников. А сейчас в одной только Сеймчанской средней школе, принявшей когда-то эстафету у первого учителя Колымы, – более полутора тысяч детишек.
…В Нелемное он вновь приехал погостить в 1983 году. Не забыли там Панкратия Иовича многочисленные ученики, их внуки и правнуки. С женой Ксенией Матвеевной – юкагиркой, уроженкой здешних мест, он приехал в ее родное село накануне золотой свадьбы. Думали навестить родственников, пройтись по дорогим местам…
Через несколько часов десятки жителей Нелемного вместе с председателем сельсовета Н.К. Третьяковым (тоже из его учеников) собрались у дома, где остановились супруги. Ветеран вышел на крыльцо узнать, что случилось.
– Просим вас подготовиться к празднику!
– Какой еще праздник?
– Золотая свадьба! Думаете, мы забыли?
Панкратий Иович сглотнул подступивший к горлу ком.
– За что мне такое?
…А накануне Первомая 1983 года в Среднеканском районе открылся краеведческий музей на общественных началах. Директором стал его основатель – Борисов. Число экспонатов вскоре перевалило за полторы тысячи.
Останки ископаемых буйволов и мамонтов музею передавали горняки и геологи, дорожники и авиаторы из тех, кто имел дело с земляными работами. Картины местных художников, образцы полезных ископаемых и продукции предприятий Колымского края, красочные фотопанорамы – чего тут только нет!
Глазам посетителей предстают жилища: юкагирская уроса, якутский балаган, эвенская дю. Новый стенд – ученики, друзья, соратники Панкратия Иовича. А вот – уголок, посвященный Великой Отечественной войне.
В войну на окраине поселка действовал военный аэродром. С Аляски через Колыму и Сибирь на фронт перегоняли советские боевые летчики американские самолеты: истребители и штурмовики. В Сеймчане располагался третий полк авиаперегоночной дивизии знаменитого полярного аса Героя Советского Союза полковника Ильи Павловича Мазурука. В год сорокалетия Победы сеймчанцы открывали обелиск. Присутствовали почти все оставшиеся в живых перегонщики во главе с Ильей Павловичем, тогда уже генерал-майором.
Все в музее побывали. И я был, репортаж писал про все это. И сейчас оживает в памяти «картинка»: вот местные начальники возле своих «волг» и «уазиков» – в дорогих костюмах, белоснежных рубашках и строгих галстуках; группа сеймчанских авиаторов в парадной темно-синей форме с золотыми лычками. А чуть в стороне – организовавший все это Панкратий Иович. В стареньком костюмчике, ветхой застиранной рубашечке, широком галстуке тех еще времен. Чему-то улыбается. Доволен, видно.
…Умер Борисов тихо, незаметно. Некрологов в областной печати я не видел. Вспомнилось, как в один день в районном Доме культуры чествовали супругу какого-то районного чиновника – за ее двадцать лет рабочего стажа. И заодно – Борисова, проработавшего 50 северных лет. Даме – дорогие подарки, банкет в ее честь. Панкратию Иовичу – скромную грамотку. Накануне в разговоре со мной посетовал старик, что ревматизм замучил, валенки тяжелы, а с торбасами (сапогами из оленьих шкур-камусов) не получается: дефицит, все по начальству расходится. Потом местные оленеводы все-таки решили его проблему. И то ладно…
А Сеймчанский основанный Борисовым музей живет до сих пор. Как факт бессмертной памяти о его жизни.
Михаил Горбунов,
«Литературная газета», № 50.[/ind]
