См. Ч.1. Поиски истины

Ч.2. Дальневосточная республика

Ч.3. «Тряпицын был борцом за власть Советов...»

Ч.4. Вариант биографии

Ч.5. Амурский поход

Ч.6. Клостер-кампское сидение

Ч.7. Николаевская страда, Китайская Цусима Амурского разлива

Ч. 8. «Штурмовые ночи Спасска, Николаевские дни»

Ч. 9. Николаевск-на-Амуре в Гражданскую войну

Ч. 10. Николаевский инцидент

 

 

Раз уж, заговорили о Ульянове-Ленине, то возникает вопрос: А как относился к вождю мирового пролетариата наш персонаж?

 

Будем немногословны и обратимся к документам. Вот, например, телеграмма отправленная Я.И. Тряпицыным вождю революции по случаю его 50-летия.

 

«Дорогой наш вождь и учитель - Владимир Ильич! В день твоего пятидесятилетия красноармейцы и командиры Николаевского округа шлют тебе партизанский привет и желают тебе многих лет жизни на благо трудового народа, на страх врагам. Маленькая Дальневосточная Советская республика, охватывающая районы Николаевска, Камчатской области, Керби и острова Сахалин окружена сейчас врагами. Но она не одинока, так как одна область за другой, усилиями своих партизанских армий, освобождаются от ига японских империалистов, а с другой стороны, от ига их приспешников земцев, палачей и предателей пролетарской революции. Мы объявили беспощадную войну всем врагам трудящихся. Долой интервентов! Да здравствует великая Советская республика! Да здравствует Третий интернационал!»

 

Или ещё текст за его подписью, отправленный по всем ревкомам:

 

«Больше 20 лет целиком посвящены Лениным нашей рабочей партии. Жизнь Ленина так переплетается с жизнью партии, что буквально невозможно отделить одно от другого. Пусть назовут нам другое имя из всей новейшей истории человечества, которое заставляло бы быстро и учащенно биться сердца стольких миллионов людей, как имя Ленина; наиболее могучая, наиболее великая фигура, которую выдвинуло освобождающееся человечество, мировой пролетариат - вот каков Владимир Ильич Ленин!»

 

Из этих архивных документов следует, что «бандит и анархист» очень высоко ценил В.И. Ленина. Вот такой странный анархист.

 

Как говориться - No Comments... 

 

Антибуферная политика Тряпицына и кровавые события 4-5 апреля 1920 года

 

Строительство буферного государства ДВР началось почти одновременно в двух противоположных районах Дальнего Востока: в Приморье и Прибайкалье.

 

К середине апреля 1920 г. возникло два буферных политических образования. В Приморье возникла «земская буферная единица».

 

При конструировании органов государственной власти и управления там использовался политико-правовой опыт Февральской буржуазно-демократической революции 1917 г. с учетом местных условий.

 

Высшим законодательным органом государственной власти было Народное собрание, высшей политической властью - Временное правительство Дальнего Востока, а Совет управляющих ведомствами являлся высшим исполнительным, распорядительным и административным органом.

 

В это же время началось открытое противодействие партизан-нижнеамурцев строительству на Дальнем Востоке буферного государства. Ревштаб партизанской армии во главе с Тряпицыным попытался объединить под лозунгом борьбы с буфером другие дальневосточные территории.

 

Увы, Тряпицыну не удалось убедить лидеров приморских большевиков. Они были убаюканы тем, что к 1 апреля край покинули контингенты американцев, англичан, французов, итальянцев, поляков и румын.

 

Эта эйфория многим из них будет стоить жизни. Несмотря на то, что Тряпицын и Лебедева в радиотелеграфных сообщениях предупреждали Хабаровск и Владивосток о возможном выступлении японцев и просили не идти ни на какие уступки, должных мер там не было принято.

 

Соглашатели, «естественно», их не послушались, отмахнувшись, как от надоевшей мухи и Николаевские события 12 марта повторилась, увы, 5 апреля, но с обратным катастрофическим результатом. А ведь ещё 3 апреля командующий японскими войсками в Хабаровске генерал Сиродзу в местной газете выступил с лицемерным заявлением следующего содержания:

 

«В стране возродился долгожданный порядок и мир; за сохранение и поддержание которого японцы боролись. Жаль покидать население Дальнего Востока, с которым мы познакомились так близко, так кровно, питая к нему самую теплую дружбу. Желаем полного успеха в строительстве и сохранении мира и порядка».

 

В ночь с 4 на 5 апреля, в разгар переговоров о выводе японских войск с Дальнего Востока, японцы по уже сложившейся традиции, совершили вероломное нападение на революционные войска во Владивостоке и Никольске-Уссурийском, а днем 5 апреля - в Хабаровске. За одну ночь и следующий день японцы убили в Никольске-Уссурийском 552 человека, на станции Океанская - 30, в Шкотово - 265, в Раздольном - 100, в Спасске - около 400.

 

При этом они подло убили всех парламентёров, приглашенных в Шкотово для переговоров. В Хабаровске советские войска потеряли около 400 человек убитыми и 1200 пленными. По японским официальным данным при нападении на советские войска было всего обезоружено (т.е. пленено) 468 офицеров (командиров) и 8012 солдат. Всего погибло более 7000 человек, в том числе лидер приморских партизан Сергей Лазо.

 

Потери японцев за время боев в Хабаровске 5 апреля составили: убитыми 5 офицеров и 77 солдат и ранеными 7 офицеров и 177 солдат. В других местах, в связи с тем, что революционным частям был отдан приказ командующим армией А.А. Краковецким и заместителем председателя Военного совета С.Г. Лазо - не оказывать сопротивления и сдавать оружие, японцы понесли незначительные потери. Немного воспоминаний, переживших эти кровавые события.

 

Из показаний заслуженного врача РСФСР Л.А. Короневского (город Хабаровск): «3 апреля на заборах города появились объявления за подписью японского генерала, командующего японскими войсками. Эти объявления гласили, что в городе, по мнению японцев, наведен должный порядок и войска в ближайшее время его покинут. 5 апреля утром японцы провокационно выступили...Одновременно с этим проводились насилия.

 

На Комсомольской площади стоял собор. Спасаясь от обстрела, в него забегали многие школьники-подростки. Японцы ворвались туда и насиловали девушек...Среди них была изнасилована дочь фельдшерицы Обертюхтиной Варвары, после чего она сошла с ума. По подсчетам во время выступления японцев в городе погибло более 2500 человек».

 

Житель Хабаровска И.П. Мякишев: «Была очень теплая погода. Народ рано утром устремился на улицу. Никто ничего не подозревал. Стрельба началась сразу изо всех видов оружия. Я упал и увидел такую картину: горел вокзал, откуда выбегали женщины с детьми, извозчики, рабочие железной дороги.

 

Со всех сторон били замаскированные пулеметы. Многие парикмахерские, принадлежащие японцам, были превращены в огневые точки. Часов в десять я увидел группу детей-школьников, бежавших по улице Вокзальной. Японцы открыли по ним огонь, дети падали по 2-3 человека одновременно».

 

Из заявления хабаровчанина М.Г. Соловьева, работавшего комендантом завода имени Горького:

 

«...Вскоре после выступления японцы ходили по домам. Зашли в дом на улице Волочаевской к гражданке Мишкевич, вывели на улицу её мужа и расстреляли у неё на глазах только за то, что он был одет в гимнастерку военного образца... На Барабатевской улице три японца изнасиловали гражданку Петрову на глазах у мужа».

 

Житель Хабаровска А.К. Бербат сообщал: «5 апреля 1920 года во время японского выступления в квартиру рабочего, проживавшего на улице Комсомольской, дом 4, ворвались пятеро японских солдат и на глазах у отца изнасиловали двух дочерей...

 

Когда выступили японцы, мы вместе с жителем города Хабаровска Давидюк бежали вдоль дома по улице Волочаевской, 92 или 94, где размещалось японское консульство. Сотрудник японского консульства, видя убегающий в панике народ, приговаривал: «Нициво-нициво, не боись - это нас солдати так играют!»...Во время этого выступления японцы сожгли дом инвалидов на Казачьей горе вместе с 30-ю его обитателями».

 

Из заявления военнослужащего И.Д. Бойко-Павлова генеральному Прокурору СССР: «На артиллерийской площадке в Восточной части города Хабаровска 5 апреля японцы расстреляли и закололи 987 солдат 1-го советского полка... Японские офицеры сделали из винтовок «козлы», на которые насадили командира Красной Армии Мельникова».

 

Из протокола допроса Екатерины Григорьевны Чуйкиной, проживавшей в городе Никольск-Уссурийске:«Эта ночь была кошмарной для жителей города. Только на офицерской площади японцами было убито 600 человек. Среди них 18 трупов детей, много женщин. Я сама участвовала в уборке мертвых и видела все собственными глазами. Почти все труппы имели 3-4 штыковых раны в спину, так как всех упавших японцы докалывали штыками!»

 

Скажите пожалуйста, после этого подлого нападения и тысяч смертей, не только красноармейцев, но и ни в чём неповинных детей, женщин, гражданских - вам ещё жалко пленных японцев? Наверное, партизанам, тоже, после того, как они узнали, о очередном вероломстве высоко цивилизованных островитян, угробивших массу людей, среди которых есть близкие и знакомые люди, надо было умилиться и просто отпустить пленных самураев на все четыре стороны, да ещё на «дорожку» по-русскому обычаю рюмку сакэ налить и рису отсыпать.

 

После внезапного выступления японцев 4-5 апреля 1920 г. советская власть на Дальнем востоке была в очередной раз разгромлена, а войска Временного правительства, неся большие потери, вынуждены были отступить и перейти на положение партизан. Японская империя , в лице экспедиционного корпуса, напротив, повсеместно старалась обосноваться на российских землях.

 

С целью как следует поживиться, она устанавливала здесь свои порядки. Посему, угроза вторжения японцев для николаевских партизан стала реальностью. Однако, сюда они могли попасть только после того, как Амур вскроется ото льда.

 

Теоретически это давало время на подготовку обороны. И хотя ситуация сложилась архи трудная, Тряпицын не думает капитулировать, как товарищи из Хабаровска и Владивостока, которые благодаря бездарным действиям, имея численный перевес, называя вещи своими именами - всё прос*али. Их прощает лишь то, что за свои ошибки они заплатили жизнью.

 

Тряпицын, столкнувшись с безвыходной ситуацией, не вопит: «Шеф, всё пропало. Гипс снимают. Клиент уезжает», а решительно действует. Понимая, что в сложившейся после разгрома большевиков ситуации, когда общее руководство потеряно и царит хаос, промедление смерти подобно, поэтому он срочно берёт всё в свои руки. В места, где ещё держится советская власть спешно летят радиограммы.

 

«Охотск, Керби, Анадырь, Петропавловск-на-Камчатке, Сахалин и всем, всем, всем.

Командующий Красной Армии Николаевского округа Я. Тряпицын».

 

В радиограмме «Анадырь. Предсовета Рыбину» он сообщает, что «согласно директив Центра, он должен удержать Николаевск во что бы то ни стало и объединить все советские районы вокруг Николаевска». В Петропавловск-на-Камчатке передаётся следующий текст:

 

«Исполкому и штабу Николаевского округа, являющемуся в настоящий момент органом, объединяющим районы Амура, Хабаровска, Керби, острова Сахалин и Николаевского района, предоставляются особые полномочия». Там не спешат подчиняться и вступают в полемику. Поэтому в другой радиограмме, отправленной туда же, говорится: «Согласно циркуляра от штаба Николаевского округа, по всем вопросам Камчатка должна выполнять распоряжения Николаевского штаба. За невыполнение распоряжений штаба виновные подвергаются ответственности по законам военного времени».

 

10 апреля состоялось заседание окружного исполнительного комитета Николаевского округа, на котором рассматривался вопрос «Об объединении районов, соприкасающихся к Николаевскому округу с военной точки зрения, как то Камчатка, Охотск, Анадырь, остров Сахалин». Коллегиальная резолюция гласила - включить указанные территории в состав Сахалинской области.

 

На этом же заседании было принято, так же, политически важное решение: «О необходимости предоставления особых полномочий Военному комиссариату, в связи с полученными директивами от центральной власти».

 

Обосновывалось оно так: «Ввиду создавшегося международного положения и чрезвычайных военных событий на Дальнем Востоке, а также согласно директив, полученных от центральной советской власти через Иркутск, исполнительный комитет признает необходимость передать военному комиссариату особые полномочия с правом, в случае необходимости, делать распоряжения всем учреждениям и лицам, минуя гражданские власти».

 

Как видим, всё проходит законно - путём общего решения между членами исполкома Николаевского округа с предварительной консультацией у центральной власти, ни о какой диктатуре Тряпицына речи не идёт. Диктатурой можно назвать лишь его противление буферной политике. Здесь он был не примерим и всячески противостоял созданию ДВР в том виде, в котором его хотели видеть большевики во главе с товарищем Лениным.

 

Тряпицын был патриотом, до мозга костей. Г лавной его целью являлось изгнание интервентов с территории России, без них власть белых долго бы не продержалась.

 

К этому времени их большая часть покинула страну Советов, другие, например, чехословацкие легионеры, проводили эвакуацию своих частей из Владивостока, но японцы, напротив, не только не спешили убрать свои войска, но наоборот наращивали их численность и старались захватить как можно больше.

 

Тряпицын не смотрел на политические пристрастия и принимал в свою армию всех, кто хотел бороться против ненавистных самураев. Поэтому в партизанском соединении плечом к плечу сражались красные, бывшие белые, казаки, беспартийные, анархисты, эсеры, китайцы, корейцы и прочие.

 

Политика буфера позволяла японцам вольготно находиться на Дальнем Востоке, Сахалине и Приморье и продолжать грабить русские земли. Народ противился этому, а вот «местные царьки» из числа бывших демократов и нынешних большевиков, дорвавшиеся до власти, очень даже были не против рулить самим без оглядки на центральную власть Советской России. Таким образом, антибуферная политика Тряпицына встречала поддержку среди трудовой части населения и у непримиримых борцов за дело рабочего класса и наоборот, стойкое неприятие руководства территории края.

 

Демарш Тряпицына шёл в разрез с линией партии. Военные руководители Сибири и Дальнего Востока неоднократно пытались убедить Тряпицына признать создание буферного государства - ДВР.

 

Они взывают к его революционной совести и пытаются увещевать. Из Иркутска, Хабаровска, Владивостока постоянно одна за другой идут телефонограммы с требованием признать буфер. Тряпицын, будучи патриотом, отвечает отказом. Не являясь политиканом, он непреклонен и убежден, что буферная политика ошибочна, а Центр ее проводит в силу незнания местных условий.

 

Из телеграфного разговора между П. Постышевым и Я. Тряпицыным:

 

«Хабаровск. У аппарата Постышев... От вас именем партии коммунистов требуем опровержения (Тряпицын призывал к борьбе с Японией авт). Убедительно просим вас быть осторожным к подобным телеграммам. Я являюсь политическим уполномоченным в Хабаровском районе. Уполномочен Центральным Комитетом Российской Коммунистической партии.

Хабаровск. Товарищ Тряпицын, ваш взгляд на политику Хабаровска и Владивостока, не касаясь отдельных частей, я говорю об общей политике, которая исходит из Москвы, ошибочный... Мы не решаем вопросы с точки зрения Хабаровской колокольни, не советуем и вам решать их со своей колокольни... Именем Центрального Комитета Российской Коммунистической партии, требую опровержения провокационной телеграмме».

 

Вначале он считал виноватыми местных коммунистов. Выступая на гарнизонном собрании Николаевска 28 апреля 1920 года, Тряпицын заявил, что в буферной политике больше всего заинтересовано реакционное земство и коммунисты: «...Во всех деяниях земству помогала называвшая себя коммунистами партия. Они прикрывались званием коммунистов и делали свое гнусное дело, что им и удалось».

 

29 апреля во Владивостоке произошло знаковое событие - местные земские власти подписали с японским оккупационным командованием соглашение, по которому практически ликвидировались русские регулярные вооруженные силы в Приморской области и флот на Тихом океане.

 

Генерал-лейтенант В.Г. Болдырев, командовавший в 1918 году войсками Уфимской директории, а после событий 4-5 апреля 1920 года ставший вместо А. Краковецкого командующим войсками Временного правительства Приморской области Земской управы, назвал Соглашение с японцами от 29 апреля «Дальневосточным Брестом».

 

В соответствии с этим соглашением Временному правительству запрещалось иметь регулярную армию, поэтому официальной вооруженной силой правительства стала милиция, которая подчинялась ведомству внутренних дел и местным органам самоуправления.

 

В зоне, контролируемой интервентами, Временному правительству разрешалось иметь милицию и дивизион народной охраны. Соглашение устанавливало следующие виды милиции: административную (уездную и городскую) численностью в 2300 чел.; железнодорожную - 300 чел.; особый милицейский резерв по борьбе с преступностью - 1350 чел.; Владивостокскую крепостную милицию - 300 чел.

 

Общая численность Приморской милиции была определена в 4250 человек. Даже эта мизерная цифра не соблюдена - на 15 июня 1920 г. в рядах милиции Временного правительства состояло 3950 милиционеров. Но это ещё не всё - вооружение и места дислокации подразделений русской милиции соглашением возлагались на начальников японских гарнизонов, а проведение оперативных мероприятий, обыски и аресты она могла производить лишь с разрешения и под контролем японских жандармов.

 

Таким образом, Приморская русская милиция оказалась в подчинении японского военного командования и лишь номинально в распоряжении Временного правительства. Таким образом, страна Восходящего Солнца упрочила свои позиции на Дальнем Востоке. Видя это воотчию, Тряпицын с юношеским максимализмом продолжал пикировку с большевиками по поводу строительства буфера.

 

Его перепалка с ними продолжалась вплоть до момента оставления Николаевска-на-Амуре. 1 мая из Николаевска уходит телефонограмма: «Благовещенск, через Керби. Срочно. Главный штаб Дальвостока. Копия: Благовещенский союз максималистов.

 

...Если ваш взгляд на буфер и Владивостокское Временное правительство отрицательный, то об этом нужно официально заявить Центру, ибо там существует мнение, что на Дальнем Востоке советская власть никак не может привиться и ее можно ввести обязательно эволюционным путем. Вот почему Советская Россия и поддерживает возможность существования буфера».

 

Спустя некоторое время, осознав «откуда ноги растут», Тряпицын обрушился с критикой и на святая святых - центральный аппарат в Москве. Его позиция хорошо видна из телеграммы, посланной в Иркутск уполномоченному иностранным отделом от ЦК ВКП(б)) из Москвы:

 

«тов. Янсону» - Уполинотдела «Нам стало ясно, что вы совершенно неверно информированы о положении здесь, и хотели бы спросить, кто вас информировал о положении здесь, а также и Москву, которой вынесено постановление о буферном государстве на Дальнем Востоке, создание которого совершенно нецелесообразно.Вы указываете, что целью является создание такого государства, которое может признать Япония, следовательно, государства не советского, но тайно действующего по указаниям Совроссии.

Вместо избавления от японцев - буфер дал нам ещё более злейшую войну, даже больше; вы своим дурацким буфером сорвали уже готовую победу красной партизанской армии на Д. Востоке, ибо смею вас уверить, что если бы не провокации буферов и земцев, то японцы под давлением наших сил ушли бы отовсюду, как ушли из Амурской области и Николаевска»

 

«Иркутск - Янсону. Копия Москва - Ленину.

...Вы своим буфером предали всю Красную Армию Дальнего Востока».

 

Возможно, если бы Тряпицын только ограничился обменом «любезностями» с партаппаратом ЦК ВКПб телеграммами, ему бы и простили не понимание политического вопроса, а в будущем наставили на путь истинный, но он свою идею против строительства буферного государства понёс в массы.

 

Для чего он оставил дом и отправился на окраины страны? Вовсе не для того чтобы японцы вольготно себя чувствовали на Российской земле, а для того чтобы установить Советскую власть и изгнать непрошеных гостей.

 

Именно своей непримиримой борьбой с японцами он обрёл сторонников среди простого народа, готовых идти за ним. Тряпицын понимал - пойти на компромисс и признать буфер, значит предать общенародное дело. Поэтому, молодой командир убедил соратников не идти ни на какие уступки. Его действия нашли полное одобрение и среди николаевских большевиков.

 

Их лидер Отто Ауссем писал в своих воспоминаниях: «Был даже избран президиум в лице председателя областкома Ауссема и секретаря Германа Гапоненко... Первый же вопрос, которым занялся комитет, заключался в том, как бы связаться с сибирским и московским центрами РКП для получения инструкций и информации.

 

Особенно волновал нас вопрос об отношении к краснощековскому плану создания демократической республики ДВР, в котором мы, как и наш анархический штаб, видели измену советскому делу». Заручившись поддержкой в облисполкоме Тряпицын создал и распространил совместное обращение:

 

«Обращение к трудовому населению низовьев Амура».

 

«Нас уверяют, что Советская Россия нашла необходимым организовать буферное государство на Дальнем Востоке. Что же такое буферное государство и для кого оно нужно? Буферное государство должно служить буфером или, иначе говоря, преграждением между Советской Россией и Японией.

 

 

 

 

 

Помните, товарищи, что вся Россия находится под властью Советов и недалек тот час, когда к нам придут Советские войска и помогут освободиться от непрошеных господ японцев. Горе тогда тому, кто душой был на стороне японского земства и поддерживал его».

 

Брошенный николаевцами вызов поддержали Охотское побережье и Камчатка. Вот телеграмма из Охотска с протестом против предательской работы земцев и соглашателей:

 

«Первомайское собрание всех трудящихся Охотска, приисков и его окрестностей, решило не признавать буферного государства, фактически выливающегося на Дальнем Востоке в японо-белогвардейскую оккупацию. Собрание находит совершенно ненужными указания владивостокских и хабаровских центров, ибо это является лишь издевательством, если не сказать больше.

Рабочие и крестьяне считают, что оккупация Японией Дальнего Востока неизбежна и вызывается вовсе не какими-либо «недоразумениями», и никакая дипломатия не предотвратит её. Пусть мы остались одиноки, пусть, согласно словам Уполинотдела Янсона, от нас отказалась Советская власть, но мы решили не опускать руки, не бросать идеи рабочего люда, мы уверены, что недалек час освобождения, ибо буржуазия бьется в последней агонии».

 

Неповиновение одиночки, в своём патриотическом порыве, грозило перерости в коллективный бунт против политики центральной власти, и с этим надо было срочно что-то делать.

 

Как поступить с Тряпицыным, до этого в период партизанской борьбы за власть Советов, активно сотрудничавшего с коммунистами, а теперь из-за «буферной политики» назвавшего их предателями трудового народа, но по сути правого, они не знали.

 

Выяснилось - политик из Тряпицына совсем никудышный, школу Макиавели пройти не успел.

 

Скажите, пожалуйста, кому нужны в закулисной борьбе прямота, честность и стремление к справедливости? Товарищ, смотреть надо шире! Здесь другая беспринципная тройка в чести: расчёт, хитрость, коварство.

 

Тряпицын же, со своим подходом к буферной идее стал помехой для реализации хитросплетённых планов, нажил себе в лице ВКПб непримиримых врагов и конфликт со сторонниками этой идеи, причём в своих же рядах, стал неизбежен.

 

В их глазах он уже не «храбрый защитник диктатуры пролетариата против черных банд и японских милитаристов», а какой-то зарвавшийся анархистишка, мешающий проводить мудрую политику, мутящий воду и сбивающий народ с пути истинного. Что же с ним делать? Нужен только повод. И он вскоре представился.

 

В конце апреля - начале мая 1920 года обстановка в низовьях Амура день ото дня становилась все напряженнее и сложнее.

 

Сергей Тимофеев,

Санкт-Петербург.

(Продолжение «Нижнеамурская голгофа. Поиски истины» следует)