Д. Бойко-Павлов
Д. Бойко-Павлов
 
Амурский поход
 
В нашей исторической литературе уход Тряпицына в сторону Николаевска-на-Амуре трактуется по-разному. Одни говорят, что он был послан решением ревштаба, другие - ушел самостоятельно.
 
В архивных документах ни первая, ни вторая точки зрения подтверждения не находят. Косвенные же факты свидетельствуют, что в низовья Амура Тряпицын ушел по личному распоряжению Бойко-Павлова, который решая насущные для партизан задачи, возможно, впрочем не преминул, таким образом, избавиться от соперника.
 
В воспоминаниях Бойко-Павлова натолкнулся на информацию, которая проливает свет на первопричину похода.
 
Дело в том, что по окончании анастасьевской конференции, штабу партизанских отрядов пришлось сразу же заняться поиском запасов продовольствия и фуража с последующей их переброской с низовья реки Амура на базы, расположенные по линии Уссурийской железной дороги в направлении станции Иман, где усиленно развивались диверсионные действия партизанских отрядов.
 
Для выполнения этой цели было послано соединение Холодилова, которое экспроприировало в богатом селе Вятском запасы муки и другие продукты и выдвинулось обратно на Анастасьевку. Тряпицын, как известно, являлся подчинённым Холодилова и поэтому отправился вместе с отрядом.
 
К этому времени, Военревштаб доверил Тряпицыну командование не только третьим, но и четвертым отрядом, в партизанском соединении, что позволило ему стать заместителем Холодилова.
 
Далее процитирую Бойко-Павлова: «За одну ночь, с 7 на 8 ноября, было переброшено из деревни Вятское в Полетенскую, Князе-Волконскую и Переяславскую волости (расстояние 100 км) 200000 пудов продовольственных грузов. Караван состоял из 500 - 600 подвод, растянувшихся на 30 км. Впереди каравана длинной вереницей шла команда партизанских саперов с топорами, пилами, лопатами и т. п., расчищая путь партизанскому транспорту по глубокой Приамурской тайге».
 
Как видим, ничего себе обозик! Холодилов ушёл с обозом первым. В селе Князе-Волконское партизаны попали в засаду, отряд разгромили.
 
По одним данным казаки арестовали Холодилова, по другим он бежал бросив отряд и за это подлежал расстрелу, но ревштаб его помиловал. Проинформированный об этом Тряпицын, сумел вывести своих бойцов из опасной зоны, но не зная, что дальше предпринять, связался с Ревштабом.
 
На вопрос, что делать дальше, получил ответ: «Идите вниз по Амуру и действуйте по своему усмотрению».
 
Таким образом, Тряпицын во главе отряда из 19 человек на следующий день после конференции ушёл из Анастасьевки не самовольно, а с целью пополнения продзапасов, но случай всё изменил и выполняя приказ, т. е. действуя по своему усмотрению, Тряпицын, избегая боестолкновения с превосходящими силами противника, 10 ноября в 2 часа ночи (ситуация видимо была аховая, раз торопились и бежали в тёмное время) вывел отряд уже в количестве 35 человек из села Вятского, и направился вниз по Амуру.
 
Никто тогда не мог и предположить, что это начало освобождения территории края от колчаковской власти, а им самим предстоит пройти более 800 километров по бездорожью, тайге, снегам и ледяным торосам Амура, и что отряд по ходу следования, объединив мелкие партизанские группы, блуждающих по тайге беглых, солдат- дезертиров белой армии, крестьян, рабочих-старателей, китайцев и корейцев, местное коренное население, вырастет в многотысячную партизанскую армию.
 
В селе Малмыж произошло первое объединение - группа Тряпицына соединилась с «морским отрядом» Г.С. Мизина.
 
Данный отряд получил название «Морской», из-за того, что главным местом его действий стал Амур, а основным средством передвижения - лодки.
 
Изначально отряд был революционной ячейкой в селе Синда, которую создал, а затем и преобразовал в партизанский отряд численностью тридцать девять человек, вернувшийся с фронта солдат Шерый И.И.
 
Узнав об этом Хабаровский подпольный революционный штаб направил в Синду для руководства партизанской борьбой матроса Амурской флотилии Григория Мизина.
 
Он прибыл в Синду с девятнадцатью партизанами и возглавил объединённый отряд. Бывший командир - Иван Иванович Шерый, стал комиссаром отряда. Само же село становится главной базой партизан.
 
К моменту встречи двух отрядов Шерый после неудачной разведки погиб. Он отправился в район села Иннокентьевка с двумя партизанами с целью выяснения обстановки. В темноте напоролись на казачью засаду. Когда разведчики вошли в густой прибрежный кустарник, белые с криками набросились на партизан. Грянули винтовочные выстрелы. Шерый, круто повернувшись, подвернул раненую ещё на фронте ногу. От резкой боли он упал. На него сразу навалилось несколько человек.
 
Двое партизан из группы Шерого, одетые в серые солдатские шинели, как у белых, смешались во тьме с нападавшими и скрылись. Шерого же выдала кожаная комиссарская куртка. Его скрутили и захватили в плен. Он стойко перенёс пытки и издевательства калмыковцев.
 
Для устрашения населения измученного комиссара затолкали в канатный ящик и возили напоказ по деревням и сёлам на пароходе. Впоследствии мужественного партизана распяв, привязали к поленнице дров, т. к. он не мог стоять, и расстреляли.
 
Отряд Мизина, по большому счёту не имел на своем счету каких-либо значимых боевых операций. Так, мелочь. Нарушали телефонную и телеграфную связь, обстреливали белогвардейские и японские пароходы с провизией и солдатами, проходящие по Амуру в Хабаровск, расклеивали листовки, в которых объясняли людям суть гражданской войны, кому помогать, как бороться с захватчиками.
 
Летом 1919 года на левом берегу Амура в 40 километрах от Хабаровска партизаны в устье протоки озера Катар напали на группу из 7 солдат и полковника, которые занимались заготовкой рыбы на заимке Гроссевичей. (В советской литературе их называют калмыковской контрразведкой. Во как!).
 
В плен был захвачен воспитатель кадетского корпуса Александр Петрович Гроссевич, сын известного военного топографа Петра Степановича Гроссевича, чьим именем назван поселок в Хабаровском крае около бухты Ботчи, в память о его топографических съемках той местности. Три белогвардейских солдата присоединились к партизанам, а четверых, двое из которых были ранены в перестрелке, отпустили в Хабаровск.
 
Самого Гроссевича немного погодя расстреляли около нанайского стойбища Муху.
 
Атаман Калмыков предлагал обменять его на большевистских руководителей, но опоздал с этим предложением, поскольку тот уже был расстрелян.
 
В отместку за Гроссевича по приказу Калмыкова были расстреляны 15 августа 1919 года Александр Матвеевич Криворучко, Аксенов-Молоднюк, Бернштейн, Владимир Николаев, Иван Казаринов, Иван Рубан, Георгий Калмыков, Емельян Штабной, Александр Гетман и комиссар Хабаровской следственной комиссии Титов, которого включили в список вместо Георгия Пичек-Иванова, выпущенного из тюрьмы, так как тот не был причастен к большевизму.
 
Вот как описывает этот эпизод Бойко- Павлов:«В тех же местах, неподалеку, но уже в иной обстановке пришлось действовать другому «морскому» отряду - Мизина. Возле Амура раскинулось богатое рыбой озеро Катар. Здесь уютно обосновалась неведомо откуда взявшаяся рыбачья артель. Партизаны, присмотревшись к ней, раскрыли, что это переодетая разведка калмыковцев. Пробравшись через камыши, партизаны взяли место расположения «рыбаков» в кольцо.
 
Второпях не рассчитали, что пули прорезывают поле обстрела насквозь. Дружно дали залп. Шестеро товарищей-бойцов остались жертвами собственной неосторожности. Полковник с командой и два катера все же попали в цепкие руки мизинцев. Ловить рыбку в мутной озерной водичке разведчикам более уж не пришлось. И другая ошибка... Вспомнишь - горячее тогда было время. Полковник Грасевич заикающимся голосом, подняв руки, молил о пощаде, обещая партизанам большой выкуп. И действительно вскоре от атамана Семенова партизаны получили письмо с предложением обменять полковника на группу большевиков, томившихся тогда в хабаровской тюрьме.
 
В самом деле: получить десять партийцев, организаторов и бойцов, за одного золотопогонника было не так уж плохо. Снаряженный к Калмыкову парламентер тов. Волков с товарищами повидал-таки атамана и получил от него подтверждение его согласия на обмен. Атаман потребовал, чтобы ему было прислано собственноручное письмо полковника. Но времени нам было отпущено мало, мы погорячились. Не дождавшись возвращения Волкова, отряд расстрелял Грасевича. Не верилось что-то в успех обмена. Вернувшийся Волков в раздражении скомкал бумажку и разразился проклятиями».
 
Своим рассказом, Бойко-Павлов невольно показывает, что Мизин, в военном отношении как командир совсем безграмотен - правильно спланировать операцию, не смог и это привело к потерям среди личного состава. Как стратег, он тоже никакой. Мог спасти товарищей по классовой борьбе, но отсутствие понимания им ситуации, обернулось для них гибелью. Вообщем, обычный матрос-большевик, имеющий в своём активе лишь верность партийным принципам, мнящий себя командиром.
 
В августе отряд провел удачную операцию ниже села Троицкого по захвату баржи с продовольствием, которую тащил на буксире в Николаевск пароход «Барон Корф». Вот и все «крупные операции» Григория Семёновича Мизина.
 
После захвата партизанами баржи с мукой белогвардейцы и японцы в отместку напали на село Синда, бывшее базой отряда Мизина. Население успело сбежать в тайгу. Каратели разграбили запасенное на зиму продовольствие и для острастки расстреляли старосту Трифона Вашковца и пожилого отца одного из партизан.
 
Вот как вспоминает этот событие жительница села Синда дочь старосты Трифона Вашковца Екатерина Трифоновна Абубекиярова: «Это было в сентябре 1919 г. Раним утром японские канонерки открыли огонь по нашей деревне. Люди спросонья повыскакивали из изб. В начале ничего не поняли, думали, что это наши возвращаются с победой из Малмыжа и салютуют. Но стреляли не в небо...Выход был один - уйти в тайгу. Так и сделали, когда обстрел прекратили. Японский десант окружил Синду, надеясь, что отряд здесь. Но японцы поймали только замешкавшихся моих родителей и Прохора Рычкова. Отца выдал предатель, который знал, что в нашем доме был штаб партизанского отряда. Матери удалось бежать. А отцу отрубили голову, положили в чемодан и возили по деревням, показывали крестьянам для устрашения, а Рычкова истерзали. Измученного расстреляли».
 
Уходя интервенты сожгли 48 домов, почти все село. Зимовать синдинцам пришлось в землянках. Как уже говорилось ранее, многие из отряда Мизина были местными, видя бездействие своего командира, они в нём разочаровались. Поскольку Мизин не оказал никакого сопротивления карателям, то партизаны выразили ему недоверие и переизбрали. Командиром отряда стал Иван Кирьянович Оцевилли-Павлуцкий.
 
Как видим, отряд Мизина, уже вовсе не мизинский, а просто «Морской». Именно с этим отрядом и объединилась группа Я.И. Тряпицына.
 
По всей видимости объединение отрядов не являлось спонтанным решением Тряпицына, а было заранее согласовано с партизанским штабом. Существуют разные версии.
 
По одной из них, зная отношения сибирских мужиков к пришлым и их горячий нрав, Тряпицын принимает своеобразное решение - идёт один в отряд Оцевилли и на партизанском собрании рассказывает о решении Анастасьевской конференции. Он пытается убедить бывших мизинцев в том, что должно произойти слияние отрядов. Чужака, естественно, никто не слушает и за неслыханное самозванство его даже заключают под арест. И только через сутки, когда пришло сообщение из ревштаба, квартирующего в селе Нижне-Тамбовка, о том, что Тряпицын не самозванец, его отпускают и происходит слияние отрядов.
 
По другой версии Тряпицын прибыл в расположение отряда Оцевилли-Павлуцкого не один, а с членами Ревштаба. Сторонники и противники Тряпицына излагают свое видение и оценку тех событий по разному.
 
В качестве примера приведу выдержки из воспоминаний двух его участников: командира полка Стрельцова-Курбатова - сторонника Тряпицына и партизанского врача П.Д. Малаева - противника Тряпицына, который, надо сказать, бессовестно искажает многие факты. Это хорошо видно из изложенного ниже, в котором Малаев усиленно утверждает, что отрядом руководил никто иной, как Мизин, приукрашает его заслуги, со всеми вытекающими из этого фантастическими измышлениями! Рассказ же Стрельцова соответствует действительности.
 
Вот как каждый из них описывает действия отряда Мизина.
 
П. Малаев. Партизанский поход в низовья Амура: «С лета 1919 года в низовьях Амура действовал Синдинский большевистский партизанский отряд под командованием коммуниста Григория Мизина. Отряд держал под контролем большой район по побережью реки Амур, начиная от села Елабуги до села Жеребцовка (расстояние до 550 км).
 
В Малмыже стоял штаб отряда Мизина. Председателем сельревкома был Колчин. Вскоре в Малмыж прибыл и руководитель похода на Нижний Амур, заместитель председателя Хабаровского военно-революционного штаба М. Попко, члены штаба И. Холодилов, И. Бессонов, Н. Лебедева, с ними прибыли также Д. Бузин-Бич, Я. Тряпицын и Н. Жуков с небольшой группой партизан.
 
Уже здесь, т. е. в Малмыже, была попытка Тряпицына подчинить себе партизан из отряда Мизина. Но партизаны и сам Мизин этому воспротивились.
 
Так у Мизина уже в Малмыже начались споры с Тряпицыным, которые впоследствии окончились трагически. Отряд Мизина в количестве 100 человек (без лыжников) с обозом продовольствия выступил в поход самостоятельно. К Тряпицыну из этого отряда перешло лишь три человека».
 
 
Стрельцов-Курбатов. Партизанское движение на реке Амур от Хабаровска до города Николаевска и острова Сахалина: «В июле месяце 1919 года на Амуре появился партизанский отряд т. Мизина в числе человек 15. В числе которых был и я, житель села Синда. Отряд поставил своей задачей нарушить движение пароходов по реке Амур между Хабаровском и Николаевском и нарушить телеграфную связь между городами...
 
После сожжения колмыковцами села Синда было созвано общее собрание партизан отряда Мизина и ввиду трусости командира отряда т. Мизина и нежелания действовать против интервентов и белых более энергично, и предлагавшего отсиживаться глубоко в тайге, собрание вынуждено было отстранить Мизина от командира отряда и избрало командиром т. Оцевили-Павлуцкого.
 
Новое командование подготовило в тайге против с. Малмыж зимнюю базу. В ноябре месяце 1919 года в с. Малмыж прибыл партизанский отряд под командованием Тряпицына, посланного Ревштабом, избранным на Анастасьевской конференции 2 ноября 1919 года. Вместе с отрядом также прибыли члены Ревштаба тт. Попко и Нина Лебедева. В селе Малмыж на общем собрании двух отрядов т. Тряпицын был избран командиром отряда».
 
Почему после объединения двух отрядов командиром стал Я. Тряпицын, а не Оцевилли-Павлуцкий, остается только гадать.
 
Возможно будучи членом партизанской конференции он успел зарекомендовать себя и проявил организаторские способности, а Оцевилли-Павлуцкий не был известен партизанскому руководству.
 
По некоторым данным, с предложением кандидатуры будущего командира на общем собрании выступил уполномоченный хабаровского военревштаба М.Е. Попко. В последующем, после объединения отрядов Тряпицына и Оцевилли-Павлуцкого, Мизин Г.С. на некоторое время был назначен Тряпицыным своим заместителем и оставлен в Малмыже для организации тыловой базы и госпиталя.
 
Продвижение партизанских отрядов вниз по Амуру было успешным. Крестьяне встречали партизан как освободителей и после собраний и митингов пополняли их ряды. В селах и деревнях создавались сельские ревкомы, которые оказывали помощь партизанским отрядам, организовывали питание и ночлег, готовили лошадей для обоза, отправлявшегося в следующий населенный пункт. При движении партизанского отряда колчаковская милиция разбегалась, бои в основном оканчивались победой партизан.
 
Вот воспоминания одного из жителей. «Во второй половине декабря 1919 г. в Жеребцово появился небольшой отряд во главе с Яковом Тряпицыным - бывшим прапорщиком царской армии. Одет он был в мундир полковника с погонами и шинель полковника без погон. На левом борту шинели был красный бант, на голове - папаха полковника. Идейным руководителем в отряде была Нина Лебедева (Кияшко). На левой груди - бант разных цветов»
 
Я.И. Тряпицын дважды в качестве парламентера ходил к белоказакам и белогвардейским солдатам и офицерам с предложениями не оказывать сопротивления и присоединяться к восставшему народу. Его убедительные речи способствовали тому, что без пролития крови обошлось в Киселевке и Мариинско-Успенском.
 
22 ноября 1919 года начинается спланированная Тряпицыным операция по захвату Киселёвки. Она была разработана тщательно и выполнена с блеском.
 
Далее опять процитируем предыдущего автора - В.Ф. Лоскутникова: «В эти декабрьские дни отец с семьей заселился в новую мастерскую. И в своем новом жилье они встретили командование партизанского отряда - Якова и Нину.
 
Из разговора с Тряпицыным отец узнал, что партизанский отряд должен отправиться в село Киселевку и там разоружить казачий гарнизон. Отец рассказал Тряпицыну, что в Киселевке был несколько раз и из разговора сельчан слышал, что гарнизон состоит из полусотни казаков, хорошо вооруженных личным оружием. Они имеют до тридцати пулеметов, пушек нет. Отец предостерег, что с одним пулеметом и без винтовок отряд погибнет. Это подтвердили партизаны-разведчики, которым доводилось бывать в Киселевке.
 
На общем совете решили изготовить макет пушки-гаубицы из дерева, подвести под вечер пушку лошадьми, рассыпать пехоту с деревянными ружьями и пулеметами. Но до этого послать два десятка лыжников по распадку реки Медвежки, перейти перевал в районе речки Девятки, чтобы овладеть единственной дорогой из Киселевки на золотые прииски Агне- Афанасьевские и речку Амгунь Кербенского района.
 
Киселевка расположена у подножья крутой горы вдоль левого берега Амура. Гору зимой перейти и обойти с востока невозможно. С западной стороны у подошвы горы есть пятачок, по которому проходит единственная дорога на золотые прииски.
 
До предъявления требования о капитуляции Киселевки, взводу партизан с пулеметом необходимо было укрепиться на дороге. А на Амуре поднять белый флаг и предложить начать переговоры.
 
Не исключалось, что казаки покинут село и уйдут на таёжные прииски. А там их встретит пулеметным огнем взвод партизан. После этого гарнизон примет парламентеров с белым флагом.
 
Все командиры с этим предложением согласились. Пушка-гаубица в российской армии в основном предназначалась для стрельбы по пехоте шрапнелью. Лафет, ствол, колеса и прочее изготовили из древесины и собрали во дворе нашей усадьбы. Пушку установили и закрепили на специальных санях для транспортировки по снегу. Запрягли три артиллерийские упряжки по две лошади в каждой. Пока отряд партизан находился в Жеребцово, в него влились группы бойцов из Шелехово, Литвинцево, Ново-Ильиновки и Каргов.
 
Некоторые охотники были со своими лыжами и ружьями. В этот отряд вступил мой отец Федор Павлович Лоскутников. Подошел сформированный в Троицком второй отряд из 150 лыжников (командир Дмитрий Бузин (Бич), начальник штаба Т. Наумов, а также будущий начальник милиции г. Николаевска Г. Мизин).
 
Часа за три до выхода партизанского отряда с пушкой вышла группа лыжников, вооруженных винтовками и одним пулеметом, установленным на таежных нартах. В назначенное время из села вышел партизанский отряд в двести человек, половина из которых не имела оружия.
 
Всем без оружия предложили по пути на о. Зеленоборском срубить из тальника дубинки и оформить под ружья. В отряде было около двадцати молодых офицеров нижних чинов, ранее служивших в царской армии. Все они были в военной форме без погон, вооружены и на конях.
 
Моему отцу, Лоскутникову Федору Павловичу, Нина Лебедева определила роль ямщика. Он должен был управлять санной кибиткой, в которой поехали Нина Лебедева и Яков Тряпицын вслед за отрядом. За ними - конный взвод.
 
Яков сказал Нине: «Эти ребята будут моим карательным отрядом». (Здесь явная предвзятость автора. Вряд ли такое мог сказать Тряпицын, как известно отряды белых называли карателями. Он что, хотел сопоставить в глазах народа себя с ними? Бред. Рота охраны, личный отряд, именуемый впоследствии Экспедиционным отрядом. Это своего рода гвардия, сам ведь служил в лейб-гвардейском полку, вот он и попытался создать воинскую часть по её подобию).
 
Перед Николаевском их стало человек 120. Пройдя 20 км, к полудню приблизились к с. Зеленый Бор. Отряд сделал привал. Тряпицын на шинель надел погоны полковника и с группой офицеров подъехал к почтовому стану с «арестованными». Зашли в жилую часть дома.
 
Хозяин, Максим Татаринцев семидесяти лет, занимался доставкой и перевозкой почты. Красных в селе ожидали со дня на день, и старик Татаринцев был весьма рад, когда вместо красных появились мнимые белые. Он, отличившись угощением, за обедом рассказал, кто у них в селе за красных и каким образом они собираются встречать белых.
 
Подтвердил, что некоторых «арестованных» он знал, например, деда Пономарева как комиссара с 1918 года. Другого, Степана, работавшего у него в сенокос, - как красноармейца. Одновременно партизаны в офицерской форме вели разговор с его дочерью Марией.
 
Она похвасталась, что для встречи красных приготовила пельмени со стрихнином. Партизаны сбросили маски и устроили Марии порку за стрихнин. В те годы у многих профессиональных охотников можно было найти этот химикат, но ядом не пакостили. Другой «кулак», Микрюков, был отправлен партизанами в Киселёвку с поручением убедить казаков сдать село без боя. Семью оставили в заложниках, но Микрюков вернулся ни с чем. В Зеленом Бору получили сигнал, что лыжники с пулеметом заняли оборону на дороге из Киселевки в тайгу.
 
Отряд Тряпицына перед закатом подошел к Киселевке. Не доходя до берега метров 800, пехота с деревянными пулеметами и палками вместо винтовок рассыпалась по линии обороны на амурском льду. Орудие подвезли на упряжке в середину линии обороны, установили якобы для обстрела села. Тряпицын с группой партизан взял белый флаг и двинулся к Киселевке. В селе прозвучала очередь из пулемета. Парламентеры остановились...»
 
Тогда Тряпицын чтобы избежать кровопролития (согласитесь, несколько странно для «кровавого диктатора»), лично отправился на переговоры с атаманом в станицу, где первым же попавшимся ему вооружённым людям заявил: «Я командир партизанского отряда, сопротивление излишне, предлагаю сложить оружие, безопасность гарантирую, на размышление даю 30 минут».
 
«Часть казаков попыталась сбежать на Агне- Афанасьевский прииск. Их остановил пулеметной очередью из засады отряд Якова Лапты (Рагозина). Казаки повернули в Киселевку. После этого выбросили белый флаг. Разоружили гарнизон, изъяли винтовки, патроны и более двадцати пулеметов. Когда казаки узнали, что пушка деревянная, то долго плевались. При подходе партизан к Киселевке часть белого гарнизона, отряд из 30 конных казаков, сгруппировался в нижнем конце села. Во время переговоров с парламентерами стемнело, и казаки незамеченными ушли в сторону Черемшиной протоки к Софийску. В Киселевке осталось 20 престарелых белых казаков с арсеналом...»
 
Итак, благодаря хитрости и личному мужеству Тряпицына станица Киселёвка без потерь оказалась в руках партизан. Большая часть казаков предпочла бежать и ушла к поручику Цуканову на почтовый станок Пульса, что ниже Киселёвки. Вооружённые лыжники быстро нагнали отступающих, и завязался бой.
 
Вспоминает бывший местный житель: «Партизанский постой был размещен в доме станичника Овсеенко А.П. (отец моей мамы), которого Тряпицин Яков прихватил с собой в поход к г. Николаевску. Овсеенко А.П. был профессиональным сапожником, он привез с собой на Амур немецкую, швейную, ножную машинку «Зингер», разные приспособления, инструмент и прочее. Он шил все, что его просили станичники. После овладения Тряпицинским отрядом станицы, через несколько дней, должна была приехать партизанка Нина Лебедева.
 
К ее встрече Тряпицин Я. дал задание станице сшить теплую беличью шубу. Станичники сдали добытые ими шкурки белок, а Овсеенко А.П. сшил из них шубу. Тряпицин Я. определил деду награду - мобилизовал его со всем швейным инвентарем для ремонта обуви партизанам в дальнейшем походе».
 
Уж, не в этой ли шубе частенько щеголяет Бузин (Бич)? На Нине Лебедевой, что-то ничего похожего не наблюдается. Да и то правильно - не к лицу истинной пламенной максималистке-революционерке буржуазная одёжка.
 
23 ноября 1919 года партизаны без боя заняли Сухановку и Циммермановку. Но 26 ноября конная группа партизан в районе почтового станка Пульса попала в засаду и потеряла ряд бойцов. Разведкой было установлено, что это сводный карательный отряд белых, около 120 штыков под руководством поручика Токарева. Незадолго до этого Токарев прибыл с подкреплением к поручику Цуканову и принял под своё начало общее командование. Было принято решение дать бой у села Циммермановка.
 
В это время Яков Тряпицын с семью соратниками (среди них Нина Лебедева, Яков Лапта, Александр Зимин, Анатолий Фомин и др.) предпринял глубокий обход в тыл врага в далекое от Киселевки село Богородское по дороге на прииски Агне-Афанасьевск, Спорный, Удыль с целью захвата золотых запасов и пополнения рядов партизан новыми сторонниками.
 
Общее командование взял на себя Д. С. Бузин (Бич), бывший прапорщик царской армии, в революцию избранный солдатами на должность командира батальона, затем учитель нанайского села Найхин. Он примкнул к Тряпицыну в Нижней Тамбовке где скрывался у родственников от колчаковцев.
 
К декабрю 1919 г. в партизанском отряде товарища Бузина (Бича) насчитывалось примерно 150 человек русских и 100 китайцев. В ожидании белых, партизаны стали готовить оборону Циммермановки: отрыли снежные окопы, брустверы облили водой, в них, а так же в стенах амбаров и сараев проделали бойницы. Подъезд к селу превратили в своеобразный каток. Оружия в отряде не хватало, и поэтому командование не могло обеспечить им всех, примкнувших к партизанам, китайцев.
 
Выход был один - добыть оружие у врага. В скором времени, многим новоиспечённым партизанам это удалось воплотить в жизнь в победоносном бою под деревней Циммермановкой, расположенной в низовьях Амура. Ранним утром 8 декабря показался обоз белых. Между противниками произошло боестолкновение. Удача была на стороне красных. Поджидавшие врагов, затаившиеся в засаде стрелки, метким огнём вывели из строя пулемётные расчёты белых. Дальше было дело техники.
 
«Когда началась борьба,- пишет в своих воспоминаниях партизан тов. Логинов,- китайцы ждали убитых со стороны белых для того, чтобы захватить у них винтовки и пойти в бой... Как только китайцы замечали убитого со стороны белых, они сейчас же схватывали под огнем винтовку и уже с винтовкой шли в наступление на белых».
 
Партизаны бой под Циммермановкой блестяще выиграли, отряд поручика Токарева, который сам был ранен в ногу, оказался разбит и частью отступил к Николаевску, частью бежал в Мариинское. Из всего отряда (называются разные цифры от 85 до 130 человек) отступило не более 43-х, 18 были убиты или замёрзли при отступлении и 14 человек ранены, остальные дезертировали и влились в партизанский отряд Д. С. Бузина.
 
Потери партизан составили: 3 убитых и 4 раненых. Раненые партизаны и белые были вместе размещены в партизанском госпитале в селе Нижне-Тамбовском. Подсчитали трофеи - два пулемёта «Максим», несколько десятков винтовок, санные упряжки с продовольствием, патронами и гранатами.
 
Узнав о разгроме белых, начальник Николаевского гарнизона Медведев мобилизовал у населения подводы, посадил в них солдат и добровольцев из числа местной буржуазии и направил отряд во главе с полковником Вицем навстречу красным. А партизаны тем временем продвинулись до Калиновки.
 
Описание этого боя есть и у цитируемого выше Лоскутникова. Разница в дате (летоисчисление по церковному календарю) и месте.
 
Цитирую: «Начальник отряда партизан Д. Бузин (Бич) со своим отрядом партизан этой же ночью вышел в село Сухановку ниже Киселевки на 8 км. Там разместились на постой в деревенских избах. В отряде было около 200 человек, среди которых стрелком был мой отец. На следующий день взамен деревянных ружей выдали трофейные карабины, винтовки и по 5-10 патронов. В Сухановке стали готовиться к обороне, т.к. было получено сообщение, что готовится нападение со стороны Циммермановки, где расположился хорошо вооруженный гарнизон белых числом более 200 человек.
 
Кроме того, к ним с низовья Амура подходил японский обоз около 50 подвод с солдатами. Партизанский отряд вдоль береговой кромки Сухановки сделал из снега бруствер и полил его водой. Береговой откос вдоль села тоже полили водой. За бруствером можно было ходить, не пригибаясь при обстреле. Въезд в село тоже превратили в каток. В бруствере сделали бойницы для пулеметов и винтовок.
 
В ночь с 23 на 24 декабря 1919 года разыгралась очередная пурга. Рано утром сообщили, что белые пошли в наступление. В первых рядах шел японский обоз. Они хотели пройти мимо Сухановки, но попали в засаду. Партизаны открыли огонь. Бой продолжался более суток. Белые без потерь отступили в Циммермановку. А солдаты и лошади японского обоза погибли: к концу боя снегопад прекратился, но мороз прикончил раненых. В отряде был один человек с ранением - учитель из Ново-Ильиновки Петр Григорьевич Ахмылин.
 
На следующий день отцу дали задание: отвезти Ахмылина за 100 км в больницу Нижней Тамбовки. Уезжая, отец получил задание от командира Д.Бузина-Бича и начальника штаба Истомина. Ему надлежало проехать до Троицкого с письмами партизан к родственникам и с личными обращениями к населению о помощи красным партизанам продовольствием и одеждой. Отец в этой поездке был один и без оружия. Порой ему казалось, что население отдавало последнее добро со словами: «Выгоните японских и белых бандитов».
 
В первой половине января 1920 года партизаны подошли к Софийску, в котором находился батальон белых под командованием полковника Вица, пришедшего из Николаевска с целью не допустить продвижения партизан к городу.
 
В то время, когда партизаны под руководством Бузина готовились к штурму Софийска, Тряпицын с 7 партизанами совершив, глубокий 200- километровый обходной рейд по заснеженной тайге через озеро Удыль, в ходе которого к нему присоединились более 100 человек, занял село Богородское в тылу белогвардейского отряда полковника Вица, находившегося в Мариинско-Успенском. Изначально планируемая задача была успешно решена.
 
Партизаны экспроприировали золотой запас на прииске Спорном, попутно, уничтожив «всех гадов», в частности расстреляли рабочих драги Алексея и Иннокентия Усольцевых, не признавших советскую власть и, уходя, взорвали золотосплавочную лабораторию. Покинув прииск, они обосновались в тылу противника.
 
Таким образом, полковник Виц оказался в капкане. Вся картина произошедшего ему не известна. До него доходят противоречивые слухи о партизанах. Он начинает маневрировать, покидает Софийск и отходит к Мариинску (прим. Ульчский район, 50 км от села Богородское), где начинает готовиться к сражению с партизанами. Тряпицын наоборот, в курсе всего - постоянно поддерживает связь с Бузиным и координирует общие действия. Что мы видим?
 
С одной стороны не владеющий ситуацией заслуженный полковник, с другой «держащий руку на пульсе» - бойкий прапорщик. Кому отдать предпочтение? Вопрос, скорее всего, риторический. Прежде чем двигаться вверх по Амуру на соединение с главными силами, Тряпицын связался по телеграфу с вышеупомянутым полковником Вицем. Кто такой Виц?
 
Цитирую явную патетику сторонников Белого дела: «Иван Николаевич Виц - полковник царской армии, а после Октябрьского переворота - белогвардейский офицер, принявший малыми силами неравный бой с партизанской армией Якова Ивановича Тряпицына зимой 1920 года. Он до конца своих дней оставался верен данному офицерскому слову. Красноречивое подтверждение этому - его последние письма родным и близким во Владивосток, которые приоткрывают завесу сложных взаимоотношений интеллигентного Вица и его легендарного антипода, бывшего прапорщика царской армии, участника первой мировой войны 1914 года, Георгиевского кавалера Тряпицына».
 
К этой справке добавлю - на момент происходивших событий Ивану Николаевичу шел 57-й год и был он личным посланником Колчака на Дальнем Востоке.
 
Зачем же Тряпицын, партизан, анархист, сочувствующий Советской власти, вышел на связь с высокопоставленным белогвардейским офицером? А почему нет, если это послужит пользе дела. Тряпицын к тому времени уже был признанным партизанским лидером. Всегда старался действовать не стандартно.
 
В нём, несмотря на три с лишним года проведённых в горниле двух войн, ещё осталась человечность. Будучи сам, в какой- то мере, офицером, вспомнил о благородных порывах и решил: к чему лишнее кровопролитие? Вот и оттелеграфировал, дескать, уважаемый, Иван Николаевич, а не изволите ли встретиться тет-а-тет? Виц подумал... и дал согласие. Правда, выдвинул своеобразное условие - Тряпицын должен быть один и без охраны. Тот, не колеблясь, согласился, но для надёжности, на всякий форс-мажор, подстраховался.
 
Во многих источниках пишут, что на встречу с полковником Тряпицын поехал один, не таясь и не скрываясь. Так-то оно так, но оставим легендарные сказания в стороне, и не будем отказывать Якову в благоразумии. Ибо, по словам непосредственного свидетеля тех событий - Ивана Павловича Куракина, вступившего в отряд Тряпицына в селе Солонцы (последние годы жил в Хабаровске), глава партизан действовал крайне осмотрительно.
 
«Вскоре после Нового года Тряпицын отобрал команду из партизан около тридцати человек, в числе которой находился и я. Рано утром, еще затемно, на нескольких подводах мы поехали к селу Мариинскому. Подъехали вечером. Не доезжая версты три до села, он приказал нам остановиться, развести костры и ждать его. А сам на почтовой тройке с ямщиком поехал в село. Костры развели для того, чтобы показать белым, что партизан много. Часа через три Тряпицын вернулся на подводе, и все мы вернулись в Богородское».
 
Тут следует учесть, что согласно сложившемуся правилу и расположению дорог округа, почтовые тройки заезжали тогда в Мариинск со стороны Почтового залива, откуда хорошо виделось все село, а из села, в свою очередь, прекрасно просматривались весь залив и дорога. А так, как ямщиком у Тряпицына был житель села Мариинского - Григорий Трофимович Буров, ранее возивший почту, то он повёз Тряпицына привычным ему маршрутом.
 
Заранее проанализировав эту диспозицию, Яков Иванович велел партизанам развести у залива и вдоль дороги костры. Да так, чтобы каждая собака в Мариинске видела их горящее множество и думала, что возле них, само собой разумеется, тьма партизан. Опустившаяся ранняя зимняя ночь только способствовала большему эффекту.
 
Понятно теперь, что приехав в одиночку на встречу к Вицу, он ясно дал понять, что за ним стоит грозная сила и в случае его не возврата последует суровая кара трудового народа. Встреча Тряпицына с Вицем состоялась в 7 часов вечера 8 января 1920 года.
 
Накануне переговоров, разведчики-лыжники Тряпицына, кстати, отменные следопыты из числа местных аборигенов, которых он активно привлекал в ряды партизан, сумели перехватить обоз, с продуктами, подарками и письмами для офицеров и солдат батальона полковника Вица следующий из Николаевска. Яков Ивановия запретил пользоваться трофеями, приказал погрузить все подарки с письмами в сани и привёз их в Мариинск. Зачем?
 
Тонкая игра, попытка манипуляции противником: подарки доставили тем, кому они и предназначались, но доставили их не свои, а враги и находящиеся в селе белые должны ясно понять, что если обоз перехвачен, значит, действительно обложили... Вместе с тем, этим жестом как бы говорится, что против них стоит не злобная красная орда, а такие же, как и они люди, которым, не чуждо всё человеческое. Дескать, мы же не звери, понимаем, это ж - подарки к Рождеству от родных и близких.
 
На фоне войны, когда люди пачками не за что гибнут - этот жест выглядит трогательно и навевает сентиментальность. Итак, вечером после Рождества Тряпицын приезжает в Мариинск, вместе с ним и весточки из дома для солдат и офицеров. На окраине села его встречают и препровождают в дом, где разместился штаб. О чем говорили с глазу на глаз 23-летний партизанский командир и убеленный сединой бывший полковник царской армии, мы уже никогда не узнаем.
 
Не вызывает сомнений только одно: Тряпицын продемонстрировал незаурядное мужество, а Виц - благородство и офицерскую честь. Впрочем, деваться ему было некуда.
 
Процитирую С.П. Днепровского-Власова: «Когда он (Тряпицын) доложил караулу, что прибыл к полковнику Вицу для переговоров, его берут под стражу и провожают в белогвардейский штаб. Там собралось более десятка офицерских чинов - всем хотелось посмотреть на бесстрашного командующего партизанской армией, о подвигах которого уже рассказывали легенды. Виц предложил Тряпицыну положить на стол револьвер, и когда тот выполнил его просьбу, сам также вынул из кобуры браунинг положил на стол рядом»...
 
Далее он пишет: «Тряпицын сказал: «Ваше сопротивление бесполезно, вы обойдены кругом и от Николаевска отрезаны. Предлагаю сдаться. При добровольной сдаче будет гарантирована жизнь всем, кто не запятнал себя порками и расстрелами трудящихся.» «Признаться, мы не ожидали такого глубокого обхода, - сказал Виц. - Что же касается вашего предложения, ответ дам через час».
 
И белогвардейцы, за исключением одного офицера, удалились вместе с полковником на совещание в соседнюю комнату. С этого момента судьбой Якова Тряпицына распоряжался полковник Виц, который верой и правдой служил царю и отечеству, а после падения монархии находился в рядах, терпящей поражения на всех направлениях и тающей на глазах, белой армии.
 
Во время совещания, в течение часа, жизнь легендарного партизанского вожака висела на волоске. Всё это время, Виц убеждал своих приближённых, требовавших от него принять простое решение: арестовать Тряпицына и расстрелять. И нетрудно представить, что творилось на душе полковника, который понимал, что арестовывать безоружного человека, тем более расстрелять его, не в его характере. Другое дело в бою.
 
Тряпицыну же в этот момент, представилась возможность выступить перед батальоном, который был построен в центре села и он даром времени не терял. Его речь была короткой, но эмоциональной. Как рассказывали очевидцы, главным в его выступлении была японская тема.
 
Интервенты пришли на нашу землю, чувствуют себя хозяевами, грабят и разоряют Россию. Цель партизан - выбросить оккупантов с русской земли и построить в России Трудовую Республику, в которой не будет богатых и бедных, а все будут равны.
 
Эти слова были близки и понятны выстроившимся на площади «белогвардейцам» - жителям Нижнего Амура, поэтому, когда в конце речи он предложил сделать шаг вперед тем, кто готов вместе с партизанами сражаться с японцами, весь батальон, кроме офицерского состава, сделал шаг вперед.
 
Какое же настроение царило в воинской части полковника И.Н. Вица, выдвинувшейся из Николаевска для отражения наступления красных, если после короткого выступления - речи Тряпицына перед строем - подразделение как таковое перестало существовать (в рядах белой гвардии осталось только около 50 человек)? А ведь по своему количественному составу на тот период времени, батальон вполне мог противостоять партизанам.
 
Тут Яков Иванович достал из рукава главный козырь - письма и подарки. Офицеры, видя, что большинство солдат игнорирует приказы, находились в растерянности.
 
Пока новоиспеченные партизаны, сгрудившись, обменивались впечатлениями об услышанном, читали доставленные Тряпицыным письма от родных и близких, офицерский состав в штабе лихорадочно обсуждал сложившуюся ситуацию.
 
Складывать оружие они не собирались. Вицу стало ясно, что другого выхода, как отступать, а если называть вещи своими именами - просто бежать из Мариинска, у него нет. Бежать, но куда? Путь к Николаевску уже отрезан.
 
Пробовать пробиться через партизан, как предлагают офицеры? Нет, полковник решает не вступать в бой и отдает приказ остаткам батальона уходить на маяк в Де-Кастри. Там он надеялся продержаться до прихода японских судов. Тряпицын еще раз предложил всем, кто остался с Вицем перейти на сторону партизан, однако те отказались.
 
На прощанье полковник произнёс: «Сдаться не можем, это позорит честь офицера».
 
Своеобразная трактовка о чести сложилась у господ офицеров. Перейти на службу к красным - это позор, а служить чужеземным интервентам, предавая Родину - это не позор? У Тряпицына была возможность арестовать офицерский состав, однако он этого не сделал. На жест доброй воли и благородство, не тронувшего его полковника Вица, неподдавшегося на уговоры подчинённых, он ответил тем же, даже более - разрешил непримиримым белым покинуть Мариинск, взяв с собой часть продовольствия и личное оружие. Затем Яков Иванович отбыл к партизанам и они вернулись в Богородское.
 
Глубокой ночью 10 января срочно мобилизованные возчики села Мариинска, еще не ушедшие партизанить, под давлением оружия повезли остатки батальона Вица на побережье.
 
Всего «вицевских» было 51 человек, в том числе 12 (по другим данным - 11) офицеров, 35 унтер-офицеров и рядовых, 4 почтово-телеграфных служащих Нижне-Тамбовской конторы и несколько добровольцев из числа местных богатеев: Капсан, Ерёмкин, Люри (родственник той самой Э. Визвелл, написавшей заметку «Город, которого больше нет» для газеты «Русский флаг»).
 
11 января 1920 года в 11-ом часу отряд Вица прибыл в бухту Де-Кастри, на Клостер-Кампский маяк, где и укрепился, ожидая прихода весной японских кораблей. Опять-таки, заметьте, «защитники отечества» ждут и надеются на интервентов! Там их блокировал гольдско-мангунский (нанайско-ульчский) партизанский отряд под командованием Дениса Ивина.
 
Вскоре после ухода Вица, Мариинск заняли партизаны. К ним присоединилась оставшаяся в Мариинске большая часть Вицевского батальона в составе 280 человек с пулеметом «Максим», 285 ящиками патронов и винтовками.
 
В погоню за ушедшем Вицем и его людьми по указанию Тряпицына, из прибывших и новообразовавшихся партизан, в Мариинске спешно сформировали мобильный лыжный отряд из 30 русских и 30 нанайцев, умевших хорошо ходить на лыжах. Это было вызвано тем, что из-за выпавшего глубокого снега, накатанная, санная дорога проходила только до станции Кизи. После которой, вплоть до маяка, простилалось белое безмолвие и всякое дальнейшее перемещение было затруднено.
 
На должность командира назначили Дениса Дмитриевича Ивина (по другим данным - Ильин), знавшего ульчский и нанайский языки. Помощником его стал Меч (прим. партизанская кличка) - крестьянин села Ново-Ильинка Григорьев Федор Васильевич.
 
В состава отряда, кстати, также вошли полит уполномоченные Досков и Стародубов и будущий 1-й председатель Нанайского райисполкома, в то время 17-летний юноша - Богдан Ходжер. Отряд хорошо вооружили, снабдили всем необходимым и отправили в погоню за группой белых, ушедшей в сторону маяка.
 
В напутственном слове Тряпицына произнёс: «Смотрите, чтобы вас там старые офицеры не взяли на обман». Впереди отряда шла легкая разведка. Именно разведчики перехватили возле озера Кизи офицера Ивановского, который по личным причинам значительно отстал от отряда Вица.
 
Дадим слово Богдану Ходжер, описавшему эти события в рассказе «Как я партизанил». «Нас везли на лошадях до станции Кизи, а дальше санной дороги не было. Не доезжая этой станции, мы встретили две нарты, на каждой нарте сидело по два человека. Мы начали спрашивать их, куда они возили белых, где остановились и куда дальше поедут. Возчики нам все рассказали.
 
Рассказали, что один офицер остался на станции Кизи, потому что у него болеет жена. Тогда наши ребята, шесть человек, пошли вперед, вроде разведки, а некоторое время спустя - двинулись остальные. Мы подходили к станции Кизи, видим - один из посланных вперед товарищей идет к нам навстречу. Он рассказал, что они уже арестовали офицера. У офицера был в кармане наган.
 
На станции мы вошли в помещение, где находился офицер. Мы начали спрашивать его, он все рассказал. Это было ночью. В ту ночь мы не спали совершенно, караулили, думая, что белые возвратятся. На станции был телефон.
 
На следующий день мы заставили офицера звонить своим, а сами стояли в это время рядом с ним. Он начал говорить. «Большевики пришли или нет?.. » - спрашивают его. Он ответил, что большевиков пока нет. А оттуда: «Ты скрываешь, мы заметили, что у тебя голос изменился, ты врешь».
 
На этом жизненный путь офицера Ивановского оборвался. Свидетели опознали его, как активного участника карательных экспедиций 1919 года против партизан на Амгуни. По результатам очень короткого следствия и приговору суда, Ивановский был расстрелян.
 
Сергей Тимофеев,
Санкт-Петербург.
(Продолжение «Нижнеамурская голгофа. Поиски истины» следует)